Бана - Кадамбари

Служанки, по мере того как приближался Чандрапида, одна за другой подходили к ней и сообщали, что вот-вот он появится, и казалось, что Кадамбари, хотя и оставалась безмолвной, вопрошает каждую трепещущим в волнении взглядом: «Скажи, это правда, что он идет? Ты видела его? Далеко ли он? Скоро ли будет?» Когда же она, прекраснобедрая, разглядела его собственными глазами, которые постепенно разгорались все более ярким светом, то, хотя он и был еще далеко, попыталась подняться с цветочного ложа ему навстречу, словно пойманная недавно слониха, которая рвется вон из стойла, пусть ноги у нее и стянуты путами. Казалось, что это жужжание пчел, которых привлек аромат цветов на ложе, побуждает ее встать против собственной воли. Она тщетно пыталась прикрыть грудь пологом лучей света от жемчужного ожерелья, принимая его за накидку, соскользнувшую из-за ее торопливости с плеч. Опершись левой рукой о драгоценный пол, она как бы просила поддержки у своего отражения в нем. Она словно бы сама приносила себя в жертву, окропляя голову каплями пота, которые падали с ее правой руки, когда она пыталась поправить ею растрепавшиеся волосы. Когда она приподняла ягодицы, три складки на ее животе переплелись друг с другом и дорожка волос намокла от пота) как будто безжалостный бог любви выжал из ее тела всю влагу. Из ее очей заструились слезы радости, такие прохладные, как если бы они были пропитаны сандаловой мазью, проникшей со лба сквозь кожу. Поток этих слез омыл ей щеки, серые от пыльцы цветов в ушах, как если бы она хотела сделать щеки прозрачными, дабы в них отразилось лицо любимого. Будто под бременем сандаловой пасты на лбу, она чуть-чуть опустила голову, и казалось, что своим долгим, немигающим взглядом она хотела притянуть к себе лицо Чандрапиды.

Чандрапида подошел, сначала приветствовал Махашвету, а затем со всей почтительностью склонился в глубоком поклоне перед Кадамбари. Кадамбари поклонилась ему в ответ и вновь опустилась на цветочное ложе. Привратница принесла для Чандрапиды золотой стул с ножками, усыпанными драгоценными камнями, но он отодвинул его в сторону и сел подле Кадамбари на пол. Тут Кеюрака указал Кадамбари на Патралекху и сказал: «Царевна, вот Патралекха, любимица божественного Чандрапиды и хранительница его ларца с бетелем». Взглянув на Патралекху, Кадамбари подумала: «Ах, велика благосклонность Праджапати к смертным женщинам!» И когда под любопытствующие взгляды слуг Патралекха почтительно поклонилась Кадамбари, та подозвала ее поближе и усадила рядом с собой. С первого взгляда она почувствовала к ней великое расположение и то и дело нежно касалась ее своей рукой-лотосом.

После того как было быстро покончено с положенными при приеме гостя церемониями, Чандрапида, заметив волнение дочери Читраратхи, подумал: «Поистине, сердце мое, наверное, совсем ослепло, если и теперь себе не доверяет. Ладно, попробую прибегнуть к потаенной речи» {297} 297 …попробую прибегнуть к потаенной речи. — То есть к речи, имеющей второй смысл. Так, заставивших окаменеть твое сердце — благодаря созвучию значит также: «отдавших твое сердце во власть Камы» (бога любви), у меня на сердце тот же камень — «Кама и у меня в сердце», готов отдать тебе свою руку — «готов стать твоим супругом», хочу быть рядом и припасть к твоим ногам — то есть «возлечь с тобою на ложе» и т. д. . И он сказал: «Божественная, я догадываюсь, в чем причина твоих страданий, вызвавшая эту жестокую лихорадку и заставившая окаменеть твое сердце. Поверь, прекрасная: у меня на сердце — тот же камень. Чтобы излечить тебя, я готов отдать тебе свою руку и вместе с нею свою жизнь. Когда ты лежишь на ложе из цветов и так томишься, я хочу быть рядом и припасть к твоим ногам, только бы тебя утешить. Твои руки-лианы стали такими тонкими, что с них спадают браслеты, а глаза похожи на завядшие красные лотосы, лишенные ласки солнца. И ты, и твои слуги, печалясь о тебе, сняли с себя все драгоценности, кроме жемчужных нитей беспрерывно текущих слез. Выбери же поскорей достойное тебя украшение, подобно девушке, выбирающей достойного жениха. Ведь лиана увядает без цветов и пчел, как юность блекнет без любви».

Как ни была простодушна юная Кадамбари, но, умудренная богом любви, она хорошо поняла скрытый смысл слов Чандрапиды. В растерянности, что ее желания так быстро сбываются, но не в силах побороть стыдливость, она хранила молчание и только, словно бы под предлогом, что рой пчел, привлеченный ароматом его дыхания, затеняет его лицо и мешает ей его видеть, озарила Чандрапиду светом своей улыбки. Тогда заговорила Мадалекха: «Что тебе ответить, царевич? Страдание тогда велико, когда его не выразить словами. Да и как не страдать Кадамбари, если томится ее сердце! Даже свежие бутоны лотосов опаляют ее огнем, даже лунный свет обжигает, как солнце. Разве ты не видишь, как терзает ее даже слабый ветерок от опахал, сплетенных из цветочных стеблей? Только надежда поддерживает в ней жизнь». В мыслях своих такой же ответ послала Чандрапиде и сама Кадамбари. А Чандрапида, чье сердце лукавые слова Мадалекхи оставили на качелях сомнения, долго разговаривал с Махашветой, и разговор их, полный искусных намеков, еще больше усилил его любовь. Но в конце концов он вынужден был его кончить и покинуть дворец Кадамбари, чтобы успеть возвратиться в свой лагерь.

Когда, выйдя из дворца, он садился на коня, к нему сзади подошел Кеюрака и сказал: «Божественный! Мадалекха поручила тебе передать: „Царевне Кадамбари с первого взгляда полюбилась Патралекха, и ей хотелось бы, чтобы она на время осталась у нее и возвратилась к царевичу позже. Выслушав, да повелевает божественный!“» На эту просьбу Чандрапида отвечал: «Достойна счастья и зависти Патралекха, снискавшая столь многотрудную благосклонность царевны! Пусть остается!» Так сказав, он поехал в свой лагерь. А когда он к нему подъезжал, то встретил знакомого гонца, прибывшего от Тарапиды. Глядя на гонца сияющими от радости глазами, он придержал коня и еще издали начал его расспрашивать: «Скорей говори, здоров ли отец и вся его свита, здоровы ли мать и другие жены гарема?» Гонец подъехал поближе и, поклонившись, отвечал: «Все здоровы твоею милостью». А затем вручил Чандрапиде два письма, которые царевич распечатал и, положив на голову гонца, стал читать: «Поклон тебе из Удджайини! Божественный Тарапида, чьи ноги-лотосы украшены коронами всех земных владык, преданный слуга Шивы и царь царей, приветствует Чандрапиду и целует его в голову, как целуют ее мириады лучей его царственного венца. Мы и все наши подданные благополучны. Однако уже прошло немало времени с тех пор, как ты уехал. Наше сердце полно желания видеть тебя. По тебе скучают царица и жены гарема. Поэтому день, когда ты прочтешь это письмо, должен стать днем твоего отъезда домой». То же прочел Чандрапида и во втором письме, посланном ему Шуканасой.