Петр Радченко - На заре

— Именно эту задачу я и поставил перед своими войсками, господин полковник, — сказал он, подделываясь под спокойный тон, — но они, увы, пока что никак не могут справиться с нею.

Полли опустился в кресло, вытер платком вспотевшее лицо.

— Кажется, не следовало бы отпускать корабли, — проговорил он сожалеюще.

— Да, пожалуй, мы это сделали опрометчиво, — согласился Черепов.

— Мне кажется, что мы, американцы, переоценили силы и возможности барона Врангеля, — заявил Полли, понизив голос.

— Операция только начинается, — сказал Черепов. — Временные неудачи вполне возможны. Наши силы уже полностью подтянуты к передовой. Начнем штурм.

— К сожалению, у нас очень слаба артиллерия и маловато пулеметов, — заметил адъютант Черепова.

— Что поделаешь, — бросив косой взгляд на Полли, развел руками генерал. — В данном случае наши союзники не проявили должной щедрости. И теперь нам остается уповать на милость божью.

Полли вскинул на него сухие, бесцветные глаза.

— Вы недовольны нашей помощью? — спросил он, хмуря рыжие брови.

— Помощь эта могла быть куда существенней, — подчеркнул командующий.

Полли молчал, как бы не слушая его, потом спросил:

— Как вы думаете, господин генерал-майор, можно ли положиться на охрану штаба?

— Сейчас трудно ручаться за кого бы то ни было, — ответил Черепов, расхаживая по комнате.

Полли снова вытер испарину на лице и шее. Черепов взглянул на часы и, вспомнив о приглашении князя Лобанова-Ростовского, сказал:

— Пойдемте, полковник, поужинаем. Князь обещал угостить нас трофейным кабаньим мясом.

Эмиссару не хотелось уходить из штаба: здесь он чувствовал себя в сравнительной безопасности, да и канонерка была под боком, но боясь обнаружить перед командующим свою трусость, он поднялся и сказал с напускной бравадой:

— Пойдемте, генерал! Кстати, я зверски проголодался.

В средине ночи над Топольной щелью разразился ливень. С гор хлынули потоки, заклокотала вода в промоинах. Но вот из-за взлохмаченной черной тучи брызнул серебристый свет луны, озарив омытые дождем горы.

Все затихло. Еще задолго до рассвета бойцы подкрепились горячей пищей. Левандовский и Фурманов не спеша шагали по передовой линии, проверяя готовность к бою каждой воинской части.

У дороги через перевал их встретил начальник штаба 191-го полка. Он доложил о прибытии на фронт 1-го Афипского казачьего кавполка и спросил:

— Какие будут распоряжения?

— Кавполк оставьте здесь, — ответил Левандовский.

Начальник штаба нырнул за угол скалы. Левандовский и Фурманов поднялись на гребень горы. Оттуда в бинокль хорошо просматривались позиции противника, где все еще стояла тишина, и можно было подумать, что там уже никого нет.

— Дмитрий Андреевич, а вы слыхали, что произошло с Балышеевым в Реввоенсовете? — спросил Левандовский, отняв бинокль от глаз.

Фурманов насторожился.

— Нет, ничего не знаю.

— Балышеев арестован.

— Этого не может быть! — сказал Фурманов.

— К сожалению, это так! — утвердительно кивнул Левандовский.

— За что?

— В том-то и дело, что причина ареста неизвестна. Говорят, председатель Реввоенсовета Республики приказал.

Арест Балышеева возмутил Фурманова до глубины души. Он задумался на минуту, провел растопыренными пальцами по жестким вьющимся волосам, как это иногда делают люди при затруднительном положении, сказал, суровея:

— Безобразнейший факт! Надо немедленно уведомить об этом товарища Ленина. Пред [392] Пред — председатель. — прим. Гриня уже не первый раз допускает подобный произвол. На Восьмом съезде выяснилось, что он хотел уничтожить некоторых неугодных ему ответственных партийных работников армии. И только благодаря вмешательству ЦК гибель этих товарищей была предотвращена.

Жебрак сидел у входа в грот и задумчиво смотрел на горные хребты, все отчетливее проступавшие на фоне светлеющего неба. Утром предстояло сражение. Сейчас бойцы отдыхали. Жебрак отвечал за их жизнь. И уж кому-кому, а командиру есть о чем подумать перед боем!

В глубине грота, пристроившись у камня, над которым горел фонарь, Вьюн читал книгу. Загорелое, обветренное лицо его с облупленным носом было напряжено, губы непрерывно шевелились, указательный палец медленно ползал по странице.

Рядом с ним, подперев голову рукой, полулежал Виктор Левицкий. До сих пор звучал у него в ушах голос Сони — ласковый, нежный, встревоженный: «Неспокойно у меня на душе, Витя! Береги себя, возвращайся! Я буду ждать тебя!»

«Вернусь ли?» — тоскливо думал Виктор. Он знал, что в эту предбоевую ночь подобный вопрос задавали себе сотни людей.

Виктор встал. Демка по-прежнему не отрывался от чтения. Виктор с минуту наблюдал за ним, затем спросил:

— Скоро ты одолеешь эту книгу?

— Заканчиваю, — не отрывая глаз от страницы, отозвался Демка.

— Ты бы и писать учился, — посоветовал Виктор.

— А я уже пишу, — сказал Демка. — В сумке тетради вожу.

Виктор закурил и вышел из грота.

Постепенно светлело. Деревья, горы, котловины окрашивались в причудливые цвета. Левандовский и Фурманов стояли на горе, господствовавшей над Топольной щелью.

— Не пора ли начинать? — спросил Фурманов.

Левандовский взглянул на часы — стрелки показывали три часа сорок пять минут.

— Ну что ж, пожалуй, начнем! — ответил Левандовский и окликнул командира 220-го Пензенского полка — грузного человека.

— Я слушаю вас, товарищ командующий! — выпрямившись во весь свой громадный рост, ответил усач.

— Приступайте! — распорядился Левандовский.

— Есть приступать! — отчеканил командир полка и, придерживая на боку саблю, побежал к своим бойцам.

По всей передовой линии дружно затрещали винтовочные и пулеметные выстрелы. Красноармейцы, используя камни, горные выступы, короткими перебежками начали подбираться к неприятельской цепи. Пули врага свистели по всей балке, где наступали 220-й Пензенский и 191-й полки. На правом фланге, в районе поселка Сукко, шли в атаку 5-й Ударный отряд и два подразделения 197-го полка, стоявшего в Анапе; на левом, со стороны Абрау-Дюрсо, — 190-й полк.

Наконец противник прекратил отход, и вдруг перешел в контратаку. Теперь начали пятиться пензенцы. Воодушевленные наступившим переломом, белогвардейцы огласили щель громогласным «ура».

Вьюн бросил встревоженный взгляд на Левицкого.

— Зараз наши побегут, а мы тут отлеживаемся.

Жебрак взбежал на скалистый уступ, махнул рукой:

— Вперед!

Казаки, будто подхваченные вихрем, выскочили из укрытий, понеслись под гору. Десантники, не ожидавшие удара с фланга, растерялись. Огрызаясь, они некоторое время пытались отходить сплоченно, но потом не выдержали, разомкнули ряды, рванулись к берегу. И тут их встретил пулеметный огонь из засады, где сидел Шкрумов с отделением красноармейцев. Белогвардейцы заметались из стороны в сторону. Неся большие потери, бросая оружие, они устремились к седловине на западной горе, чтобы уйти к Сухому лиману, где также шел жаркий бой.