Анте Ковачич - В регистратуре

Ивица так и не закончил своего учения, но получил небольшую чиновничью должность и объявил Анице, что их мукам и страданиям пришел конец, что вскоре они повенчаются, но не в городе, а в родных горах, дома. Дело уладилось так, что второе оглашение будет в своем приходе. Коротыш Каноник теперь что ни день ходил к музыканту Йожице, они вместе пировали, ведь дом музыканта поднялся и расцвел еще со времен Лауры.

Йожицу и его достойную супругу неожиданное возвращение сына сперва привело в растерянность, но потом они пожали плечами: что посеешь, то и пожнешь, как постелешь, так и поспишь! Что поделаешь!

Ивице не давала покоя страшная угроза Лауры. Но всякий раз, когда его охватывали черные мысли, он смело, чтобы успокоить себя, встряхивал головой: «Нет, нет! Это ребячество! Мы повенчаемся в родном селе, никто ничего и не узнает, а потом возвратимся в город, и я буду беречь ее как зеницу ока. В городе легче укрыться от угроз этого исчадия ада, а ей несравненно труднее будет выполнить свое намерение на глазах у властей и закона».

Вопреки обычаям родных мест, свадьба началась не в доме коротыша Каноника. Как только священник закончил венчание, все собрались у музыканта Йожицы, в «храме» Лауры, который давно пустовал, но теперь, ради такого дня, был приведен в порядок и зажил новой жизнью.

В церковь молодые отправились на повозке, тихо и скромно. Даже деревенской музыки не было. Так же они возвратились обратно.

Сердце и душа Аницы были проникнуты мягким покоем, неизъяснимым блаженством и счастьем. Она только с нетерпением ждала окончания всех обрядов и минуты, когда они с милым Ивицей вернутся в город…

Странная боль сжимала Ивице грудь, все дрожало и разрывалось у него внутри от страшных предчувствий, а взгляд его омрачался мыслями и картинами, которые он сам не мог бы определить и высказать…

Вечером сваты и гости собрались в «храме», зазвенели гусли сельских музыкантов, раздалось громкое гудение баса Йожицы, но сегодня не он водил по нему смычком, а маленький смешной человечек с темным худым лицом, большими ушами и наголо остриженной головой, такой серьезный и сосредоточенный, что один его вид, когда он брался за бас, вызывал у всех громкий смех.

Коротыш Каноник с Дармоедом Йожицей представляли хозяев. Они обнялись перед всеми гостями, но оба казались углубленными в себя и задумчивыми, будто ко всему, что происходило, у них не лежало сердце.

Свадьба получилась не очень веселой, ведь молодых, Аницу и Ивицу, уже не считали своими. Односельчане стеснялись и не решались превратить торжество в обычную разудалую крестьянскую свадьбу. К тому же грустные мысли не покидали и родителей, и родственников. Коротыш Каноник, вертя вилкой, смотрел прямо перед собой. «Аница, Аница! Ну и чудеса! Сбежала из дому… И, гляди, с кем пошла плясать? Кто бы подумал! А Михо! Ох, ох!» — вздохнул про себя коротыш Каноник и словно окаменел.

А Йожица? Он все поглядывал то на негаданную сноху, то на сына. «Ну кем же он теперь будет? Священником — никогда, дело конченое. Судьей? Стряпчим? Но этого надо было добиваться раньше, до женитьбы! И как он связался с Аницей? Где они спознались? В той-то, по крайней мере, было что-то господское! Почему он не остался дома, почему отдал ее Михо? Ну, старый, у тебя уж ум за разум заходит, коли забыл, что та тварь Михо уморила… Ох, такое ведь могло случиться и с твоим Ивицей… Ух!.. Бррр!.. Лучше уж так! Кровь не вода!»

А добрая, тихая женушка Йожицы? Годы прижали ее к земле, согнули спину. Она все хлопотала, суетилась, крутилась вокруг печи и угощения, только время от времени украдкой взглядывала на сына и сноху. «Боже мой, сноха? Останься парень дома, в деревне, не переменись, не стань он ни господином, ни крестьянином, ладно бы! Пусть! Тогда она бы была сноха как сноха! А теперь! Напялила пестрые господские тряпки, ни тебе крестьянка, ни тебе барышня. Ох, ох, ох!» Мать Ивицы поджала губы и снова повернулась к печи, выкладывая на блюда лепешки и жареное мясо для гостей.

Так началась свадьба и так продолжалась, тускло и безрадостно. Гусли стонали, бас гудел, и все же застолье больше напоминало поминки, чем свадьбу. Подошла и полночь.

На дворе непроглядная тьма, ни зги не видно, словно весь мир превратился в царство смерти. Небо затянули зловещие черные тучи, готовые обрушиться на землю и накрыть ее сумраком вечной ночи. Кругом стояла мертвая тишина, все замерло, не слышно было дуновения ветерка во всей вселенной.

Как только поднялся тысяцкий, чтобы обратиться к сватам, засверкал огонь, загремели выстрелы из ружей и пистолетов, затопали и заржали кони, будто вся нечистая сила слетелась к дому Лауры и закружилась в ночном хороводе.

— Что такое? Кто это? — вскочил Ивица, и страшное предчувствие, томившее и мучившее его весь вечер, как бы взорвалось и осветило ярким пламенем всю его душу, он все понял.

В мгновенье ока стекла вылетели из окон, и в них показались грозные, зверские лица. Разбойники, вооруженные до зубов, ворвались в дом.

— Эй, к вам пожаловала атаманша Лара со своей шайкой! Может, школяр Ивица не знает ее? Может, не помнит, что она дала ему слово… Ха-ха-ха! — загремел зычный разбойничий голос. Перепуганные безоружные люди ничего не могли понять.

— Чего таращитесь? Мы бандиты и разбойники! — Тут Ивица узнал голос Лауры, хоть она и изменила его под мужской. — Мы пришли за невестой! Отдайте ее добром — и тогда не прольется ни одна капля крови! Жених меня хорошо понимает! Мы давно сговорились, что на свадьбе он отдаст мне свою невесту.

— Никогда! Молчи, блудница, молчи, дьяволица, я узнал тебя по голосу! Никогда! — вспыхнул жених, хватая со стола нож.

— Никогда! Никогда! — закричали в один голос коротыш Каноник и музыкант Йожица. Первый откуда-то вытащил топор, второй схватил железный рожон, и все трое бросились на разбойников.

— Никогда! Никогда! — кричали гости, мужчины и женщины, хватая все, что под руку попадалось.

— Никогда! Никогда! — подняла мать Ивицы полный горшок кипятку и выплеснула его в лицо разбойнику, оказавшемуся к ней ближе других.

— Ты мне за это заплатишь! — дико захрипел тот, схватил несчастную за горло и всадил в нее длинный нож.

— Ха-ха-ха! Давите этих червей, только невесту берегите! Она должна остаться живой и невредимой, она с нами завершит свою свадьбу! — разразилась издевательским хохотом атаманша Лара.

Загремели выстрелы, засверкали страшные разбойничьи ножи. Свет погас, все перемешалось. Плач, стоны, зов на помощь, словно в аду. Раздался женский вопль, рыдания и тут же смолкли, словно жертве заткнули рот.

— Мне нужна только она! Других не нужно! Пусть льется кровь, мертвецов не считать… А ты, школяр Ивица, если ты еще жив, знай и помни — Лаура сдержала слово!