Эжен Сю - Зависть

Мари придвинулась к креслу Давида, желая помочь своим знанием почерка сына и все так же стоя, склонилась над столом, опершись рукой на спинку стула Давида, чтобы лучше рассмотреть неясные слова. При этом Давид нечаянно коснулся ее округлой руки.

Соприкосновение было таким легким и быстрым, что Мари его даже не заметила.

Давиду показалось, что он обжегся. Но, способный хорошо владеть собой, хотя в первый раз с момента принятия своего великодушного решения, думал о том, что женщина, с которой он должен отныне жить рядом, молода, прекрасна и соединяет в себе самые лучшие свойства души. Она - та самая женщина, о самоотверженной и мужественной жизни которой рассказывал ему доктор Дюфур.

Хотя это ощущение своей глубиной несколько встревожило Давида, он совершенно не подал вида и с помощью Мари продолжал разбирать слова, тщательно вычеркнутые Фредериком.

После терпеливого изучения мадам Бастьен и наставник кое-где смогли прочесть записи - несколько слов, которые ничто не связывало с фразами, следовавшими за ними или предшествовавшими им. Очевидно, они были написаны невольно, под влиянием постоянных мыслей юноши. Вот, к примеру, они обнаружили такой отрывок:

«… для созданий, предназначенных влачить всегда безвестное, унизительное существование, это не дает возможности и вырваться…»

Несколько слов в начале и в конце фразы были совершенно неразличимы.

Немного дальше на той же странице виднелись слабо зачеркнутые слова словно они были защищены от всякого истолкования своим лаконизмом.

«Почему?»

«По какому праву?»

Наконец, Давидом и молодой женщиной была старательно расшифрована более полная фраза:

« от тебя… великая священная революция… слабые станут сильными… Тогда придет час запоздавшей мести, ужасной, но прекрасной в своей…»

В тот момент, когда Давид медленно повторял снова и снова эти слова, словно желая разгадать их значение, пробило полночь.

- Вот как? - удивилась мадам Бастьен. - Уже полночь?

Давид, боявшийся быть нескромным, встал, взял тетрадь и сказал молодой хозяйке:

- Позвольте мне, мадам, унести эти листы. То, что мы успели расшифровать, является очень смутным и отрывочным. Но неважно. Часто к правильному пути ведут самые незаметные следы. Я поразмыслю над всем этим и, может быть, обнаружу зерно истины, которая обнаружится позже, в моих беседах с Фредериком.

- Завтрашний день будет для нас днем большого испытания, так как вы впервые начнете разговор с моим сыном, - грустно предупредила мадам Бастьен, снова чувствуя опасения, от которых она отвлеклась за вечер, хоть и не переставала заниматься Фредериком, - я принимаю все надежды, которые мне вы внушили, я так нуждаюсь в них!

- В этом разговоре я буду руководствоваться подходящим моментом, состоянием Фредерика, его умом, может быть, результатом моих ночных размышлений по поводу этих строк.

- До завтра же, г-н Давид.

- До завтра, мадам.

Через несколько минут задумчивый Давид затворил за собой дверь предназначенный ему комнаты, которая находилась над комнатой Мари.

С тех пор, как угрызения совести из-за преступления, которое он хотел совершить, проникли в душу Фредерика с голосом матери, они неотступно терзали его. Хотя он достаточно сознавал весь ужас попытки убийства, однако он не излечился от своей зависти. Эти чувства, не могущие излиться в действии, лишенные надежды на месть, должны были сделаться еще более острыми, едкими, скапливаясь в глубине сердца, которое они медленно разъедали.

Итак, после ночи, которая последовала за прибытием Давида на ферму, ночи, проведенной в отчаянных и безнадежных размышлениях, Фредерик подвергся новой неожиданной трансформации, которая повергла в смущение мудрость его матери и проницательность г-на Давида.

Оба были поражены переменой, так явственно выражавшейся на лице юноши: оно больше не было ни сардоническим, ни высокомерным, ни диким. Теперь оно стало удрученным и сконфуженным. Его взгляд больше не выражал дикой ярости. Юноша, угрюмый и подавленный, казалось, хотел скрыться от всех.

Мадам Бастьен и Давид ждали нового взрыва озлобленности во время встреч Фредерика с воспитателем, но ничего не происходило.

Юноша казался смущенным и покорным. Но все сердечные порывы, все дружелюбие Давида терпели поражение перед немой сосредоточенностью Фредерика.

Давид расспрашивал его о занятиях. Он отвечал то четко, то путано и с некоторой тревогой. Но ко всем вопросам, выходившим за пределы уроков, он оставался безучастным.

Мари предложила прогуляться с Давидом. Фредерик согласился.

Пока длилась эта экскурсия, новый наставник, знания которого были очень обширны и многообразны, пытался привлечь внимание юноши своими замечаниями, полными интереса и наблюдательности к природе. Так, кремень или обломок скалы служил отправной точкой для рассуждений о различных эпохах развития Земли и о последовательном изменении ее обитателей. То восхитительная регулярность работы насекомых, их инстинкты и поведение становились темой занимательных бесед. То, наконец, в связи с какими-нибудь древними развалинами, находившимися в окрестностях фермы, Давид рассказывал Фредерику о деяниях воинов и авантюристов средних веков или цитировал легенды, полные наивной прелести.

Юноша учтиво слушал, односложно отвечал, но сохранял свою ледяную маску.

Вернувшись с прогулки, Фредерик взял книгу, читал до обеда и после еды попросил у матери позволения пойти к себе.

Оставшись вдвоем, Давид и Мари обменялись взглядами, полными глубокой тоски. Они сознавали неудачу этого дня.

- Ничто не дрогнуло в нем, - размышлял Давид, - ничто. Мне не удалось сразу расположить его к себе, так что придется мало-помалу увлекать его в сферу идей, которые я хочу ему открыть.

- А сначала вы пытались расшевелить его вашими чудесными рассказами…

- Не находите ли вы, мадам, что со вчерашнего дня в нем произошла какая-то революция, которая заставила вдруг исчезнуть всю неуравновешенность его характера?

- Я заметила это, как и вы, господин Давид.

- И я почти жалею об этой перемене, - задумчиво отметил Давид. - Так как решительность, дерзость, несмотря на неуравновешенность, по крайней мере, побеждают к борьбе с ними, но что можно поделать перед лицом ледяной учтивости? Но все равно надо отыскать средство воздействия.

- А что вы думаете об этой внезапной перемене, господин Давид?

- То ли это спокойствие, которым сменяется ураган, то ли обманчивая тишина, за которой последует новая буря? Мы узнаем это позже. Возможно, даже мой приезд вызвал новые переживания у Фредерика.

- Как?

- Может быть, он чувствует, что наш двойной надзор делает невозможной новую попытку мести… Может быть, он опасается, что моя проницательность в соединении с вашей, мадам, откроет его секрет. Тогда он будет усиленно стараться сохранить его. А мы с вами, мадам, должны удвоить наше внимание.