Алексис Киви - Семеро братьев

Но на нас свалилась еще одна беда. Тут виновата и водка и наше бесовское упрямство, все еще не укрощенное и помышлявшее о мести. И вот пришел тот жаркий день на дворе Таммисто — с буйными криками и волчьей грызней, треском кольев и кровопролитием. И то была кара за наше пьянство. Но с того-то самого дня и пришло к нам счастье. Мы, почитай, стояли уже на краю пропасти, а милостивый господь просветил наш разум — все через нашего славного ленсмана. Ну, а мы сами, что сделали мы сами? Мы превозмогли себя, очистились от скверны и взялись за работу. Впереди, правда, было еще немало забот и неполадок, но мы преодолели их, изо всей мочи пробивались вперед и вот теперь стоим тут! Слава тебе, господи, за твои наставления, слава и нам самим за то, что мы вовремя образумились, слава нашей матери, которая сызмальства поучала нас словом божьим! Кое-что из ее разумных речей глубоко запало в наши сердца, и оттуда нам всегда шептал голос предостережения, шептал сквозь буйные вихри, и оттого-то наш житейский корабль не пошел ко дну.

Ю х а н и. Ах, кабы теперь была жива наша мать, ходила бы вон там на дворе Юколы! Заметь она сейчас приближение сыночков — поспешила бы к нам навстречу до самого Оянийтту. Но старушка посиживает теперь в раю и поджидает чад своих. С божьей помощью, родимая, и мы когда-нибудь будем там, наверняка будем. Ну, а теперь, братья, в путь, вниз по скалистой дороге.

Они спустились с горы, вошли в темную чащу, затем поднялись на высокий, выжженный пожаром песчаник Кильява, над которым с криком носились ястребы.

Ю х а н и. Ребята, ребята! Я уже чую запах родных мест. Он милей пахучих трав на постели девы Марии. Парни, братья мои, сыновья одной матери! Послушайте, что я скажу: пригласим-ка на праздник в Юколу всех баб и мужиков, всех, кого только повстречаем на пути.

А а п о. Так и сделаем.

Т у о м а с. Решено.

Т и м о. Всех позовем, от яхтфохта до нищего Массы, если только попадутся навстречу.

Ю х а н и. От губернатора до ребятишек из Тоуколы. И вот-то поднимется веселье, наверняка! Мы еще так отпляшем с девками Тоуколы, что пол в Юколе загрохочет, а с потолка кора посыплется! Правда, кадриль один Аапо знает, а мы только польку, но зато уж польку мы здорово отплясываем. И пусть там играют только польку, одну только польку. Но где нам взять стоящего музыканта и умелую помощницу, чтобы варить кофе?

А а п о. Уж наверное, и по этой части кто-нибудь найдется.

Ю х а н и. Да, уж наверное, найдется. И потруднее задачи у нас бывали, — глядишь, выход всегда отыщется. Всем приходилось плясать под нашу дудочку, все к нам переменились, и десять лет пролетели, будто и не бывало. Тралля-ля-ля, тралля-ля! Кофе я последний раз пил еще на свадьбе Матти Скотника, но сегодня, уж так и быть, сварим его в честь праздника. Да еще осушим братскую чарку — все семеро парней, семеро удалых парней! А впереди — впереди всегда мы трое: я, Аапо и Туомас, батальон личной стражи Импиваары, всё бравые ребята! Да и Эро уже не из самых маленьких в Суоми, совсем нет. Но поднимался-то он медленно, чертовски медленно. А все-таки из него вышел вполне подходящий человек — и душой и телом. Все это сотворило время, эти годы в лесу, — конечно, с нашей братской помощью: стоило ему задать пару маленьких взбучек, и парень стал будто шелковый. Или как? Что ты сам на это скажешь?

Э р о. Насчет тела ты сказал правду, а вот в моей несчастной душе — боюсь, что в ней еще и поныне найдется немало той проклятой желчи, наследства от старого Адама. И на твою долю хватит. Она так и кипит — того и гляди, весь белый свет перевернет вверх дном. Вот и сейчас: в глазах у меня все меняется, как погляжу на вас отсюда. Ишь, Юхани-то каким кажется! Вышагивает рядом с Аапо, будто пучеглазый баран, которого держат в конюшне, чтоб лошадиные объедки зря не пропадали. Баран рядом со степенным и смирным мерином!

Ю х а н и. Так-так, сын мой Эро. Сегодня даже воздух пьян от радости и веселья. А потому стоит ли обращать внимание на тебя? Лучше спою-ка!

Кто это шагает нам навстречу по поляне?

А а п о. По-моему, сам старик кантор.

Т у о м а с. Верно! Ну что же, милости просим!

Ю х а н и. Кантор! Тот самый кантор!

Т у о м а с. Он самый, он самый. Милости просим!

Ю х а н и. Боже мой! Та самая каналья, с палкой в руке и в старом картузе покойного пастора! Ах, забодай его черный бык! Он самый, он самый!

Т и м о. Наш школьный учитель.

Ю х а н и. Но как он нас учил, а? Ну, ну, вот мы его сейчас и спросим.

С и м е о н и. Пускай проходит мимо честь-честью.

Т у о м а с. Ведь, по уговору, его надо пригласить на новоселье.

Ю х а н и. Придется, черт возьми! Но я хочу все-таки чуточку напомнить ему старое. В душе у меня до сих пор обида на него. Я ему только об одном напомню, а потом пускай идет с нами, коли захочет. Он учил меня. Хорошо! Может, теперь я могу его поучить, может я задам ему один мудрый вопросик из Нового завета.

Т и м о. Я тоже его кое о чем спрошу. У меня припасена для него одна заковыристая штучка — посмотрим, как он ее растолкует. Я-то на него нисколечко не сержусь, ведь волосы мои снова такие же густые, как и были. Но посмотрим, как он разгрызет орешек, который я ему подсуну.

А а п о. Тихо, братья! И давайте обращаться с ним честь по чести. Докажем, что в деревню мы возвращаемся совсем не такими, какими ушли. Будем вести себя с умом.

Ю х а н и. Что касается ума, то именно сейчас-то я и хочу постараться и шутки ради задам ему маленький вопросик по священному писанию. Библию свою я уже от корки до корки прочитал, — прочитал и понял, надеюсь. Но скажи-ка, Эро, что бы у него спросить, этак невинным образом?

Э р о. Спроси, как это пятерых мужей и двух рыб накормили пятью тысячами хлебов! {91} 91 …как это пятерых мужей и двух рыб накормили пятью тысячами хлебов! — Эро, издеваясь над Юхани, нарочито искажает библейскую легенду о том, как Христос накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами.

Ю х а н и. Цыц, нечистый дух из Лоппи! {92} 92 …нечистый дух из Лоппи! — Существует народное предание о злом духе из мест Лоппи. Он будто бы делал всяческое зло: когда народ в сочельник уходил в баню, он портил пищу в котле; когда одна хозяйка пекла хлеб, он выкатился клубком из печи; она швырнула его обратно в огонь, — тогда он сбросил на пол угли; когда поп пришел заклинать его, он сказал: «Что тебе до меня? Однажды ты украл в школе книгу, а сегодня утром, одеваясь, натянул вначале левый сапог». Дух был особенно возмущен звоном церковных колоколов. Я тебя проучу, болтуна. Мне бы хотелось спросить и потом самому растолковать ему что-нибудь такое, чего сам архиепископ не понимает! Я знаю, о чем его спросить. А вот и старик.