Мартин Кукучин - Дом под горой

— Ну как, по-твоему? Как ты его находишь?

— Я уверен, что тут нужен доктор. И как можно скорее. Видите, он уже заговаривается… Неладно дело.

— Ах, Нико! Что же это с ним? Утром еще совсем был здоров, и вот на тебе…

— Может, это и пустяки. В сущности, что тут может быть? Видно, что боли у него нет. Но все-таки надо сделать так, как велит долг. Я могу привести врача, если вы не возражаете.

— Делай, как знаешь. Что я могу, несчастная? Хоть бы дети все дома были, если что…

— Ох, тетя Бонина! Что вам в голову приходит! Я думаю — хорошо бы мама подготовила дядю к приходу врача…

— Все, что ты считаешь нужным… Видишь, в каком я состоянии! Никого у меня нет, кроме вас…

Она заплакала, тяжело вздыхая. Да и Нико нелегко: горе этой женщины трогает его до глубины души. Надвинув шляпу на брови, он побежал за доктором, разряжая свое смятение ворчаньем:

— Господи, что за сумасшедшие люди! Сколько сложностей из-за простой вещи — доктора позвать… А что было бы, если б дядя Илия серьезно заболел?

Доктора он дома не застал. Его жена сообщила, что у него какая-то «комиссия» и он вряд ли сегодня вернется. Наверное, неотложный случай где-нибудь в деревне… То ли мужики побились — ведь сейчас сбор урожая, — то ли трудные роды. Она никогда не вмешивается в дела мужа, особенно касающиеся его практики. Ждет она его завтра, не позже обеда, а раньше едва ли. Нико спросил только, в какую деревню мог он уехать, и, настрочив записку, отдал работнику Юре, велев ему оседлать Руменко и привезти доктора — если уж не раньше, то хотя бы завтра утром.

В эту ночь, сидя у постели больного и слушая его связные и бессвязные речи, Нико пережил немало тяжелых минут. Бонина была в отчаянии. Доктора она готова была уже не только принять, а руки-ноги ему целовать. Ей кажется — все пошло бы совсем по-другому, если б был тут доктор, раскачивался бы на своих длинных ногах да поправлял пенсне… Даже его «moglo bi se i ne bi se moglo» кажется теперь Бонине чем-то чрезвычайно нужным, вроде таинственного заклинания, отгоняющего беду…

Доктор явился рано утром. Юре разбудил его на рассвете, посадил на Руменко и препроводил в город, прямиком в дом Зорковича. Больной спал — и, как обычно бывает, когда приходит врач, «теперь ему намного лучше». Доктор отправился домой, сказав, что вернется, когда проснется пациент.

Бонина ободрилась при виде того, как спокойно и тихо спит муж. Ее ночные страхи кажутся ей теперь преувеличенными, смехотворными. Она даже отправила работников собирать виноград, решив лично присматривать за работами на прессе и в подвале.

Вместе с доктором пришел Нико.

— Извините, доктор, что я принимаю вас в постели! — бодро встретил их пациент. — Разленился я что-то, заспался вот… Пить хочется — дай мне, Бонина, воды, только холодной, холодной!

— Он всегда пьет воду перед кофе! — радуется Бонина тому, что муж не забыл своей привычки.

«Это добрый признак», — думает она. Врач осмотрел больного, особенно долго выслушивая и выстукивая правую сторону груди. Бонина так и впилась глазами в его лицо, стараясь угадать, что он думает. Но лицо врача невозмутимо, не выдает ничего — ни удивления, ни опаски.

«Господи, что за человек! — с горечью думает Бонина. — Считается приятелем, и вот — будто камень бесчувственный!»

Врач смерил больному температуру, градусник сунул в футляр, завинтил аккуратно и убрал к себе в карман. С часами в руке посчитал пульс. Под конец принялся мыть руки, да так основательно, будто не мыл их с сотворения мира. Оглянувшись, он остановил затем взгляд на хозяйке дома, сгоравшей от нетерпения.

— Господин Зоркович немного простудился, и ему надо полежать. Опасного ничего нет. Простуда пройдет без последствий. Несколько дней — и все будет по-прежнему. На грудь в тех местах, где его давит и покалывает, положим горчичники. Немножко пощиплет, но надо потерпеть. Я приготовлю отвар, будете давать ему по ложке через два часа… конечно, исключая ночное время, да и те дневные часы, когда он будет спать. Тихий, спокойный сон полезнее всяких отваров и бальзамов. Пищу давайте ему легкую: суп, молоко, кофе. Больше пить: лимонад, воду, вино, прошек. Ну вот, кажется, все. Главное — покой, и тем более — не пугаться по пустякам.

— Ага-кхм, — покашливая, согласился пациент. — Я того же мнения. Пугаться нечего! Мы, конечно, выполним все ваши распоряжения. Для больного я признаю только один закон — предписание врача.

— И прекрасно, — поклонился доктор. — Так мы легко договоримся. Одно удовольствие иметь таких пациентов…

— О, я буду хорошим пациентом. Хотя, с другой стороны, я, признаться, предпочел бы не быть пациентом вообще. Но ничего, Бонина, запомни, что сказал доктор. А то я забывчив.

— И как можно меньше разговаривать, — добавил врач, прикладывая палец к губам.

«Да он очень разумные вещи говорит, — думает Бонина, глядя на доктора, — а я-то считала его невеждой…»

Совсем другим человеком явился ей теперь доктор, словно из старой оболочки вылупилось какое-то новое существо. Словно вырос этот человек до высоты неизмеримой… Есть в нем что-то сверхъестественное; какое-то могущество, повелевающее силами природы, таинственными, загадочными. Много отдала бы Бонина, чтоб дозволено ей было заглянуть в его мысли и в душу; узнать, чего он опасается, чего ожидает! Но лицо у него такое холодное, безразличное…

Доктора проводили с многими словами благодарности. Бонина вышла с ним на крыльцо. Доктор чувствует на себе ее вопрошающий, тревожный взгляд — таким взглядом люди просят высказать «все» и боятся этого «всего». Доктор пожал плечами, словно извиняясь за какую-то вину, и нехотя выронил:

— К сожалению, небольшая пневмония… Не было ли у него немного крови в мокроте? Ну вот, вы уже испугались! — перебил он себя, когда Бонина всплеснула руками. — Бывают и более тяжелые случаи, и все-таки выздоравливают…

— Ах, боже, что же это будет? — простонала Бонина, прислоняясь к степе.

— Ну, ну, не надо так. В конце концов, что же я — сказал то, что обязан был сказать. Из моих слов вы никак не могли вывести заключение, что опасность велика…

— Но я-то ведь знаю вас, вашу деликатность! Вы говорите только то, что считаете возможным сказать, остальное скрываете… Я-то знаю, что мне заключить по вашим словам! Знаю — плохо, ой плохо дело…

— Этого я не говорил! — покраснев от раздражения, воскликнул доктор. — И в мыслях у меня не было! Вы ошибаетесь. Вы слишком встревожены, без всяких причин и оснований…

По дороге домой доктору предстояло выдержать еще один допрос, на сей раз со стороны Нико, но тут он уже чувствовал себя тверже. Вытер потный лоб, сознавая, что худшее позади, теперь перед ним мужчина с более крепкими нервами. Нико он объяснил все более подробно. Признав, что воспаление легких у Зорковича совершенно обычное, в типичном месте, доктор все же указал на некоторые моменты, возбуждающие опасения.