Мирослав Крлежа - Избранное

К а м е р д и н е р (входит встревоженный) . Bitte schön, Exzellenz, ich finde die Exzellenz nirgends! [359] Прошу прощения, ваше превосходительство, я нигде не могу найти ее превосходительство! (нем.) Их превосходительства нет в их комнате! Я не знаю, где они!

Г л е м б а й. Die gnädige Frau ist nicht in ihrem Zimmer? Und wo ist die Anita? Rufen Sie die Anita! Die Anita soll herkommen, sofort! Haben Sie mich verstanden? Die Anita her! Rasch! [360] Что? Госпожи нет в ее комнате? А где Анита? Позовите Аниту! Пусть Анита придет сейчас же! Вы поняли? Аниту сюда! Быстро! (нем.)

Беготня в коридоре. Слышны голоса и хлопанье дверей. Оклики и шаги. Глембай, собрав последние силы, встал, подошел к открытой двери, слушает, ждет. Снова приходит к а м е р д и н е р, за ним А н и т а; в этот момент появляется б а р о н е с с а К а с т е л л и, в прежнем вечернем туалете. Леоне с интересом оборачивается, ожидая, что будет.

Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Что такое? Что случилось? Что это за беготня? Зачем я вам понадобилась? Что такое, Глембай? Что случилось? Was ist dir denn? Du bist so furchtbar blass! [361] Что с тобой? Ты страшно бледен! (нем.)

Г л е м б а й. Und wo bist du? [362] Где ты была? (нем.)

Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Я? В саду. У меня болит голова, мигрень, draußen ist eine wunderbare Luft, so leicht zu atmen [363] В саду дивный воздух, так легко дышится (нем.) . , а моя мигрень…

Г л е м б а й. М-м-м-и-гре-е-ень? (Бормоча, шатается и падает.)

Б а р о н е с с а К а с т е л л и. Um Gottes Christi Willen! Was ist dir denn, Glembay? Eis, schnell Eis, bringen sie Eis! [364] Ради Иисуса Христа! Что с тобой, Глембай? Лед, скорее лед, принесите лед! (нем.)

Занавес.

Спальня банкира Глембая. Синяя комната с мебелью восьмидесятых годов, обитой синим плюшем, с полированными комодами в стиле Луи-Филиппа. В углу — высокая белая шведская печь. Слева — темнеет дверь, справа — открытое окно, в глубине — альков. В алькове на широкой французской кровати в стиле Луи-Филиппа лежит банкир Г л е м б а й, одетый в черное. Слева и справа от него на ночных столиках — по серебряному подсвечнику о девяти свечах. Альков задрапирован плюшевой портьерой, которая богатыми складками падает со старинного полированного карниза. В ногах банкира Глембая на скамеечке, обтянутой синим бархатом, в сосредоточенной молитве преклонила колени доминиканка — с е с т р а А н г е л и к а. На столе горит лампа под круглым абажуром матового стекла. Л е о н е сидит в бидермейеровском кресле рядом с кроватью в алькове и набрасывает углем посмертную маску отца. У круглого стола в креслах сидят старый illustrissimus Ф а б р и ц и, д о к т о р З и л ь б е р б р а н д т и д о к т о р А л ь т м а н. Рассвет. В середине действия раздается щебет птиц, постепенно нарастающий к финалу.

Слева д о к т о р П у б а Ф а б р и ц и, сидя на табурете, говорит по телефону.

П у б а. Да, это я! Франьо, пожалуйста, пойдите и осторожненько разбудите господина главного управляющего. Скажите ему, что я звонил, и передайте, но только осторожно, Франьо, что умер господин генеральный директор Глембай. Да! Сегодня утром, после трех! Удар. Да. Передайте, значит, господину главному управляющему и попросите его, чтобы он мне сразу же позвонил. Что? Да! Я здесь — по частному телефону банка Глембай! Так смотрите, Франьо: чтобы он мне сразу же позвонил! Чрезвычайно важно! До свидания.

Он ищет в книжке номера телефонов. Illustrissimus Фабрици стоит у входа в альков и смотрит на покойника.

Ф а б р и ц и. Der Sensenmann, der Sensenmann, der arbeitet präzis! Jawohl, der arbeitet vierundzwanzig Stunden täglich! [365] Старательно, старательно работает косарь! Еще бы, двадцать четыре часа в сутки! (нем.) А теперь придут эти оборванцы, воняющие по́том и луком, и понесут господина действительного статского советника его величества, как несут прочие тяжести — рояли и шкафы! Сначала их тяжелые шаги, их неуклюжие грубые башмаки на паркете, потом на ступенях — и поминай как звали.

Д - р А л ь т м а н. Глупо мы живем и глупо умираем! Меня уже давно мучает мысль — до чего наши похороны, в сущности, варварски-примитивны и пошлы! Эта мысль меня мучает уже давно! Вы обратили внимание на странную вещь: ведь наши покойники путь от дома до кладбища совершают в одиночестве, в полном одиночестве? В доме еще хоть слышится плач, люди еще причитают, кричат, искренне горюют; на кладбище похороны представляют собой не больше, чем спектакль, но само шествие, последняя прогулка мертвеца по городским улицам — это одинокая прогулка от постели до могилы. Всеми покинутые и одинокие, люди уходят из своего жилища в безвозвратное.

Ф а б р и ц и (отойдя от алькова) . Ja, das haben Sie sehr gut bemerkt, Herr Doktor! Bei den Leichenbegängnissen geht’s immer lustig zu! Das ist immer eine Art Vorstellung: [366] Да, это вы очень верно подметили, господин доктор! На похоронах всегда весело! Это всегда своего рода спектакль (нем.) . там говорят речи, горят факелы, люди идут под зонтами. Merkwürdig, bei Leichenbegängnissen sieht man immer Regenschirme! [367] Удивительно, на похоронах всегда видишь зонты! (нем.) И вот еще, haben Sie nicht bemerkt? [368] Вы не замечали? (нем.) Люди на похоронах всегда шутят! Alle Menschen erzählen Witze, sind geistreich! [369] Все шутят, острят! (нем.) И вы правы: настоящие похороны — это путь через город до могилы: hier auf diesem Wege ist der Mensch vollkommen allein! [370] На этом пути человек совершенно одинок! (нем.)

З и л ь б е р б р а н д т. Tod kann der Mensch nicht allein sein [371] Когда человек мертв, он не может быть одиноким (нем.) . , ваше превосходительство. Это совершенно атеистический взгляд, ваше превосходительство. Мертвецы не могут быть в одиночестве после своей субъективной смерти. В смерти человек сливается с конечной причиной всех вещей: как все воды возвращаются в океан, так и наша душа после смерти снова сливается с богом. Causa efficiens, formalis et finalis! [372] Причина творящая, формирующая и конечная! (лат.)

Д - р А л ь т м а н. Если бы вам довелось вскрыть хоть одну лягушку, вы бы не надоедали нам этим, дражайший Зильбербрандт. Своей дьяконской манерой вы мне иногда просто действуете на нервы. Смерть не что иное, как логическое превращение материи: органические субстанции распадаются на неорганические. Раз человек начал превращаться в углекислоту, аммиак и H 2O — все кончено! И, как вы говорите, он действительно вливается в океан, но только в виде H 2O.

З и л ь б е р б р а н д т. Логическое превращение материи! Будто материя нечто материальное, будто современный эмпириокритицизм (и махистов, и самих социал-демократов, если угодно) не опроверг эту догму о материи. Будто сейчас не подтверждаются, как никогда, слова: «Ipsa etiam materies, si quis intentus aspexerit, ex incorporeis qualitatibus copulatur!» [373] «И сама материя, если ее внимательно рассмотреть, состоит из бестелесных качеств!» (лат.)

Звонит телефон.

П у б а. Да, это я. Доктор Фабрици. Слуга покорный, господин главный управляющий. Извините меня, но — vis maior [374] Высшая сила (лат.) . . Да, господин главный управляющий. Совершенно внезапно: wie ein Blitzschlag! Jawohl! [375] Как удар грома! Да, да! (нем.) Нет, нет! Он был в прекрасном настроении, курил, да, выпил вчера два бокала шампанского, в порядке исключения. Да. Катастрофа наступила очень быстро, господин главный управляющий. Да, да. Алло! Да. Уже через несколько минут тут был доктор Альтман. Да. Уколы камфары. Но безуспешно. Агония была очень короткой, с очень маленькими передышками. Катастрофа. Да! Нет, нет! Он был наверху, в комнате для гостей, у Леоне. Они разговаривали, и вот в разговоре, вдруг, без всякой причины!.. Алло, алло! Простите! Господин главный управляющий, пожалуйста, извините, но я, как юридический представитель покойного, имею к вам один деловой вопрос: одиннадцатого, алло, одиннадцатого истекает срок векселя в Disconto Italiane — на семьдесят две тысячи долларов. Алло! Вы об этом не знаете? Да! Алло! Да, и вы заинтересованы. Генерал-директор Фридман об этом понятия не имеет. Он потерял голову! Нет! Покойный не оставил никаких указаний. Ничего. Абсолютно ничего. Хаос! Фридман ничего не знает. В Гамбурге, Фридман говорит, все покрыто. Алло! Да! Есть еще несколько — поменьше, да, но ни одного больше, чем на сто тысяч. Один на тысячу двести фунтов в Венском банковом объединении. Алло! Да, хорошо бы. Три дня назад, господин главный управляющий, я взял по его инициативе завещание от нотариуса. Не знаю. Кажется, для каких-то изменений. Ничего не знаю. Ключи от сейфа и письменного стола у меня. Да. Мне их передала баронесса, как только я пришел. Да. Я думаю, это было бы лучше всего. Я вызвал Фридмана и Радкая, ждем их с минуты на минуту. Пожалуйста, это очень важно! До свидания, господин главный управляющий! Честь имею!