Хуан Валера - Испанские повести рассказы

— Ну, Хосе, тебе как будто предстоит жеребьевка? — начал Хуан Луис.

На лице бедного козопаса изобразился ужас.

— Понимаешь, отец отказался меня выкупить, — чуть не плача, ответил он. — И на что батюшке столько денег?

— Разве у старика есть деньги? — спросил Хуан Луис.

— А то как же! Унций сто, а то и побольше. Ведь он весь барыш в золото превращает. А как помер дедушка, отец получил свою долю в чистом золоте.

— Где же он его припрятал? — не унимался охотник.

— Отцу невдомек, что я знаю, он меня дураком считает. Но я все-таки знаю! — расхохотался Хосе. — Доподлинно знаю! Как-то ночью батюшка думал, что он один, и выкопал ямку в полу под стенкой, у изголовья кровати. Положил в ямку деньги, а сверху прикрыл кирпичом, замазал и побелил. Теперь разве что колдун тайник разыщет. Так вот, раз отец не хочет меня выручить, я задам лататы. Башмаки износят, а меня не найдут.

— Только не вздумай бежать, Хосе, — откликнулся цирюльник. — Ну куда ты спрячешься? Тебя непременно найдут и отправят в каталажку, а оттуда — ружье в руки и в солдаты. Знаешь, мне ведь тоже жребий тянуть и если вытяну, придется в армию идти. Лбом стену не прошибешь. Зато потом, попозже, может представиться случай для побега.

Лицо пастуха просияло, когда он услышал, что Хуану Луису предстоит такая же печальная участь.

— А ты меня возьмешь с собой, когда побежишь? — спросил он.

— Ладно, — согласился цирюльник, — только обещай молчать, как пень. Обещаешь?

— Клянусь памятью матери! — воскликнул козопас.

Наступил день жеребьевки. И цирюльник и сын корчмаря — оба вытянули жребий и в числе других отправились в Севилью. Как и следовало ожидать, Хосе целиком подпал под власть Хуана Луиса, который совсем заездил его. Прошло несколько месяцев, и цирюльник решил бежать; он тщательно обдумал план, но только в последнюю минуту посвятил в него Хосе.

Итак, они бежали вдвоем по направлению к Хересу и, не доходя до города, углубились в Альгарские горы. К вечеру оба беглеца изрядно устали и проголодались. Хуан Луис послал Хосе попросить хлеба у знакомых пастухов, что тот и выполнил, слепо повинуясь товарищу.

— Когда стемнеет, — наказывал Хуан Луис, — и некого будет бояться, тебе надо пойти домой, рассказать все отцу и попросить у него денег, чтобы добраться до Гибралтара; там мы будем в безопасности, а работа для нас всегда найдется.

Но когда стемнело, Хуан Луис решил, что сам пойдет вместо Хосе; ему скорее удастся уговорить старика помочь сыну в беде, а Хосе своим появлением, пожалуй, только рассердит отца. Отправившись в путь, Хуан Луис вскоре, однако, вернулся и попросил у Хосе наваху — на тот случай, если ему придется отбиваться от собаки корчмаря; кроме ножа, он взял у Хосе платок, чтобы повязать голову. Хосе охотно дал приятелю и наваху и платок.

Спустя час Хуан Луис вернулся. Будь козопас посмышленее, он обратил бы внимание, каким изменившимся голосом принялся Хуан Луис рассказывать, что отец был неумолим и только с трудом согласился послать сыну его старую пастушескую одежду. Пусть же Хосе быстро переоденется и скроется в глубине гор: за ними наряжена погоня; и для большей безопасности им следует разойтись, — он, Хуан Луис, отправится в Португалию, где думает найти приют.

Над горами Ронды занялся розовый, напоенный ароматами день; так распускается свежий бутон на розовом кусте. Все вокруг пробуждалось, щебетали птицы, мычали коровы; в чистом воздухе разносился звон бубенцов, вливаясь в общую симфонию природы, — это запрягал лошадей и с благоговением крестился земледелец, готовясь приступить к тяжелому труду — сбору урожая в поле. Каждый крестьянин ждет не дождется, когда же наконец наступит великий день жатвы святого дара божия, хлеба насущного, молить о котором научил нас господь.

Дядюшка Бернардо с легким сердцем шел своей обычной твердой поступью к винограднику, где он нанялся сторожем; подойдя к корчме своего приятеля, он подивился, что ворота открыты настежь.

— Раненько поднялся старик. Что ж, я рад — как видно, у него сегодня ничего не болит.

Бернардо заглянул на кухню, — она была пуста.

— Старина! — громко крикнул Бернардо; но никто не отозвался, только послышался жалобный вой собаки.

Дядюшка Бернардо, как истый испанец, оставался невозмутимым при всех обстоятельствах — ни страх, ни иные переживания не имели над ним власти, все явления он воспринимал разумом в виде ясных и определенных понятий и не признавал смутных предчувствий, которые так часто предвосхищают и преувеличивают события. Но на этот раз впечатление заброшенности и могильная тишина, нарушаемая леденящим душу воем собаки, подействовали на него угнетающе. Он замер на месте и невольно огляделся.

— Иисус и Мария! — воскликнул потрясенный Бернардо, увидев на полу окровавленный нож. Бросившись вперед, он рывком открыл дверь и невольно попятился. Около пустой кровати лежал сброшенный на пол матрац, а из-под него виднелась рука в луже крови. Рядом сидела собака; при виде Бернардо она завыла еще протяжнее. Доски на кровати были раскиданы в разные стороны, а на полу поблескивал небольшой лом; рядом, под самой стенкой, зияла дыра; кругом валялся щебень, залитый кровью. Все это Бернардо охватил одним взглядом.

— Ограблен! — прошептал он. — Золото погубило его.

Подойдя к матрацу, он приподнял его за угол. Несчастный корчмарь лежал на спине; разорванная в предсмертной борьбе рубаха открывала огромную ножевую рану в животе. Кровь больше не лилась, и побелевшие края раны разверзлись, обнажая искромсанные внутренности жертвы; широко раскрытые глаза и рот, казалось, молили о помощи. Зловещая картина насильственной смерти, таинственного, загадочного преступления!

— Умер! Да простит господь его прегрешения! — прошептал Бернардо, опуская матрац на тело убитого. Когда несколько часов спустя молодой секретарь суда прибыл на место убийства и увидел мертвеца, ему стало дурно.

Прежде чем покинуть дом, дядюшка Бернардо накинул веревку на шею собаки и потащил ее с собой; выйдя во двор, он покрепче запер дверь корчмы и отправился в Херес сообщить властям о происшествии.

Из предварительного следствия и опроса свидетелей было установлено:

что корчмарь имел, по-видимому, порядочные сбережения: это подтверждалось пререканиями между отцом и сыном, который просил отца поставить вместо него рекрута; в разговорах с соседями Хосе утверждал, будто у старика хватит денег освободить его от военной службы, но старик это упорно отрицал;

что деньги, очевидно, лежали в тайнике, открытом в ночь убийства; знать о нем мог только сын;

что найденная в первой комнате окровавленная наваха принадлежала Хосе; это подтвердил оружейник, у которого Хосе купил ее перед уходом в армию;