Бана - Кадамбари

Служанки поклонились Чандрапиде и расступились, давая ему дорогу, как если бы боялись, что их отражения отяготят ногти на его ногах, и он прошел под аркой, сооруженной из баньянового дерева, смазанного сандаловой мазью. На арке, будто флаги, развевались гирлянды лотосов, белели бутоны лотосов, похожие на колокольчики, реяли гроздья цветов синдхувары, похожие на опахала. С нее свисали венки из цветов жасмина и гвоздичного дерева. С похожими на жезлы стеблями лотосов в руках, ее охраняли стражницы, которые украсили себя убором из всевозможных цветов и словно бы воплощали в себе прелесть месяца мадху.

Пройдя арку, Чандрапида оглянулся по сторонам. То там, то здесь он видел игрушечные реки из сандалового сока с лесами из веток деревьев тамалы по берегам и с песчаными отмелями из пыльцы лотосов; видел охапки красных лотосов, разбросанных по земле, выкрашенной красным суриком, а над ними пропитанные влагой балдахины, с которых свисали красные опахала, изготовленные из бутонов цветов ничулы; видел хрустальные домики с прозрачными стенами, которые можно было обнаружить лишь на ощупь и которые были обрызганы соком кардамона; видел стайки механических павлинов на маковках фонтанов, сооруженных из стеблей лотоса, из которых, словно струи воды, летела пыльца цветов кадамбы и рядом с которыми зеленели лужайки из лепестков цветков шириши; видел хижины, выложенные листьями деревьев джамбу и опрыснутые манговым соком; видел пруды с золотыми лотосами, в которых купались стада игрушечных слоников; видел срубы колодцев с благоуханной водой, которые были сделаны из расплавленного золота и внутри которых виднелись водяные колеса с ободами из цветочных стеблей, спицами — из побегов лиан, ведрами — из листьев кетаки и веревками на ведрах, сплетенными из волокон лотоса; видел гряду искусственных облаков с нарисованной радугой, из которых падали капли дождя прямо на искусственных журавлей; видел нити жемчуга, свисающие в пруды с прохладной сандаловой водой, в которых свежие лепестки цветов малати казались гребнями волн, а желтые колосья ячменя — берегами; видел механические деревья, постоянно брызжущие большими каплями дождя и окруженные канавками для воды, сделанными из истолченного жемчуга; видел игрушечных птиц из листьев, которые, хлопая крыльями, все время вертелись и рассеивали мелкий дождик; видел качели, сооруженные из цветочных гирлянд, на которых, подобно колокольчикам, жужжали пчелы; видел золотые кувшины, в которых были высажены лотосы на высоких стеблях, прикрывавшие изнутри их горлышки своими листьями; видел зонты из гроздьев сплетенных цветов с рукоятками из веток дерева кадали, похожих на красивые бамбуковые трости; видел одежду, сшитую из лепестков лотоса и надушенную соком растертых вручную камфарных листьев, серьги из цветов жасмина, увлажненные соком плодов лавали, драгоценные чаши с освежающими напитками и реющие над ними опахала из листьев лотоса. И, любуясь этими и подобными им изделиями, которые приготовили слуги Кадамбари, чтобы госпожа чувствовала прохладу, Чандрапида прошел во внутренний покой Зимнего дома.

Здесь он оказался словно бы в сердце снежных Гималаев, или во дворце водных забав бога Варуны, или в месте рождения всех видов лунного диска, или в обители божеств сандаловых деревьев, или у истока всех лунных камней, или в жилище всех ночей месяца мадху, или в приюте всех дождливых сезонов года. Здесь горные реки нашли бы укрытие от летнего зноя, океаны — от жара Вадавы, тучи — от блеска молний, ночные лотосы — от света дня, тягостного из-за разлуки с луной, бог любви — от пламени третьего глаза Шивы. Сюда не заглядывали солнечные лучи, как если бы они опасались холодного касания тысяч фонтанных струй. Здесь дул ветерок, вздымая бесчисленные лепестки цветов кадамбы, как если бы у них от стужи поднялись вверх волоски. Здесь высились банановые деревья, чьи ветви трепетали от ветра, как если бы они дрожали от холода. Здесь воздух звенел от пчел, которые жужжали, опьяненные цветочным запахом, как если бы у них от мороза стучали зубы. Здесь изгибались лианы, сплошь усеянные пчелами, как если бы они были одеты в черное платье. Чандрапиде показалось, что и внутри него самого, и снаружи стужа как бы сгустилась холодными комьями, что сердце его превратилось в луну, чувства — в ночные лотосы, кожа — в лунный свет, разум — в луковку лотоса, что лучи солнца состоят из жемчуга, солнечный блеск — из сандаловой мази, ветер — из камфары, время — из воды, три мира — из снега.

В глубине Зимнего дома Чандрапида увидел Кадамбари, которую окружали подруги, подобно тому как в ущельях Гималаев божественную Гангу окружают малые реки. Она лежала на ложе из цветов под небольшим балдахином, опирающимся на стебли лотосов, а вокруг ложа по прорытой канавке бежал ручей из сока камфары. Подкравшись к Кадамбари с разных сторон, ее красоту словно бы желали похитить различные боги: всю в ожерельях, ножных и ручных браслетах, кольцах и поясках из стеблей лотоса, ее, казалось, опутал путами ревнивый Манматха; с пятном белой сандаловой мази на лбу, она казалась ласкаемой богом луны; со слезами на ресницах — целуемой в глаза Варуной; с тяжко вздыхающими устами — укушенной в губы Матаришваном; с телом, охваченным жаром, — стиснутой богом солнца; с сердцем, пылающим любовью, — прижатой к груди Агни; с кожей, покрытой потом, — в объятиях бога воды. Она совсем ослабела, как если бы каждая частица тела покинула ее и вместе с сердцем устремилась к ее возлюбленному. Все волоски на ее коже поднялись и, белые от высохшей сандаловой мази, казались лучиками света, которые отбрасывают жемчужины ее ожерелья. Вылетев из цветов в ее ушах, пчелы как бы из жалости обвевали ее щеки, усеянные каплями пота, ветерком своих крыльев. Из уголков ее глаз лился поток слез, словно бы она желала охладить уши, опаленные жужжанием пчел, роящихся в заложенных за уши цветах; и словно бы соорудив канавку для тока этих обильно льющихся слез, она украсила оба уха стеблями цветов белой кетаки. С кувшинов ее грудей от горестных вздохов соскользнуло платье, как если бы сияние ее тела попыталось вырваться прочь, устрашенное пылающим внутри него жаром. Ладонями рук она прикрывала груди, на которые падала тень от реющих над ней опахал, как если бы на них выросли крылья, на которых ей хотелось бы улететь к любимому. Она неустанно сжимала в ладонях прохладную куколку, выдолбленную изо льда, то и дело прикладывала к щекам фигурку, вылепленную из камфары, поминутно касалась ногами-лотосами статуэтки из сандаловой мази. Когда она изгибалась, ее лицо отражалось в зеркале груди, и казалось, она с любопытством вглядывается в свой собственный облик. Бутоны цветов в ее ушах, казалось, страстно целуют ее круглые щеки, принимая их за свое отражение. Жемчужины ее ожерелья, казалось, обнимают ее своими длинными лучами-руками, простертыми к ней в знак покорности и любви. Она словно бы принимала за месяц зеркало, лежащее у нее на груди, и заставляла его поклясться жизнью, что сегодня он не взойдет {294} 294 …заставляла его (месяц) поклясться жизнью, что сегодня он не взойдет. — Иначе он бы умножил ее страдания; см. примеч. 293. . Она протягивала вперед руку, отгораживая себя от запахов, идущих из сада, словно слониха, вытягивающая хобот навстречу опьяневшему от страсти слону. Ей было тягостно приближение быстрого, как антилопа, южного ветра, подобно тому как женщине, собравшейся в путь, тягостно дурное предзнаменование — встреча с антилопой {295} 295 …тягостно ‹…› встреча с антилопой… — Увидеть справа от себя антилопу считается дурным знаком. . Высоко вздымались кувшины ее грудей, белые от сандаловой мази и усыпанные цветами, и она казалась алтарем помазания бога любви, украшенным кувшинами с сандаловой водой и цветочными подношениями. Луны ее ягодиц, нежных, как лепестки лотоса, проступали сквозь прозрачное платье, и она казалась лотосовым озером неба, в котором сквозь прозрачный воздух просвечивает полная луна. От трепета страсти расцвела ее красота, и она казалась цветочным луком, трепещущим в руках бога любви. В прохладных ожерельях из жемчуга она казалась богиней месяца мадху, прогоняющей зиму. Томимая богом с цветочным луком, она казалась пчелой, томящейся по цветам. Хотя и умащенная прохладным сандалом, она страдала от любовного жара. Хотя и далекая от старости, она была обессилена страстью. Хотя и, как лотос, нежная, она жаждала касания снега {296} 296 …жаждала касания снега. — Поскольку холод умеряет любовный жар. В целом все описание Зимнего дома пронизано мотивами прохлады и влаги — традиционными, по индийскому поэтическому канону, средствами смягчения лихорадки любви. .