Анте Ковачич - В регистратуре

Разбойники покинули поле битвы, вскочили на коней, а тот, что был выше всех, сел на своего арабского скакуна, держа в руках лишившуюся чувств, полумертвую Аницу. По холму Йожицы застучали копыта, пистолеты выстрелили еще раз, осветив непроглядную мглу смертоносным огнем, точно злые духи ночи и ведьмы превратились в огненных змей и саранчу, и все потонуло в кромешной тьме.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

«Кровавая свадьба», как позднее называли ее в народе и в легендах, которыми обросла эта история, действительно закончилась кровью и человеческими жертвами. Музыкант Йожица и коротыш Каноник погибли на месте. Мать Ивицы была смертельно ранена и покинула этот мир, не дотянув до утра. Из гостей и сватов не осталось никого, кто не получил бы ран или иных повреждений, Ивица был ранен в правое плечо, в ногу, его трясла лихорадка, его перенесли в старую избушку музыканта, а покойников положили в ряд в «храме». Страшная весть о «кровавой свадьбе» и разбойнице Ларе разнеслась далеко вокруг, всех повергнув в страх и трепет.

Спустя три дня в ближайшем лесу под дубом крестьяне нашли изуродованное тело Аницы. Среди прочих увечий люди с ужасом увидели, что рука палача отрубила ей груди. Это было делом атаманши Лары. Так в своих разбоях она уродовала женщин.

Недолго после этого атаманша Лара со своей разбойничьей шайкой буйствовала и убивала. Все больше ее злодеяния приводили людей в изумление, и наконец была назначена награда тому, кто выдаст ее властям живую или мертвую. Лауру выдали ее же сообщники. Приговор суда был краток и прост… Она пыталась многое утаить, но на очной ставке со свидетелем Ивицей Кичмановичем в неистовых слезах и рыданиях рассказала всю свою жизнь, открыла все преступления, злодейства и чудовищные замыслы. Но не назвала никого из своих сообщников, и ничто на свете не заставило ее это сделать.

Лауру приговорили к смерти… Расстреляли… На месте казни произошло чудо. Смертоносные пули били прямо в цель, а она стояла как мраморная статуя и даже не покачнулась. Грудь ее была открыта, но из нее не вытекло ни одной капли крови. Ее, холодную, неподвижную, бросили в могилу, выкопанную у самых ее ног.

Долго-долго ходили легенды и сказки о знаменитой разбойнице Ларе… Говорили, будто кто-то тайком выкопал и унес ее тело из одинокой могилы на месте, где ее казнили.

Ивица Кичманович перебирался из округа в округ на небольшие должности… Одинокий, мрачный, строгий и серьезный, он ни с кем не водил дружбы. Всем он был чужой, и ему все были чужие. Не было у него ни друзей, ни врагов, и он никому не был ни другом, ни врагом.

Прошло много-много лет, и, когда уже снег седины покрыл его голову, он был назначен регистратором.

Границы округов менялись и перемещались, как меняются законы и все порядки на земле. И вот так, из чужого округа в его регистратуру попало дело атаманши Лары. Ивица, бросив другие занятия, день и ночь перечитывал и изучал это страшное дело.

Вдруг им овладела сильная страсть к вину, в полном одиночестве он ходил из корчмы в корчму, превратился в алкоголика и вскоре допился до белой горячки.

Он совсем забросил службу, с начальством стал вспыльчив, дерзок, груб, а к сослуживцам совершенно нетерпим.

Наконец ему объявили об увольнении, назначили дисциплинарное расследование.

Тогда он пришел в себя…

«Вы не посмеете, нет, это жестоко! И без того «кровавая свадьба» лишила всякого смысла мою жизнь! Только несчастное тело еще держит и гонит меня по свету! Ничего не осталось! Прах, пепел, грязь! Но это мое, вы не можете отнять их у меня! Они не останутся в вашей власти, в ваших руках! Это мое!»

Он схватил толстое, затрепанное дело о судебном процессе разбойницы Лары и потянулся за своим дневником, лежащим в ящике регистраторского стола…

— Это мое и уйдет со мною! — бормотал он про себя, сидя в регистратуре.

Внезапно у него мелькнула мысль, лицо его вспыхнуло, он задрожал всем телом.

«Правильно! Хорошо! Прекрасно! Почему бы нам не покончить все разом, дети мои, друзья мои, мои братья! Ведь после «кровавой свадьбы» только с вами на всем белом свете я дружил, вел сердечные разговоры, вы развлекали меня, вы, вечно молчащие… Да, если кончать, то с вами вместе!»

В здании регистратуры воцарилась предвечерняя тишина. Все живое, что теснилось в многочисленных клетушках, оставило до завтра свои труды и вырвалось на свежий воздух… Только регистратор ждал, когда начнет темнеть…

Он запер дверь, еще раз осмотрел все комнаты, все углы и, убедившись, что нигде ни живой души, достал несколько бутылок какой-то жидкости и начал не спеша поливать ею дела. Он облил судебное дело разбойницы Лары и свой дневник, потом облил самого себя…

Глаза у него разгорелись, безумие и ярость разрывали все его существо.

— Почему я медлю? Чего ожидаю? Ах, как это будет прекрасно, божественно… Ха-ха-ха! Все-таки, Лаура, какая же ты была плутовка! Ах, Лаура!.. Лаура! — Он зажег свечу, швырнул ее в жидкость, в мгновенье ока вспыхнул огонь, страшное разрушительное пламя бушевало все сильнее, и вскоре регистратура превратилась в огромный костер.

Ничего не уцелело. Из пожарища вытащили почерневший, обугленный труп. После расследования и розыска исчезнувшего Ивицы Кичмановича пришли к заключению, что обугленное тело было телом несчастного регистратора, который еще при жизни страдал безумием, известным в медицине под названием «delirium tremens» [67] «белая горячка» (лат.) . .

Холмы, где жили музыкант Йожица и его сосед коротыш Каноник, давно опустели и казались вымершими. Потомки разобрали и растащили домишки и хозяйственные постройки, все разделили между собой, не оставили и кола от плетня, который говорил бы о том, что когда-то здесь жили люди… Терновником и бурьяном до пояса поросла земля, где стояли оба жилища.

Только «храм» еще смотрел в небо, вроде ночного пугала. Крыша прогнулась, разрушилась. Все, что было богатым и красивым, время изъело своими зубами, превратило в прах. «Проклятое это место, проклятое!» — говорили люди и так учили своих детей. И теперь еще в разбросанных по горам и долинам домишках не найдется ни одной души, которая отважилась бы после захода солнца подняться на эти холмы или приблизиться к развалинам рокового дома.

Перевод И. Лемаш.

Партия права сформировалась в конце шестидесятых годов, но особую популярность среди мелкой буржуазии, демократической интеллигенции, широких слоев трудящихся она приобретает в восьмидесятые годы, когда начинает активно выступать против национального неравноправия, против засилия австрийской и венгерской государственной верхушки и капитала, против налогового гнета. Название партии отражало ее борьбу за «историческое право» хорватов на объединение хорватских земель и их независимость.