Андре Моруа - История Англии

3. В начале XVII в. умы монархов уже не посещает римская и христианская мечта о Европейской империи. Сила национального государства становится единственной целью их усилий. Эта сила порой принимает различные формы. Во Франции и Испании центральная власть управляет через чиновников, которые опираются на солдат; в Англии местные органы власти Средних веков сохранили весь свой престиж. Тюдоры уважали парламент — связующее звено между королем и общественным мнением графств, городов и деревень. Генрих VIII воспользовался им, чтобы навязать стране религиозную реформу. Елизавета так усердно флиртовала со своим парламентом, что это позволило ему поверить в свою силу. В 1583 г., то есть на пике могущества королевы, сэр Томас Смит написал: «Самая высокая и самая абсолютная власть королевства Английского установлена парламентом, поскольку предполагается, что там представлен каждый англичанин, либо лично, либо по доверенности, от принца и вплоть до самого ничтожного человека Англии, так что одобрение парламента считается всеобщим одобрением». В конце правления Елизаветы парламент осознал свою силу, и критика действий короны, хоть и оставаясь почтительной, ясно показывала независимость и властность палаты общин.

4. Подобно тому как феодализм умер из-за собственных успехов, английская монархия вскоре будет ослаблена из-за тех самых благодеяний, которые окажет. Необычайное уважение, окружавшее Тюдоров, объясняется как собственными заслугами этой династии, так и воспоминаниями о несчастьях, которые предшествовали их воцарению. Но «когда опасность миновала, святого проклинают». Вскоре, ободренные внутренним порядком, который восстановила монархия, и внешней безопасностью, которую гарантировали одновременно новая морская мощь Англии и разобщенность Европы, сквайры и буржуазия попытаются навязать королям свою волю, выраженную парламентом. Корона и палата общин сыграют в Англии большую партию, ставкой в которой будет верховная власть; неосторожность новой династии отдаст победу парламенту.

©Александр Гузман

Потомки Генриетты, дочери Карла I, были отстранены от трона законом 1701 г. в пользу ветви от Елизаветы, дочери Якова I.

1. Трое Тюдоров стали национальными божествами. Им в угоду сменил религию их народ, духовенство и даже епископы. По одному их слову головы вельмож и министров покорно ложились на плаху. Их воле парламент порой противопоставлял смиренную укоризну, изредка ропот, но отказ — никогда. Мы уже показали, чем была движущая сила этого удивительного могущества: острой потребностью их подданных в крепкой власти после долгого периода анархии. Как у Генриха VII, так и у Елизаветы талант сидеть на троне и такт позволяли им предвидеть в большей части обстоятельств реакцию общественного мнения. И одно это согласие парадоксально наделило силой невооруженную монархию. «Если для охраны лодки, в которой мятежный вельможа или павший министр доставлялся в Тауэр, хватало одних только дворцовых бифитеров (beefeaters), то лишь потому, что лондонские подмастерья не пытались отбить у них этих узников». Ни государь, ни Тайный совет не могли принудить к повиновению пятимиллионное население, веками привыкшее хранить в своих домах оружие и имевшее опыт в обращении с мечом и луком. Со времени восшествия на престол Генриха VII власть Тюдоров была не военной, но психологической и сентиментальной. Этому долговременному успеху и добровольному подчинению английского народа предстояло породить у преемников Елизаветы опасные иллюзии.

2. В день смерти королевы (24 марта 1603) страной овладело великое беспокойство. По улицам Лондона ходили патрули. Моряки-протестанты покинули порты, чтобы остановить, если таковое случится, вторжение папистов из Фландрии. Но как только узнали, что кальвинист Яков VI собирается отбыть из своего Шотландского королевства, чтобы стать Яковом I Английским и объединить обе короны [25] Название Великобритания, обозначающее союз Англии, Шотландии и Уэльса, было в первый раз официально использовано в 1707 г., но писатели уже пользовались им задолго до этой даты. — Прим. авт. , спокойствие восстановилось. Вся поездка нового короля от границы до Лондона стала сплошным триумфом. Во всех деревнях звонили колокола; в городах восторженная толпа ожидала государя на рыночной площади; в замках Яков I, привыкший к шотландской бедности, восхищался великолепием празднеств. Правда, один из его поступков не понравился англичанам и насторожил их: игнорируя английские законы, он велел повесить без суда вора, схваченного его эскортом во время проезда. Но пока новый король не встретил настоящего сопротивления, он не мог исчерпать кредит доверия, оставленный ему в наследство предшественниками.

3. Ему было тридцать семь лет. Он отличался довольно нелепой наружностью и манерами, казался лишенным всякого достоинства и много говорил, хотя и с трудом, потому что язык заплетался у него во рту. Буффонство его речей часто заслоняло их суть, а они никогда не были ее лишены. Говорят, что, сделав Якова Стюарта преемником Елизаветы, англичане заменили мужскую натуру женской; и в самом деле, детство Якова I Стюарта прошло среди убийств и заговоров, и он ужасно боялся вооруженных людей. Его девизом было « Beati pacifici» («Блаженны миротворцы») . Он носил одежду со вшитыми стальными пластинами, чтобы уберечься от ударов кинжала, и от одного только вида шпаги становился больным. Он получил неплохое образование, но при этом был скорее интеллектуалом, чем по-настоящему умным. В своем скороспелом отрочестве он сочинял стихи, богословские трактаты и написал даже две книги, в которых изложил свои взгляды на политику: Basilikon Doron и True Law of Free Monarchies , где доказывал, что короли предназначены Богом править, а подданные — повиноваться. Так что король выше закона, хотя и должен подчиняться ему, дабы подать пример, кроме исключительных случаев, определять которые должен он сам.

4. Довольно высокомерная доктрина, но для Шотландии она годилась, чтобы держать в повиновении дерзкое и опасное духовенство. Яков I прибыл в Англию, опасно убежденный в своем превосходстве. Он искренне считал себя гениальным богословом, который принес заблудшим англичанам истину. О характере своих новых подданных он почти ничего не знал и не пытался их понять. Поэтому сразу же стал разглагольствовать в их собраниях, мямля, запинаясь, брызгая слюной и невольно забавляя аудиторию своим шотландским акцентом. Он-то ожидал, что его будут «превозносить до небес» за красноречие и эрудицию. Но он имел дело с народом, который не был расположен почтительно выслушивать резонера-чужестранца.