Эжен Сю - Зависть

Тот бросил на Фредерика благодушный взгляд и ответил ему тоном ангельской доброты и твердой уверенности:

- Бедный ребенок, вы пожалеете о своих словах, когда начнете меня любить.

Фредерик усмехнулся и в ярости вышел.

- Доктор, я вас заклинаю, не оставляйте его одного! - вырвалось у Мари сквозь слезы и она протянула к врачу руки.

Она еще не договорила, как г-н Дюфур, кивнув ей, последовал за Фредериком.

Оставшись наедине с мадам Бастьен, Давид несколько минут хранил молчание, как бы собираясь с мыслями, затем сказал молодой женщине проникновенным голосом:

- Мадам, если хотите, рассматривайте меня, как врача, который посвящает себя довольно трудному, но отнюдь не безнадежному лечению больного. Я жду от вас доверия и подробного рассказа обо всех событиях - как важных, так и незначительных, которые имели место с тех пор, как вы заметили в характере Фредерика это изменение, которое огорчает вас. Наш друг, доктор Дюфур, уже дал мне кое-какие сведения, но то, что можете сообщить мне вы, мадам, без сомнения, прояснит для меня гораздо больше.

Этот рассказ, который Мари поверяла ему со всей обычной искренностью, уже подходил к концу, когда вернулся доктор Дюфур.

- Ну, а Фредерик? - с живостью спросила молодая женщина.

- Выйдя отсюда, он отправился в лес. Я последовал за ним. Он немного поговорил со мной ласково и смущенно. Затем, пройдясь несколько раз по лесу, он вернулся к себе. Поскольку он не может выйти, так, чтобы его не увидела Маргарита, она придет предупредить вас, если это случится. Впрочем, скоро ночь, и мне надо возвращаться в Пон-Бриллан. Полно, мадам Бастьен, мужайтесь! Я вам оставляю самого надежного и самого лучшего помощника.

Затем он обратился к Давиду:

- До свидания, Анри. Небесного правосудия не существует, если твоя преданность не будет вознаграждена успехом, а надо, чтобы оно существовало, это правосудие для того, чтобы матери, подобные мадам Бастьен, могли быть счастливы, как они того заслуживают.

Вновь оставшись с Давидом, Мари стала заканчивать свой рассказ. Но когда она дошла до признания о сцене в лесу, то заколебалась, побледнела, и ее смущение было столь заметным, что Давид поинтересовался:

- Ах, мадам, что с вами? Это волнение, эти едва сдерживаемые слезы…

- Ах, месье я буду недостойна вашей великодушной поддержки, если скрою часть истины, как бы ужасна она ни оказалась!

- Что вы хотите сказать, мадам?

- Вот что, месье: у Фредерика был приступ горячки, лихорадки, - мадам Бастьен опустила глаза, стыдясь столь пугающей откровенности, - в общем, его рассудок помрачился и он пошел вечером…

- Вечером?

- В соседний лес.

И мадам Бастьен снова вздрогнула, запнувшись.

- В соседний лес? - повторил Давид.

- Да, - и голос Мари задрожал. - В лес, чтобы устроить засаду и застрелить г-на маркиза де Пон-Бриллана.

- Убийство! - воскликнул Давид, бледнея и вскакивая невольно, - убийство!

- Сжальтесь, сударь! - и Мари протянула к Давиду руки в умоляющем порыве. - Сжальтесь над моим сыном. Это лихорадка виновата…

- В шестнадцать лет, - пробормотал Давид.

- О, не бросайте нас! - воскликнула молодая женщина истерически, - она испугалась, что это разоблачение оттолкнет Давида от его благородного дела. - Увы, сударь, чем больше мое несчастье, чем оно безнадежнее, тем большую жалость оно должно вам внушать. О, я еще раз умоляю вас: не покидайте моего сына. Моя последняя надежда на вас. Что станется со мною, что станется с ним? И, кроме того, я уверена, что он был не в себе. Это случилось из-за лихорадки, из-за безумия!

Первое изумление прошло. Давид некоторое время оставался задумчивым, потом сказал:

- Успокойтесь, мадам, я далек от того, чтобы отказаться от исполнения своего долга - трудности меня только подстегивают.

Но не заблуждайтесь: Фредерик был в полном рассудке. Рано или поздно следствием ненависти должна была явиться месть.

- Ах, нет, нет! Я не могу поверить! - ужаснулась Мари.

- Напротив, уверьтесь, мадам, что Фредерик действовал в здравом уме. Это убеждение должно не тревожить вас, а успокоить.

- Успокоить?

- Конечно. Чего можно ждать от безумного? Какие доводы подействуют на него? Никакие, тогда как здоровый рассудок даже в минуты самого сильного возбуждения может уступить под влиянием каких-то чувств.

- Ах, месье, я вам верю. Увы, в несчастье полагаешься на самую слабую надежду.

- И еще мадам: ненависть Фредерика достигла своего предела. И потому не может прогрессировать дальше.

- Увы, сударь! Но какова может быть причина этой ненависти? Какие таинственные события привели Фредерика, некогда такого доброго и великодушного, к столь страшному решению?

- Тут, мадам, кроется загадка и, следовательно, опасность, так как ваш рассказ о прошлых событиях не пролил на эту тему никакого света. Мы видим действия, тогда как причина, их породившая, от нас ускользает, но раз мотив ненависти Фредерика неизвестен, значит то, что нас пугает и кажется окутанным тьмой, может неверно представлено нами. Поэтому надо проникнуть в эту тайну, к чему я приложу все усилия. Увы, мадам, я не хочу ни разочаровывать вас, ни давать обнадеживающих обещаний. Я буду изучать, наблюдать, стараться открыть эту тайну.

Заметив, что его слова вызвали подавленность молодой женщины, последовавшую за подъемом сил, вдохновленный надеждой, он взволнованно произнес:

- Полно, мадам, мужайтесь. Пока все зависит от вашей любви к сыну и от моей преданности делу, за которое вы позволили мне взяться. Много шансов у нас: такой молодой еще возраст Фредерика, ваша заботливость, моя бдительность во всех отношениях! Ах, а что было бы, если бы, как множество других несчастных, он был брошен без всякой поддержки во все случайности жизненного неведения, одиночества, нищеты - этих трех бичей, которые порождают столько преступников?

Мадам Бастьен, вздрогнув при этом, воскликнула!

- Ах, вы правы, месье. Мои слезы, мое отчаяние - почти оскорбление для несчастных, оказавшихся в гораздо более жестоких условиях.

Ведь случается, что матери умирают, оставляя детей на поживу этим бичам, о которых вы говорите и которые толкают на преступления.

- А вы, мадам, полны мужества и энергии. Вы каждый миг можете наблюдать за своим сыном, а он отличается умом и сердечностью.

- Да. Это так.

- Ничего, что великодушие и воспитанность его временно парализованы. Во время тяжкой болезни, от которой спас вашего сына наш друг, вы также видели Фредерика бледным, изнемогающим, удрученным. Несколько недель спустя, однако, он совершенно поправился и блистал больше, чем когда-либо, в сиянии молодости, силы и красоты. Почему бы этой новой болезни, одновременно моральной и физической, не иметь столь же счастливого исхода, как и первой? Кто вам сказал, что после всех этих испытаний и мучительной борьбы Фредерик в один прекрасный день не образумится и, может быть, даже превзойдет ваше ожидание?