Петр Радченко - На заре

Виктор свел Ратника вниз, привязал к изгороди.

Демус простился с Жебраком и, тяжело отстукивая коваными каблуками мерные шаги на каменной площадке перрона, направился к своему вагону.

Жебрак сделал перекличку своих бойцов и подал команду:

— На конь!

Зацокали стремена, и кавалеристы четкими рядами выстроились на привокзальной площади. Петька на прощание пожал руку Виктору и Демке, находившимся в голове колонны.

Казачий эскадрон потянулся по улице, ведущей в город. Жебрак ехал впереди, слегка покачиваясь в седле.

Солнце высоко висело в ясном небе. Камни мостовой накалились, в воздухе было душно. У Виктора сердце часто стучало, настроение поднималось, глаза разбегались, как у мальчишки, который впервые попал в город. Он с особенным вниманием разглядывал публику, резко отличавшуюся от станичников своей одеждой. Демка шарил рассеянными глазами по сторонам. Горожане провожали конников любопытными взглядами.

Эскадрон свернул на Посполитакинскую улицу [308] Посполитакинская улица ныне улица Октябрьская. Названа, скорей всего, в честь войского старшины Посполитаки, которому принадлежали торговые помещения, так называемые «посполитакинские ряды», по Красной и Екатерининской (ныне — ул. Мира). — прим. Гриня , направился к городским казармам и через некоторое время остановился у ворот двора. Жебрак слез с коня, обратился к часовому:

— Мне нужно видеть начальника гарнизона.

Часовой окликнул красноармейца, попросил проводить командира в штаб. Красноармеец повел Жебрака. В глубине обширного двора под деревьями виднелись зачехленные пушки. Здесь же были разбросаны казарменные двухэтажные и одноэтажные здания, между которыми в гуще платанов и конских каштанов лежали теневые аллеи.

Жебрак поднялся по деревянным гулким ступенькам крыльца, вошел в небольшой кабинет, обставленный старой мебелью. За письменным столом сидел приземистый человек с подстриженными темно-русыми волосами и крохотными, как два шила, сощуренными серыми глазами. Густые усы слегка прикрывали верхнюю губу, но не касались нижней, четко выраженной. Лицо спокойное, неподвижное.

Жебрак остановился у порога, отдал ему честь:

— Разрешите войти, товарищ Ковтюх [309] Ковтюх , Епифан Иович — советский военачальник, участник Гражданской войны. В августе-сентябре 1920 года — начальник гарнизона Екатеринодара, командующий экспедиционным десантным отрядом, действующим против Улагаевского десанта. — прим. Гриня ?

— Войдите, — отодвинув от себя папку с какими-то бумагами, разжал тот челюсти.

Жебрак шагнул вперед, доложил, что по приказу командарма казачий эскадрон кавбригады 14-й кавалерийской дивизии прибыл в его распоряжение.

— Документы при вас? — так же скупо спросил Ковтюх, глядя на него в упор.

Жебрак вынул из полевой сумки список бойцов, подал ему. Ковтюх перелистал страницы короткими пальцами, сказал:

— Добре. — Он грузно встал и, приоткрыв дверь в смежную комнату, обратился к дежурному: — Начальника штаба ко мне.

Явился высокий толстый мужчина. Жебрак приложил руку к кубанке, поприветствовал его. Начальник штаба остановил на нем суровый взгляд, басом спросил:

— Кажись, вы из Краснодольской?

— Так точно, товарищ Батурин [310] Батурин , Григорий Николаевич — советский военный деятель, активный участник Гражданской войны, начальник штаба 50-й Таманской дивизии. В 1920 году — начальник штаба Екатеринодарского укреплённого района, по июль 1921 года — начальник Краснодарского гарнизона. — прим. Гриня !

— Он к нам со своими хлопьятами [311] Хлопьята — уменьшительно от хлопцы, хлопчики — парни. — прим. Гриня , Викентий Дорофеевич, — пояснил Ковтюх. — А это его документы, возьмите.

Батурин бегло просмотрел список и хотел было выйти, но Ковтюх остановил его, поднял палец:

— Вот еще что. Зараз же распорядитесь, чтобы новичков взяли на довольствие и разместили в казарме.

— Хорошо, сделаем, Епифан Иович, — ответил Батурин и удалился из кабинета.

— Где эскадрон? — Ковтюх остановил колючие глаза на посетителе.

— Здесь, у ворот, — указал Жебрак в сторону.

Зазвонил телефон. Ковтюх снял трубку:

— Да. Здравствуйте, Михаил Карлович. Прибыл, только сейчас. Ну что ж. Може, и так. Чем черт не шутит. Но я хочу сказать… Да нет же! Хорошо, хорошо. Ну вот, ей-богу! Добре, все будет сделано. Бувайте.

Он выбрался из-за стола и вместе с Жебраком вышел из кабинета.

На третьи сутки, в пятом часу вечера, Виктор Левицкий получил увольнительную, отправился в город. Идя по Красной улице, внимательно присматривался к номерам домов. У Белого собора остановился, стал припоминать, куда ему идти. Посмотрел на номер дома. Оказалось, прошел на тридцать дворов дальше. Пришлось возвращаться.

— Витя, здравствуй! — вдруг раздался позади знакомый голос.

Виктор оглянулся н увидел перед собой улыбающуюся Соню. Поспешно подал ей руку, с радостью сказал:

— А я иду к тебе.

— Ко мне? — удивилась Соня.

— Да. Но вот никак не найду номер дома.

— Мы тут, недалеко, — указала Соня рукой вперед.

— Тебе привет от Гали, — сказал Виктор, краснея.

— Я сегодня получила от нее письмо, — проговорила Соня с робкой улыбкой. — Она и про тебя пишет.

— А ты куда идешь? — спросил Виктор.

— Домой, с занятий.

— Значит, учишься?

— Да. Спасибо Петру Владиславовичу.

— С ним чуть не расправились мятежники, — сказал Виктор. — Но мы им тоже всыпали. Будут помнить!

— Как же это?

Виктор рассказал о восстании.

— А ты почему в городе? — спросила Соня,

— Я теперь служу в Красной Армии, — ответил Виктор.

— А как же твой батя?

Виктор потупился.

— Что ж… — после продолжительного молчания произнес он. — Батя у мятежников.

— А Оксана, значит, с Матяшом.

— Да.

— Ну что ж, — Соня задумчиво пожала плечами. — Не зря о ней говорили.

— Выходит, так, — согласился Виктор и, помолчав, добавил: — Галя тоже ушла от Гришки.

— Она пишет об этом, — промолвила Соня с печальным видом, затем спросила: — Что ж ты решил?

— Буду служить в армии.

— Правильно.

Опять замолкли.

— Ты не горюй, — ободряюще сказала Соня. — Все будет хорошо.

— Думаешь?

— А то чего ж, — усмехнулась Соня. — Всему бывает перемена.

Она остановилась у двора и, попросив минуточку подождать ее, юркнула в калитку.

Жгучее кубанское солнце опаляло сухую землю. Камень на городских улицах дышал томительным зноем.

Вера Лихачева вместе с пассажирами вышла из трамвая на Карасунской остановке и, неся впереди себя большой полосатый арбуз, спешила домой. Миновав несколько дворов, она неожиданно увидела Доронина. Сердце ее замерло, по телу пробежала лихорадочная дрожь. Арбуз вывалился из рук и разбился. Доронин, недовольный встречей, ругнулся в душе. Лихачева несколько мгновений растерянно глядела то на разбитый арбуз, то на своего знакомого. Доронин сухо улыбнулся, спросил: