Бана - Кадамбари

Сойдя с коня, он сел в кресло, тотчас же принесенное встретившими его слугами, снял кольчугу и платье, предназначенное для верховой езды, и, нежась под ветерком реющих над ним опахал, немного отдохнул. Затем он пошел в купальню, где стояли сотни серебряных и золотых кувшинов с водою, а посреди них — золотая ванна. Когда он закончил купание, ему вытерли тело чистыми простынями, повязали на голову шелковый тюрбан, надели платье, и, помолившись богам, он проследовал в комнату для туалета. Там присланные царем дворцовые слуги во главе со старшим привратником, рабыни Виласавати под водительством Кулавардханы и служанки гарема, которых отрядили жены и наложницы Тарапиды, поднесли ему благовонные мази, венки, одежду и всевозможные украшения, сложенные в ларцы. Взяв все это в должном порядке, он сначала своими руками натер мазью Вайшампаяну, затем совершил собственный туалет и, раздав по заслугам каждому, кто был рядом, венки и мази, одежду и украшения, направился в обеденный зал, который сиял тысячами драгоценных сосудов и чаш, словно осеннее небо звездами.

Там, сев на скамью, покрытую вдвое сложенным ковром, и посадив рядом с собою Вайшампаяну, который неустанно восхвалял его доблесть, он приступил к трапезе. А поодаль, каждый на своем месте, уселись царевичи и услужали ему с тем большим усердием, что чувствовали его особую к себе милость, особенно когда он говорил: «Это дайте такому-то, а это — тому-то». Покончив с едой, он ополоснул рот, взял бетель и, немного отдохнув, пошел к Индраюдхе. Он побыл подле него какое-то время и побеседовал о его достоинствах. Всем сердцем привязанный к Индраюдхе, он сам — хотя поблизости было немало слуг — насыпал ему зерна в кормушку и только потом удалился. И в том же порядке, как накануне, он по очереди посетил царя и родичей, а затем возвратился к себе во дворец и лег спать.

На следующий день рано утром к нему явился дворецкий по имени Кайласа, которого царь, высоко ценя, поставил во главе гарема, а за ним следовала девушка, цветущая первым цветом молодости. Гордая своим пребыванием в царском дворце, но сохранившая скромность, только что обретшая юную прелесть, одетая в платье ярко-красного цвета, она казалась восточным пределом неба, залитым утренним солнцем. Сиянием своего тела, розовым, как прибрежный песок, она словно бы наполняла комнаты рекой сладостной амриты. Она походила на лунный свет, который в страхе быть выпитым Раху {190} 190 …лунный свет ‹…› в страхе быть выпитым Раху… — См. примеч. 12. покинул серп месяца и спустился на землю. Она казалась воплощением богини — хранительницы царского дворца. На ее ногах, похожих на лотосы, звенели, словно бы подражая гусиным выкрикам, драгоценные браслеты. Вокруг ее талии повязан был восхитительный золотой пояс. Ее грудь была круглой и не слишком высокой. При каждом движении ее рук-лиан ногти на ее пальцах излучали такой блеск, что казалось, она потоком сияния изливает наружу свою красоту. Ее тело купалось в лучах света, которые во все стороны отбрасывали ее ожерелья, и она казалась второй Лакшми, восставшей из Молочного океана. Ее нижняя губка потемнела от жевания бетеля. Ее нос был приятной формы, ровный и прямой. Ее глаза были светлыми, как распустившийся лотос. На ее щеки падали блики от длинных драгоценных серег, и казалось, что это свисают вниз листья с цветочных веток, заложенных за ее уши. Ее лоб был украшен тилакой, нанесенной серой, неяркой сандаловой мазью. Высокого роста, с гибкими руками, она походила на рощу, поросшую лианами. Радуя взор своей царственной статью, она походила на царскую славу сына Радхи {191} 191 …на царскую славу сына Радхи. — Имеется в виду герой «Махабхараты» Карна, рожденный вне брака царицей Кунти и воспитанный колесничим Адхиратхой и его женой Радхой, которую считал своей матерью. Глава рода кауравов Дурьодхана помазал Карну на царство в стране Анга. . Ведомая верным дворецким, она походила на вечную веду. Блистая стройностью стана, она походила на строгий храм. В лучах серебристых серег, она походила на серп луны.

Кайласа приблизился к Чандрапиде, поклонился ему, коснувшись рукою пола, и сказал: «Царевич, великая царица Виласавати посылает тебе такое послание: „Эта девушка по имени Патралекха — дочь владыки кулутов. Захватив его столицу, великий царь вместе с другими пленниками привез ее сюда еще девочкой и поместил среди служанок гарема. С тех пор я ее воспитывала и заботилась как о собственной дочери, ибо почувствовала к ней расположение и помнила, что она царевна, оставшаяся без покровителя. Теперь я посылаю ее тебе и полагаю, что она достойна стать хранительницей твоего ларца с бетелем. Ты — да суждена тебе долгая жизнь! — не считай ее обыкновенной служанкой, но обходись с ней ласково, как с ребенком, смотри на нее как на свою питомицу и оберегай ее от необдуманных поступков, как ты оберегаешь от них свой разум. Ты можешь, как друга, посвящать ее во все твои дела, требующие доверия. За долгие годы мои любовь и привязанность к ней укрепились, и сердце мое прилепилось к ней, как к дочери. Она заслуживает обхождения, подобающего ее высокому царскому роду, ты сам оценишь ее воспитанность, и я не сомневаюсь, что за немногие дни она приобретет твое благоволение. Я говорю об этом потому, что ты еще не знаешь ее характера, я же с течением времени люблю ее все сильней и сильней. Во всяком случае царевичу следует позаботиться, чтобы она навсегда осталась верной его служанкой“». Когда Кайласа кончил говорить, Чандрапида долго, не отводя глаз, смотрел на Патралекху, склонившуюся перед ним в глубоком поклоне, а затем отпустил дворецкого со словами: «Да будет так, как повелевает матушка!» Патралекха же, как только увидела царевича, почувствовала горячее желание преданно ему служить и с тех пор не покидала его ни днем, ни ночью, бодрствовал он или спал, стоял или сидел, гулял или оставался во дворце, словно была его тенью. Также и у Чандрапиды приязнь к ней возникла с первого взгляда и продолжала неуклонно расти. С каждым днем он проникался к ней все большей любовью и делился с ней, словно с собственным сердцем, всеми своими тайнами.

Спустя некоторое время царь Тарапида решил сделать Чандрапиду наследником царства и приказал своим слугам приготовить все необходимое для церемонии помазания. Однажды, когда день помазания был уже близок, Шуканаса, свидевшись с царевичем и желая, как ни был тот сведущ, сделать его еще более сведущим, обратился к нему с долгим наставлением:

«Чандрапида, сынок! Хотя ты знаешь все, что нужно знать, и изучил все науки, немало еще остается такого, что предстоит тебе постичь. Поистине, беспроглядна тьма невежества, сопутствующая юности, и она не рассеивается от лучей солнца, не растворяется в блеске драгоценных камней, не исчезает в сиянии светильников. Опьянение дарами Лакшми {192} 192 Опьянение дарами Лакшми… — Здесь и далее во всем поучении Шуканасы Лакшми, или Шри, рассматривается прежде всего как богиня царской власти. тяжело и не проходит с течением лет. Слепота власти губительна и не поддается лечению глазными мазями. Жар лихорадки гордыни изнурителен и не умеряется холодом. Безумие яда чувственных удовольствий опасно и не излечивается лекарствами и заговорами. Короста страстей заскорузла и не смягчается омовениями и притираниями. Сон сознания, навеянный царскими усладами, глубок и не кончается с наступлением утра. Власть, доставшаяся по рождению, беспечная юность, природная красота, богатырская сила — вот великие соблазны, вот цепь зла! Каждое из звеньев этой цепи — источник нечестивых деяний; что уж говорить о всех них вместе! В ранней юности разум обычно замаран и может быть очищен лишь прозрачной водой шастр. Глаза юношей, хотя и кажутся светлыми, затуманены страстями. И подобно тому как порыв ветра, поднимая столб пыли, уносит за собой сухой лист, страсть, пятная душу юноши, завлекает его сколь угодно далеко. Мираж наслаждений обманывает ланей чувств и непременно ввергает в беду. Человек, опьяненный наступившей юностью, вкушает всевозможные удовольствия, точно сахарную воду, и они кажутся ему все слаще и слаще. Безрассудная склонность к плотским радостям губит человека, уводя его на ложный путь, точно путника, потерявшего зрение.