Анте Ковачич - В регистратуре

— Ты мне за это заплатишь, бандит! — выкрикивал он на бегу, когда был уже далеко от места происшествия.

— Пока что ты уже заплатил, у меня дубина крепкая, а прочее не твоя забота. Посмотрим, как ты ответишь перед судом, законом, богом и честными людьми! — ответил школяр Ивица, шагнув за порог, словно собирался гнать его дальше.

Вскоре, после того как шум и крики улеглись, по коридору тихо, на цыпочках прокрался камердир Жорж. Все вокруг него шло ходуном, но он упорно продвигался вперед, напрягая все силы, чтобы не промахнуться и не пройти мимо цели.

— Ха! Вот она! — пошарил он по стене руками, осторожно отворил дверь и вошел.

Ивица держал девушку за руки, ожидая, когда она придет в себя и расскажет, как сюда попала. От страха и потрясения она едва держалась на ногах и не могла вымолвить ни слова, только время от времени глубоко вздыхала, с любовью и благодарностью глядя на своего спасителя.

— А-а! — заговорил камердир. — Что здесь стряслось? Меня разбудил такой шум и гам, что я подумал, у моей Елуши чирей вскочил на ладони, вот она и бегает по корчме, вопит до умопомрачения. Что ты снова учудил, родич? Как ты тут очутился? Ведь мы вместе спать легли!

— Я, господин камердир, примчался сюда так же, как вы приползли! — махнул рукой Ивица. — Я услышал крик, плач, зов на помощь, а прибежав, спас невинность и честь этой несчастной девушки от хищных зверей, что сошлись в вашем порядочном доме.

— А-а-а! Зверье сошлось, зверье! — сник камердир. — Может, я что сдуру проболтал? — размышлял он, прижав указательный палец ко лбу, словно хотел вызвать в памяти смутное воспоминание, давнюю-давнюю мысль или картину, причем сам не мог понять, то ли она была наяву, то ли примерещилась. Может, он еще не проснулся, может, у него в голове помутилось, и он потерялся? — Дьявол бы все побрал! — бормотал он злобно и горько. — А что ж теперь? Я хочу сказать, что будет с этой девушкой? — закончил камердир, лениво зевнув и не глядя ни на Ивицу, ни на Аницу.

— Я вырвал ее из лап вампира! И этого для нас достаточно, уважаемый господин камердир! — ответил школяр Ивица, крепче сжимая руки девушки, она молча подалась к нему всем телом, вздрогнув от неожиданности, в эту минуту она узнала господина камердира, столько раз бывавшего в их родных горах.

— А вы, уважаемый родич, разве не узнаете эту девушку? Может, вспомните или догадаетесь, кто она и чья?

— Гм, гм, гм! Снова твои глупости, ярист? Откуда мне знать? И как я могу вспомнить? Ты думаешь, у меня память такая быстрая и ясная, как у вас; молодых? Мозги давно высохли! Что в них попало, тому уж на свет не выйти! Ключ потерялся, засовы да задвижки заржавели, дьявол бы все побрал!

— Так слушайте, — горько усмехнулся Ивица, с любовью и нежностью поглядев на девушку, — это дочь нашего соседа, коротыша Каноника, Аница! Неужели вы не помните маленькую шуструю девчурку, которой вы часто привозили гостинцы?

Камердир перекрестился, раскрыл глаза и подошел к девушке.

— Так ты дочь нашего соседа, коротыша Каноника? Ты? — И он погладил ее по голове. — Ты? Кто бы мог поверить? Да как ты сюда попала? В наш большой суматошный город? С кем? По какому делу? А эта проклятая старая сводня? Где и чем она заманила тебя в свои сети? Дьявол бы все побрал! У меня башка лопается, как маковка, когда сожмешь ее пальцами. Дьявол бы все побрал! Здесь нужен ум царя Соломона! Дьявол бы все побрал!

Все трое отправились в комнатушку школяра Ивицы и здесь то тихо, то бурно проговорили до самого утра. Они обсудили и разобрали все до мелочей, пока поняли, как судьба уготовила им такую ночь и такую встречу.

Когда рассвело, камердир принялся озабоченно ходить по комнате и размышлять, непрестанно почесывая затылок. Его охватило мрачное предчувствие: как только он выйдет от школяра Ивицы, быть беде! Он обмирал от страха перед госпожой Елушей. И все не решался выйти из комнаты.

— Дьявол бы все побрал! — наконец набрался он храбрости, взял шапку и осторожно протиснулся в дверь. Прежде всего он прошел в корчму, где ему в нос ударил такой тяжелый дух, что он трижды открывал дверь, хорошенько откашливался и вдыхал свежий, утренний воздух. Потом уселся за большой дубовый стол возле печи. Елуша все еще не показывалась. День на дворе, а она спит, такого за ней не водилось.

— Дьявол бы все побрал! Бабьи козни… Бабьи козни… — проворчал камердир, вяло зевнул, и сон сомкнул его усталые веки. Раздался оглушительный храп, из-за которого свирепая Елуша не раз выгоняла его из теплой постели в корчму, пусть там храпит и сопит… с ним рядом не уснуть…

Во сне он вскидывался, морщился, лицо его грустно, печально вытянулось, словно он вот-вот заплачет. Видно, пророческий гений шептал ему на ухо, что его вскоре ожидает, подготавливая таким образом к суровой яви.

Елуша ворвалась в корчму, окинула ее бешеным взглядом, подлетела к окнам и начала открывать одно за другим. В корчму хлынул свежий, холодный воздух. Елуша была вся расхристанная, в утреннем платье, которое не собиралась застегивать, от ее мощной голой груди, обдуваемой холодным воздухом, шел чуть заметный пар. Она отвернулась от окна и тут увидела своего муженька Жоржа. «Ха! Вот ты где, белый день на дворе, а он спит! Понятно, всю ночь не спал, науськивал своего босоногого школяра по-разбойничьи ворваться с дубиной в спальню мирных уважаемых людей! А потом? О, позор — и меня избил! Ох, как все болит, и спина, и бока! Теперь синяками пойдет мое белое тело! Нет, ты мне за это заплатишь! Погоди!» Она помчалась в кухню, схватила сломанное коромысло, которое забыл крестьянин, принесший на пробу вино. Камердир спал, положив голову на руки, лицом к печи, спиной к комнате. Дикая баба примчалась с коромыслом и принялась немилосердно лупить своего супруга. Он крепко спал и только после третьего или четвертого удара сообразил, что это не страшный сон, а горькая явь. Жорж проснулся и, обернувшись, выпучил глаза на свою супругу. Но она, ни о чем не спрашивая, колотила его почем зря.

— Ты что, спятила? — мрачно заорал Жорж, добавив какое-то старое камердирское проклятие. — Кобыла ты, жеребица чертова! — Он поднял дубовый стул, на котором сидел, и, защищаясь от внезапного нападения, замахнулся на свою нежную и кроткую женушку. — Вершит суд, не спрашивая, кто прав, кто виноват! Я не подбивал яриста путаться в ваши грязные делишки! Больше того, я крепко спал, когда он услышал стоны, крики и зов на помощь! — забубнил камердир плачущим голосом. — Слышишь, уймись, не то я этим стулом размозжу тебе голову и пусть меня сегодня же повесят!

— Вы только послушайте эту паршивую, старую клячу, послушайте только, как он оправдывается и выкручивается! Теперь я наверняка знаю, что ты один заварил эту чертову кашу, сам все выболтал, когда тебя и не спрашивали. А ты что думал, лимон выжатый, для тебя приготовили девушку, что пахнет лилиями? Ха-ха-ха! — И она снова принялась размахивать коромыслом, стараясь как-нибудь достать своего муженька. Но, надо сказать, камердир героически отбил атаку, даже разок зацепил стулом свою милую супругу по широким и плоским ляжкам, а в другой раз по соблазнительным рукам выше локтя, которые выпирали из открытого утреннего платья.