Хуан Валера - Испанские повести рассказы

— Смерть им! Смерть! — закричали женщины, бросаясь вперед.

— Стойте! — крикнул Гарсиа де Паредес.

Толпа оцепенела: голос, взмах руки, выражение лица хозяина дома и зловещее молчание его гостей вселило ужас в испанцев, никак не ожидавших этого леденящего спокойствия.

— Незачем пускать в ход кинжалы… — продолжал аптекарь слабеющим голосом. — Я сделал больше вас всех для освобождения родины… Я прикинулся предателем… И вот, глядите!.. Двадцать офицеров… двадцать французских захватчиков. Не трогайте их… Все они отравлены!..

Крик ужаса и восторга вырвался из груди патриотов. Подбежав к французам, они увидели, что большинство из них уже мертво. Головы их поникли на стол, а пальцы протянутых рук судорожно застыли на рукоятках сабель.

Некоторые еще агонизировали.

— Да здравствует Гарсиа де Паредес! — закричали испанцы, окружая умирающего героя.

— Селедонио… опий кончился… Пошли за опием в Ла Корунью… — прошептал аптекарь; колени его подкосились, и он упал.

Лишь тогда патриоты Падрона поняли, что аптекарь тоже отравился.

Величественная, но страшная картина. Символ патриотизма и милосердия. Сидя на полу, женщины держали на руках Гарсиа де Паредеса; они осыпали его ласковыми словами и благословениями с таким же жаром, с каким еще недавно требовали его смерти. Мужчины с зажженными свечами стояли вокруг на коленях. А за темным столом остались мертвые и умирающие французы; то один, то другой с тяжелым стуком падал на пол.

При каждом предсмертном вздохе врага, при каждом падении тела лицо Гарсиа де Паредеса освещалось торжествующей улыбкой, пока не настал час и его смерти. Он погиб, оплакиваемый своими собратьями-патриотами.

Когда-нибудь в другой раз я расскажу о трагических событиях, предшествовавших вступлению французов в мавританский городок Гуадис, и тогда все узнают о том, как возмущенные жители убили местного коррехидора дона Франсиско Трухильо за то, что он не отважился выступить против наполеоновской армии, хотя в его распоряжении было около трехсот сограждан, вооруженных мушкетами, саблями, ножами и пращами.

Теперь же, стремясь лишь нарисовать картину того времени, когда произошла героическая история, о которой я собираюсь вам поведать, скажу, что гранадским капитан-генералом был его превосходительство сеньор граф дон Орасио Себастиани, как называли его «офранцуженные», а губернатором Гуадиса — генерал Годино, преемник командира 20-го драгунского полка сеньора Корвино, которому посчастливилось 16 февраля 1810 года занять этот город.

С того памятного дня прошло всего два месяца, но войска Наполеона хозяйничали с таким искусством, что этот постоянный очаг всевозможных восстаний и партизанской борьбы превратился в спокойнейшую заводь. Лишь изредка можно было увидеть, как на балконе старой консистории раскачивался труп повешенного патриота, и в рядах неприятеля все реже наблюдались таинственные потери , которые, как известно, были результатом склонности местных жителей, как, впрочем, и других испанцев, отправлять своих постояльцев в колодцы. Население привыкало объясняться на ломаном французском языке, и даже ребятишки, обращаясь к завоевателям, говорили: «Didon» [104] Искаженное французское dites-donc — скажите. , что безусловно свидетельствовало об успешном сближении французов с испанцами и давало надежду запиренейским гостям на объединение этих двух народов в недалеком будущем; бабушки наши уже танцевали (я хочу сказать бабушки внуков, чьи деды перешли на сторону французов, но слава богу, не мои бабушки)… уже танцевали, повторяю я, с офицерами — победителями при Маренго, Аустерлице и Ваграме. Случалось, что иная красотка, лишенная предрассудков, в модной узкой юбке и с высоким гребнем в волосах, благосклонно поглядывала на чужеземного гренадера, драгуна или гусара; судебный чиновники уже выправляли всякого рода документы, на коих рядом с гербом Фердинанда VII значилось: «Годно в дни правления, государя нашего дона Хосе Наполеона Первого»; уже питомцы Вольтера и Руссо удостаивали своим присутствием воскресные и праздничные обедни, хотя генералы и другие важные чины слушали их, как и подобает атеистам из высшего круга, развалясь в церковных креслах за алтарем и пуская дым из огромных трубок… (факт исторический); уже монахи обители святого Августина, святого Диего, святого Доминго и святого Франциска израсходовали все освященные облатки и очистили свои кельи под казармы для галлов; короче говоря, в этой старинной цитадели нехристей, которые некогда господствовали в Гуадисе милостью Аллаха и Магомета, пророка его, ныне воцарился порядок на варшавский лад [105] Намек на подавление восстания 1831 года в Варшаве, , и было провозглашено официальное веселье и энтузиазм под страхом смертной казни.

Вот при таких-то обстоятельствах и закрылись на замок ворота гуадисской бойни, ибо бить уже было нечего. Коровы, быки, телята, бараны, овцы, козы — весь скот округи был истреблен иноземными завоевателями, а вместе со скотом в дело пошли и окорока, грудинки, индюшки, цыплята, куры, голуби и кролики, собранные со всех дворов. Никогда еще человеческие существа не поглощали ежечасно, ежесекундно такого невиданного количества мяса!

Местное население, проявлявшее почти африканскую умеренность, питалось одними овощами в сыром, жареном или вареном виде… Но завоеватель нетерпеливо требовал мяса, много мяса, и притом свежего!..

Вот тут-то и вспомнил французский генерал, что Гуадис является округом, куда входит немало селений, и что большинство из них нужно еще покорить.

— Императорским орлим надлежит утвердиться повсеместно, — сказал он, обращаясь к солдатам. — Обойдите все окрестные города, села и дворы! Снесите им радостную весть о счастливом восшествии дона Хосе Первого на престол святого Фердинанда н приведите население к присяге, а на обратном пути прихватите с собой весь скот, который вам удастся найти в хлевах и загонах… Да здравствует император!

Получив приказ, десять — двенадцать колонн, численностью от ста до двухсот человек каждая, выступили в направлении маркизата Сонет, Гора и селений, расположенных на северном склоне Сьерры Невады.

По приступим прямо к событию, о котором, взявшись ныне за перо, мы намеревались поведать. Среди селений, безразличных к успехам цивилизации и прозябающих у подножия величественной, покрытой вечным снегом горы Муласен, особой известностью пользовался один поселок. Слава его гремела и гремит на целых двадцать миль в округе, что объясняется его арабским обликом, неукротимым нравом жителей, полудикими обычаями, а также другими особенностями, которые выявятся в ходе нашего рассказа. Это было селение Лапеса, прославившееся со времен войны против мавров; развалины старинного замка все еще напоминают об имени его отважного коменданта Бернардино де Вильяльта, достойного противника сторонников Абен-Умейи [106] Абен-Умейя — предводитель восстания мавров в царствование Филиппа II. .