Бана - Кадамбари

Таков ее нрав, злодейки, и если цари по воле судьбы хоть на мгновение прибегают к ее покровительству, они вступают на стезю порока и попадают в беду. Уже при помазании вода из священных кувшинов как бы смывает с них благородство; дым, клубящийся над жертвенником, как бы пятнает их сердце; острые стебли травы куши в руках жрецов как бы подрезают их выдержку; лента тюрбана на их голове как бы стирает предчувствие старости; широкий круг царского зонта как бы заслоняет ви́дение иного мира; веяние опахал как бы отметает в сторону искренность; взмахи жезлов как бы изгоняют добродетель; победный клич как бы заглушает доброе имя; колыхание знамен как бы сдувает с них честь.

Горе царям, которых пленяет власть, хотя ее презирают мудрые, хотя она неустойчива, как шея ослабевшей от усталости птицы, и озаряет лишь на мгновение, как огонек светлячка! Добиваясь крупицы успеха, они забывают о своем высоком роде, и, словно дурная кровь, безумствует в них пламя страстей, раздуваемое злыми деяниями. Ненасытной жаждой удовольствий их терзают собственные чувства, числом чуть ли не в несколько тысяч, хотя от природы их только пять. Их приводит в замешательство и сбивает с толку собственный разум, который кажется расколовшимся на тысячу частей, хотя на самом деле он только один. Они словно бы живут под несчастливыми звездами, повинуются оборотням, покорны дурным заклятиям, подвластны демонам, снедаемы лихорадкой, пожираемы чудовищами. Будто пораженные стрелами Камы, они извиваются в корчах; будто в жару лихорадки алчности, вертятся во все стороны; будто сбитые тяжелым ударом, не держатся на ногах; будто крабы, движутся вкривь и вкось; будто калеки, изувеченные собственным злодейством, нуждаются в чужой помощи. Они а трудом цедят слова, как если бы их губы вспухли от яда лжи. Своими взорами, опаленными страстью, они вызывают головную боль у близких, как пыльца с цветов семилиственницы. Подобно умирающим, они не узнают даже родичей. Как слепцы, страдающие от яркого света, они избегают смотреть на людей добродетельных. Как изваяния из воска, они не терпят пламени мудрости. Как разъяренные слоны на крепкой привязи, они прикованы к столбам своей гордыни и не слушают наставлений. Как безумцы, вкусившие отраву корыстолюбия, они все вокруг себя видят в золотом мареве. Как стрелы, пропитанные ядом, они готовы убивать, лишь только доверятся злодеям. Посылая войска, они повергают в прах даже дальние царства, точно сбивают палкой плоды на далеком дереве. Они манят своей красотой, но пагубны для людей, будто несозревшие ягоды. Их могущество ужасно, будто погребальный костер. Они видят не дальше собственного носа, будто люди, страдающие от близорукости. Их дома кишат негодяями, будто улей пчелами. Едва услышав их голос, пугаешься, как при грохоте кладбищенского барабана. Едва подумав о них, попадаешь в беду, как если бы совершил тягчайшее преступление. Изо дня в день накапливая богатства, они распухают от грехов, как от водянки. И в таком виде, став мишенью для тысяч стрел зла, они, сами того не сознавая, падают все ниже и ниже, точно капли воды с высоких стеблей травы.

Есть и другого рода цари. Восхвалениями, подобающими одним божествам, их сбивают с толку негодяи, искушенные в обмане, преследующие свою только выгоду, будто коршуны, охочие до чужого мяса, будто цапли в лотосовом пруду царского дворца. Посмеиваясь в глубине души, льстецы возводят пороки этих царей в достоинства и убеждают их, что игра в кости — приятный отдых, прелюбодеяние — свидетельство мудрости, охота — закалка для тела, пьянство — развлечение, леность — твердость духа, невнимание к жене — сдержанность, пренебрежение советами старших — независимость, потворство слугам — великодушие, пристрастие к танцам, пению, музыке и гетерам — приметы вкуса, любовь к злодейству — свойство широкой души, способность терпеть оскорбления — невозмутимость, своеволие — признак властности, презрение к богам — дерзновение, хвала придворных — истинная слава, поспешность — отвага, нежелание отличать добро от зла — беспристрастие. И цари, чей ум опьянен властью, думают в самоупоении, что все это правда. Будучи только смертными, они почитают себя более чем людьми, как если бы являли собой нечто сверхъестественное или были частицей божества, начинают вести себя как подобает одним небожителям и становятся всеобщим посмешищем. Они радуются, когда придворные ублажают их своим раболепием. В своем ослеплении они самодовольно воображают себя каким-либо богом и к паре своих рук мысленно добавляют еще две, как у Вишну, или грезят, что у них во лбу скрыт третий глаз, как у Шивы. Они полагают, что одним своим появлением оказывают людям великую милость, а одним только взглядом даруют отличие; беседу с собою они считают честью, свое приказание — подарком, свое касание — очищением от грехов. В лживой мании собственного величия они не молятся богам, не чтят брахманов, не уважают тех, кто достоин уважения, не хвалят тех, кто заслуживает похвалы, не приветствуют тех, кого нужно приветствовать, не поднимаются с места навстречу старшим. Они смеются над мудрецами за то, что те пренебрегают охотой за наслаждениями, называют болтовней, порожденной старческим слабоумием, советы учителей, недовольны наставлениями министров, видя в них недоверие к своей прозорливости, гневаются на тех, кто желает им блага. Тому, человеку радуются они всей душой, с тем разговаривают, того возвышают, с тем предпочитают проводить время, того благодетельствуют, того делают другом, к тому прислушиваются, того осыпают милостями, того высоко чтут, тому оказывают доверие, кто беспрестанно, днем и ночью, в умилении сложив руки, славит их, точно бога, и восхищается их величием. Да и что достойного в тех царях, для которых нет ничего выше книги Каутильи, состоящей по большей части из жестоких предписаний, чьи наставники — жрецы, закосневшие в магии, чьи советники — министры, искусные в обмане, кто предан Лакшми, соблазнившей и бросившей тысячи государей, кто прилежен в изучении науки насилия и готов расправиться даже с собственным братом, как бы искренне тот его ни любил!

Потому, царевич, исполняя долг государя, многотрудный из-за тысячи опасных и губительных соблазнов, исполняя его к тому же в столь юном возрасте, подверженном великим искушениям, ты должен поступать так, чтобы над тобою не смеялся народ, не осуждали люди добродетельные, не порицали наставники, не обижались друзья, не гневались мудрые. И старайся, чтобы тобою не пользовались негодяи, не прикрывались развратники, не обманывали мошенники, не соблазняли женщины; чтобы не издевалась над тобою удача, не заставляла пускаться в пляс гордыня, не сводила с ума любовь, не ослепляли чувства, не опрокидывала навзничь страсть, не сбивала с пути тяга к удовольствиям.