Джон Пристли - Трое в новых костюмах

— С авиазавода, конечно? — спросил длинноносый, строго глядя на девушку.

Она с вызовом посмотрела на него.

— Да. Вы недовольны?

— Нет, почему же? Мне-то что!

— Правильно! А то у вас такой вид, как будто я должна просить у вас извинения. Может, вы думаете, что мы здесь наслаждались отдыхом, делали себе маникюр и получали за это двенадцать фунтов в неделю?

Молчаливый в коричневом костюме от неожиданности раскрыл рот. Синий костюм усмехнулся, — казалось, даже подмигнул. Но длинноносый, в сером, уставился на девушку маленькими сердитыми глазками и даже не улыбнулся.

— Я ничего не думаю. Я еще вообще не начинал думать. Что вы на меня напустились?

— Ну ладно, хватит!

Красивый, в синем костюме, озарил весь бар широкой добродушной улыбкой. Даже буфетчица, и та не могла устоять.

— Спокойнее! Не к чему волноваться. Быть может, скоро нам всем придется поволноваться, но сейчас я не вижу для этого повода. Давайте лучше как следует познакомимся. Этот строгий парень был капралом в Бенфордширском стрелковом полку, а сейчас возвращается домой на ферму, зовут его Герберт Кенфорд. Этот тоже из Бенфордширского — Эдди Молд, женат. Так ведь, Эдди? Герберт холост и, должно быть, поэтому придирается к вам. Ну, а обо мне много говорить не стоит, я поеду — если удастся, на машине — в Суонсфорд, а зовут меня Алан Стрит…

— Вы, значит, из имения? — с удивлением спросила девушка. — Наверное, офицер? А?

— Никак нет, сержант. А вы, оказывается, знаете моих родных?

— Нет, не знаю, только слышала. Меня зовут Дорис Морган. А это моя подруга — Эди Юнг.

— Вот и перезнакомились, — дружелюбно отозвался Стрит.

— А вы знаете, фермеры неплохо подработали на войне, — и Дорис снова бросила вызывающий взгляд на Герберта Кенфорда, словно между ними не прекращалась хотя и молчаливая, но ожесточенная перепалка. — Большинство здорово набило себе карманы. А я даже во сне не видала наших хваленых заработков. Только ногти себе все обломала.

— Да что вы от меня хотите? — сказал Герберт Кенфорд. — Я ведь с вами не спорю. Вы сами с собой спорите. Чего вы ко мне пристали?

— И правда, Дорис, что мы вам сделали? — Стрит протяжно вздохнул. — Пред вами просто трое парней, которые хотят чуточку мира и тишины и никого не трогают.

— И вы надеетесь теперь на мир и тишину? Да? — не унималась Дорис.

— Дорис, перестань! — вмешалась вторая девушка.

— Конечно, надеемся. Правда, Молди?

— Вот именно, — пробурчал Молд. Он явно не отличался словоохотливостью. Девушка даже не взглянула на него и снова дерзко повернулась к Кенфорду.

— Я вам сейчас скажу, почему я на вас напустилась. Дня три тому назад зашли сюда несколько парней. Такие же, как вы, прямо с фронта. Пришли и давай всех отчитывать. Они, видите ли, завоевали для нас победу, и платили им, бедненьким, за это гроши, а мы в это время сидели в тылу и только делали вид, будто работаем, а на самом деле целый день ждали гудка, чтобы повеселиться и выпить с первым встречным американцем, и получали за это десять, а то и двенадцать фунтов в неделю. Орали тут во все горло и ничего не хотели слушать. А я могла бы сказать им, что нас уже с завода уволили, и деньги мы там получали недаром, и что раньше я работала в магазине, которого нет уже и в помине, и что в Кройдоне у моих родителей был славный домик, от которого тоже осталось только воспоминание…

— А у нас был когда-то славный батальон… — сказал Стрит, и в улыбке его не было теперь добродушия. — Не правда ли, Герберт?

— Дай ей кончить, Алан. Мне интересно, какая муха ее укусила и что она хочет нам доказать.

Но девушка повернулась уже к Стриту:

— Ах, вы говорите — был… Но и мы тоже жили не на луне. У меня были два брата, и оба…

— Понимаю, — мягко перебил ее Стрит. — Но зачем же вымещать это на нас?

— Правильно! — воскликнула она. — Но и незачем валить небылицы на нас. Только это я и хотела сказать.

— Послушайте, — сказал Кенфорд таким усталым и небрежным тоном, что слова его звучали почти как оскорбление. — Никто на вас ничего не валил. Никто из нас дурного слова вам не сказал. А если у вас на душе тяжело, то нечего срывать зло на нас. Ясно?

Они посмотрели друг другу в глаза. Первой отвела свой взгляд девушка. Она покраснела. А потом недовольно заметила:

— Ладно. Я, по обыкновению, разошлась и наговорила лишнего. А все-таки, когда вы начнете думать, так вспомните и это тоже.

— Что именно?

— Все. Увидите сами. Кажется, автобус пришел. Если хотите попасть, так не рассиживайтесь. Идем, Эди.

Она вскочила. Как раз в это время послышался скрип изношенных тормозов, и дверь «Короны» распахнулась, чтобы пропустить широкоплечую фигуру в военной форме. Девушки бросили быстрый взгляд на вошедшего и улетучились.

— Алан!

— Джеральд! Значит, мама получила мою телеграмму?

— Полчаса тому назад. Я вылетел из дому, как сумасшедший. Сможете быстренько налить до перерыва?

— Как раз успеете выпить, — ответила буфетчица и поспешно налила большую рюмку виски.

— Два наших парня, Джеральд. Вместе были все время. Герберт Кенфорд. Эдди Молд. Мой брат Джеральд — майор генерального штаба. Но теперь нам на это наплевать с высокого дерева!

Джеральд любезно осклабился, дружелюбно пожал молодым людям руку и выразил надежду, что дома у них окажется все в порядке.

— Пошли, не то опоздаем, — сказал Кенфорд. — Идем, Эдди. У нас на ферме есть телефон, Алан. Это я говорю на тот случай, если тебе захочется меня повидать.

— Наверное, захочется. И смотри, берегись этой девушки! — крикнул Алан вдогонку. — Кажется, она намерена взять тебя в переделку, только еще не знаю в какую.

Эдди Молд засмеялся. Герберт ничего не ответил. Джеральд проводил их улыбкой, а когда они вышли, подарил остаток улыбки Алану и буфетчице.

— Если речь идет о той, с желтым шарфом, то это не так плохо, даже совсем не плохо, — заметил Джеральд. — Как по-вашему?

— И не так хорошо, — отрезала буфетчица, убирая посуду. — Пора закрывать, джентльмены. Будьте так добры. Время!

Они вышли. Буфетчица направилась к двери, чтобы повернуть ключ в замке, и через стекло, с которого почти совершенно успела сойти синяя краска, женщина видела, как нырнули в машину и уехали двое мужчин — начинающий полнеть майор с багровым затылком и его худощавый брат в синем костюме. С противоположной стороны площади отходил автобус, поглотивший остальных.

Еще оставшиеся на стекле следы краски набрасывали туманную пелену на события, происходившие на площади, и придавали вещам и людям какой-то неестественный, безжизненный вид. «Словно смотришь сквозь завуалированную пленку», подумала буфетчица. Бар застыл в усталой послеполуденной дремоте. Усталой и дремлющей чувствовала себя и она. На душе было тоскливо и пусто. Конечно, это все-таки лучше, чем сходить с ума, как другие. Да, в сотый раз решила она, надо во что бы то ни стало вернуться в Лондон. Разве тут жизнь?..