Эжен Сю - Зависть

Этот всадник был примерно в возрасте Фредерика, с красивым лицом и элегантными манерами. Он выказал столько обходительности и любезности, что мадам Бастьен, провожая его глазами, сказала наивно сыну:

- Невозможно быть более любезным и так великолепно держаться. Не так ли, Фредерик?

В тот момент, когда мадам Бастьен обратилась к сыну с этим вопросом, мимо проезжал маленький грум, сопровождавший юношу и сидевший, как и он, на превосходном чистопородном коне. Мальчик строго придерживался этикета и все время соблюдал между собой и хозяином дистанцию в двадцать пять шагов.

Мадам Бастьен рукой остановила мальчика.

- Не можете ли вы исполнить мою просьбу и назвать имя вашего хозяина? - поинтересовалась молодая женщина.

- Господин маркиз де Пон-Бриллан, - ответил грум с явственным английским акцентом.

Затем, видя, что хозяин перешел на рысь, мальчик поскакал за ним.

- Фредерик, - Мари повернулась к сыну, - ты слышал? Это маркиз де Пон-Бриллан. Ты не находишь, что он очарователен? Приятно видеть фортуну и благородство так хорошо представленными, не правда ли, мой мальчик? Быть таким важным господином и столь воспитанным - это все, чего можно желать… Но ты мне ничего не отвечаешь, Фредерик, Фредерик! - вдруг забеспокоилась мадам Бастьен, - что с тобой?

- Ничего, мама, - ответил тот ледяным тоном.

- Я хорошо вижу - с тобой что-то происходит. У тебя уже не такое лицо, как сейчас было. Кажется, ты страдаешь? Боже мой! Каким ты стал бледным!

- Это потому, что солнце спряталось, и я замерз…

- Тогда вернемся, вернемся скорее. Только бы твое самочувствие продолжало улучшаться!

- Я сомневаюсь, мама.

- Ты сомневаешься? С каким видом ты это говоришь!

- Я говорю то, что есть.

- Значит, тебе опять стало хуже?

- О, гораздо хуже, - ответил он с резкой горечью. - Полное повторение того, что я испытывал. Но это от холода, конечно…

И этот несчастный, бывший всегда ангельски добрым и обожавший свою мать, на этот раз почувствовал жестокую радость, увеличивая ее беспокойство.

Он мстил так за жестокую боль, причиненную похвалами, которыми Мари искренне осыпала Рауля де Пон-Бриллана.

Ревность, до того неведомая Фредерику, как и зависть, ожесточила его еще сильнее по отношению к молодому маркизу.

Мать и сын вернулись в дом - мадам Бастьен в беспримерной тревоге, Фредерик в мрачном молчании, думая с глухим бешенством о том, что он был уже готов признаться матери в постыдной тайне, от которой он краснел. И в этот момент она разразилась такими похвалами маркизу де Пон-Бриллану, к которому он питал ненависть и зависть.

При этом последнем кровоточащем ударе сын мадам Бастьен почувствовал еще большую подавленность - пассивная неприязнь, которую ему до этого внушал Рауль де Пон-Бриллан, превратилась в горячую, непреодолимую ненависть.

Городок Пон-Бриллан был расположен в нескольких лье от Блуа, неподалеку от Луары.

Место для гулянья, называемое Мэл и обсаженное тенистыми деревьями, окаймляло Пон-Бриллан на юге. Несколько домов было выстроено на левой стороне этого бульвара, где в ранние века проходили городские ярмарки.

В одном из этих домов жил доктор Дюфур.

Прошло несколько месяцев со времени описанных нами событий.

В начале ноября, в день Св. Губерта -покровителя охотников, праздные люди городка собрались на Мэл в четыре часа, чтобы присутствовать при проезде кортежа, иначе говоря, при возвращении с охоты маркиза де Пон-Бриллана, который с утра праздновал день Св. Губерта, затравив оленя в соседнем лесу. Для большей торжественности охотники должны были проехать с триумфом через Пон-Бриллан, чтобы вернуться в замок, носящий то же название. Внушительный силуэт его возвышался вдали.

Зеваки, начинавшие впадать в нетерпение от долгого ожидания, увидели, как у двери доктора Дюфура остановился скромный деревенский экипаж сомнительного цвета, в который был запряжен старый конь. Допотопная сбруя была там и тут скреплена веревками. Фредерик Бастьен первым вышел из экипажа, которым он правил, и подал руку матери, легко спустившейся с подножки.

Старый конь, чья мудрость была уже испытана, остался предоставленным самому себе, поводья ему закинули на шею, и Фредерик только отвел его немного от дома врача, куда мадам Бастьен и ее сын сразу вошли после этого.

Старик слуга провел их в салон, находившийся на первом этаже, окна которого выходили на место гуляния.

- Может ли нас принять господин доктор? - спросила мадам Бастьен слугу.

- Я думаю, да, мадам. Только сейчас он в компании своего друга, который живет здесь уже несколько дней и должен сегодня вечером уехать в Кант. Но все равно, я пойду извещу доктора, что вы здесь.

- Буду вам очень обязана, - ответила мадам Бастьен, оставаясь вдвоем с сыном.

Зависть, ожесточаемая ревностью (справедливые похвалы мадам Бастьен в адрес любезного и воспитанного маркиза не были забыты) произвела за месяц новые страшные изменения в сердце Фредерика. Его болезненное состояние настолько усилилось, что его с трудом можно было узнать, лицо стало уже не бледным, а желтовато-серым. Щеки ввалились, глаза глубоко запали и горели мрачным огнем. Горькая улыбка, кривившая его губы, придавала лицу юноши выражение Одновременно страдающее и дикое. Его движения стали резкими и нервными, голос - отрывистым, нетерпеливым, часто грубым. Он довершал тягостное впечатление и поражал контрастом между тем, чем этот юноша некогда был и тем, чем он стал.

Мари Бастьен, казалось, впала в глубокое уныние и безнадежность, ее лицо, выражавшее печальную задумчивость, более, чем всегда, поражало красотой.

Нежная и радостная близость, которая царила некогда между ними, сменилась сдержанной холодностью со стороны Фредерика. Мари, подавленная бесконечными тревогами, напрасно гадала о причине недуга, поразившего ее сына. Она начала опасаться, что г-н Дюфур ошибся, приписывая периоду возмужания все более тревожные моральные и физические симптомы, обнаруживающиеся у Фредерика.

Мадам Бастьен пришла посоветоваться по этому поводу с г-ном Дюфуром, которого она не видела долгое время - врача удерживали в Пон-Бриллане заботы и радости дружеского гостеприимства.

Грустно глядя на сына, Мари сказала ему почти с опасением, как если бы боялась его раздражить:

- Фредерик, поскольку ты проводил меня к нашему другу, г-ну Дюфуру, с которым я хочу проконсультироваться в отношении себя, мы можем поговорить сразу и о тебе.

- Это бесполезно, мама. Я не болен.

- Боже мой, как ты можешь это говорить? Только прошлой ночью ты страдал бессонницей. Мой дорогой мальчик, я несколько раз приходила посмотреть, спишь ли ты, и каждый раз заставала тебя бодрствующим.