Анте Ковачич - В регистратуре

— «Отнеси эти вещи моей родственнице». Пожалуй, она и вправду его родственница, — думал камердир, — а я всегда считал, что она исчезнет из нашего дома, как и все до нее, и на нашем горизонте взойдет новая звезда. А тут, гляди, родственница, и я носи ей новые подарки!.. Бог с ней… только вот Ивица погорел! Эх, бедный мой родич, Дармоед-музыкант! Что теперь с тобой будет? Позор на весь приход! Вот уж тарарам подымет коротыш Каноник, вихрем станет носиться по приходу, измываться над горемыкой музыкантом!

Постепенно в доме Мецената опять все вошло в старую колею. Господин камердир словно забыл о школяре Ивице, по вечерам часто собирал своих приятелей камердиров с их подружками. Лауру окружало небывалое уважение и почитание. О том происшествии никогда больше не говорилось ни слова. Так пролетело полгода.

Неожиданно камердир Жорж приуныл и то и дело задумчиво почесывал за ухом, будто его томили и угнетали тайные, тяжелые мысли… Меценат начал заметно слабеть, хиреть и недомогать. Слух об этом быстро разнесся по городу, и старый, украшенный очками служитель языческого бога Эскулапа стал появляться в доме сперва изредка, а потом все чаще и чаще. Он неодобрительно покачивал головой и без конца писал длинные рецепты по-латыни. Меценату столько раз пускали кровь — то пиявки ставили, то жилы открывали, что кожа его, обычно розовая, приняла мертвенно-бледный оттенок. Лаура не отходила от больного старика, сама давала ему лекарства и старалась, чтобы камердир Жорж бывал у Мецената как можно реже.

Однажды вечером, когда почти совсем стемнело, заревела буря, почернели земля и небо, и хлынул дождь, как из ведра, Лаура выпроводила камердира из покоев Мецената — пусть-де верный Жорж отдохнет, а у постели больного посидит она.

Благодетель впал в дремоту, язык его не слушался, сознание чуть теплилось.

Едва камердир спустился по лестнице в людскую, глаза Лауры блеснули, она взяла микстуру, налила половину рюмки, быстро достала хранившийся на груди пакетик и высыпала в микстуру желтоватый порошок, размешала перед свечой и тихо прошептала:

— Сегодня все должно кончиться! Еще это, а потом…

Меценат по-прежнему спал, из груди его вырывался страшный хрип. Спустя четверть часа после того, как Лаура приготовила свою смесь, она осторожно подошла к кровати и разбудила Мецената… Старик открыл угасающие глаза.

— Кто э-т-о?

— Надо лекарство принять, мой господин, — шепнула Лаура.

— Ле-кар-ство, д-дочь моя? Ах, все пустое! — отмахнулся больной исхудавшими руками.

Лаура вылила жидкость в серебряную ложку, старик проглотил ее в три приема и снова откинулся на подушки. Его тут же сморил тяжелый сон, и вскоре послышался прежний страшный хрип. Вначале он хрипел громко и часто, потом хрип усилился и тут же начал стихать, пока наконец не стало ни хрипа, ни дыхания. Воцарилась гробовая тишина. Лаура сидела в соседней комнате, подперев голову обеими руками, глубоко погруженная в мрачные мысли. Вдруг она вздрогнула, вскочила и напряженно прислушалась. Затем на цыпочках подошла к постели. На лице старика выступил холодный пот, глаза были закрыты. Лаура схватила его за руку и ощупала щеки и лоб, потом ноги, прижала ухо к груди:

— Готов! Пришел-таки и тебе конец, распутник! Все по справедливости, жить должны молодые, кто создай для жизни, для ее радостей и горестей! — Она вдруг пришла в волнение, отскочила от кровати, тревожно озираясь по сторонам. Потом опомнилась, снова подошла, достала из-под подушки, на которой покоилась неподвижная голова старика, ключи и начала не спеша отпирать всевозможные ящики в покоях Мецената, однако долго ее поиски ни к чему не приводили. Наконец в углу последней комнаты она споткнулась о какой-то сундучок. Его крышка едва возвышалась над уровнем пола. С большим трудом она отперла и подняла ее. Перед ней открылось множество отделений, которые уходили глубоко в пол и все были замкнуты. Как же их открыть? Лаура тщетно перепробовала все ключи. Тут у нее блеснула мысль: может быть, они отпираются тем же ключом, что и крышка? Так и оказалось. Она открывала одно за другим и отовсюду доставала деньги. Глаза у нее горели, как у тигра над пойманной добычей. Лицо исказила жуткая гримаса алчности. Наконец сундучок опустел, а на полу рядом с ней лежала гора мешочков. Лаура аккуратно заперла все отделения, крышку, вырвала зубами ключ из общей связки и спрятала его на груди, а потом, осторожно ступая, принялась в полной тьме переносить сокровища в свои покои.

Когда все было кончено, она взяла свечу, оставив старика в темноте, прикрыла дверь и спустилась по лестнице в людскую.

Здесь, навалясь на длинный стол, храпел камердир Жорж, рядом горела свеча и стояла почти до дна опустошенная кружка с вином.

— Жорж! Жорж! — позвала Лаура. Но он не шелохнулся. — Жорж! — тряхнула она его за плечи.

— А? Кто это? Что такое? — верный слуга подскочил так, что кружка опрокинулась.

— Ну, ну. Это я, господин камердир! Подите теперь вы, посидите возле милостивца. Он только что принял лекарство и велел прикрыть дверь спальни, может, ему удастся уснуть. Чтоб его не беспокоить, ждите в соседней комнате при свече, пока он не проснется, а я отдохну.

— А-ха-ха! — лениво зевнул камердир. — Господи, хоть бы он уже поправился! Покажу я завтра этому лекарю с оседланным носом! От его науки пользы, что от козла молока! Наши деревенские бабы давно бы уже покончили с этой хворью! Милостивец хорошо ест и пьет, ничего не делает, как же можно болеть так долго? Мне б такую жизнь, я б двести лет не умирал! Ох, ох! Ни одному лекарю на свете я не верю!

— Пошли, пошли! Припасите свои излияния на завтра и как следует отделайте этого старого болвана.

И они отправились в покои Мецената.

— Вот, — показала Лаура камердиру Жоржу кресло у маленького столика, — здесь и сидите. И свеча пусть горит. Дверь из спальни благодетеля я оставила приоткрытой, как только услышите его голос, тут же и войдете к нему!

— Да, да, да! Старому слуге не нужно так долго объяснять, как не нужно учить старого пса прыгать через забор, — заметил Жорж, усаживаясь в кресло.

Лаура еще раз взглянула на дверь спальни Мецената, потом на камердира и тихо, на цыпочках ушла в свои покои, плотно закрыв за собой дверь. Она не сразу легла, укладывала вещи и украденные деньги, потом погасила свет.

Камердир Жорж пялился на дверь в спальню Мецената, но веки у него сами собой опускались, как опускаются жалюзи на окнах.

— Ах, раз милостивец хорошо спит, это ему скорей поможет, чем лекарства всяких там чудодеев, вроде этого старого кривляки доктора. Завтра милостивцу будет куда лучше!

И господин камердир крепко уснул, храп, вылетавший из его мощной груди, был слышен даже на лестнице, ведущей в покои Мецената.