Петр Радченко - На заре

Марьяна заглянула в штабной кабинет, который находился тут же рядом, за дверью. Командующий был на фронте. В ставке сейчас дежурили одни лишь телефонисты, сидевшие в небольшой комнатушке, примыкавшей к прихожей, и от нечего делать резались в карты.

Марьяна подошла к окну и сквозь кружевную гардину посмотрела на улицу. У ворот по-прежнему стояли часовые. Волнуясь, чувствуя, как дрожат колени и трясутся руки, Марьяна приблизилась к стене, на которой висела небольшая занавеска, робко подняла угол и тотчас отдернула руку: оперативной карты не было. Глаза Марьяны растерянно заметались по комнате. Забыв об опасности, она бросилась к шкафу, но он оказался запертым. Заглянула во все ящики стола, однако и в них ничего не нашла.

Неудача страшно огорчила Марьяну. Наспех, кое-как она смахнула пыль с подоконников, со стола, вытерла влажной тряпкой листья фикуса, подмела пол и, выйдя из комнаты, заперла дверь.

Филимонов остановился на крыльце. На нем была расстегнута нательная рубашка, заправленная за пояс темносиних брюк с широкими красными лампасами, и мягкие шевровые сапоги. Он поискал глазами жену и, заметив ее в саду на скамейке, хотел было уже присоединиться к ней, но за спиной раздались чьи-то шаги. Генерал повернул голову и увидел Копотя. Атаман раскланялся перед ним, пожал руку и рассказал о доставленном в станицу Аншамахе, которого он решил публично казнить на площади.

— Надо, надо хоть одного негодяя вздернуть для острастки, — сказал Филимонов. — Пусть день-другой поболтается в петле, чтоб казаки увидели, как мы караем большевиков… Только заранее не говорите об этом Зинаиде Ивановне — она против всяких репрессий.

— Ты смотри, какая сердобольная! — удивился Копоть.

— Женщина, — развел руками Филимонов.

— Я уже распорядился ставить виселицу, — шепнул Копоть. — Перед церковью.

— Зачем виселица? — возразил Филимонов. — Там же деревьев много. На суку его — и делу конец!

— Можно и на суку, — согласился Копоть.

Церковная площадь была запружена ахтарцами, согнанными сюда по приказу атамана. Толпа гневно гудела. В улицах, закрывая выходы с площади, выстроились ряды вооруженных верховых.

Из церкви в золотистой ризе с крестом в руке вышел поп, остановился невдалеке от веревки, спускавшейся почти до земли двумя концами с ветки акации.

В проходе, образованном двумя шеренгами белогвардейцев, показались Копоть, Филимонов, Стрэнг и Вокэр.

— Можно вести, ваше превосходительство? — обратился атаман к генералу.

— Ведите! — кивнул Филимонов.

Копоть махнул рукой сотнику, стоявшему на крыльце правления. Толпа притихла. Взгляды тянулись в ту сторону, откуда должны были вести на казнь хорошо известного всем ахтарцам Аншамаху.

Прошло несколько минут. Филимонов нетерпеливо поглядел на часы, обернулся к Копотю:

— В чем дело, господин атаман?

Копоть недоуменно пожал плечами и хотел было отправиться в правление, чтобы выяснить причину задержки, но в это время к нему подбежал сотник и ошалело сообщил, что Аншамаха бежал.

— В кутузке никого нет. Дымоход в печи разобран… На горище [431] Горище — нежилое помещение между верхним перекрытием и крышей со скатами, чердак. — прим. Гриня в конюшню… Уворован конь вот их превосходительства, господина генерала Филимонова.

— Что? — гневно затрясся Филимонов. — Мой Метеор? А где же были дежурные? Спали?

— Тот, что дежурил, видать, убег. Не нашли, ваше превосходительство!

— Куда ж вы, негодяи, смотрели! — заорал Копоть.

— Черт его знал, — пожал плечами сотник. — Никак не надеялись на ёго, ваше высокоблагородие. Дюже квелый был… лежал на полу после нашей обработки, как плеть! А он, каналия [432] Каналия, каналья — мошенник, плут, бестия, пройдоха; низкий, презренный человек, собака. — прим. Гриня , видать, притворялся.

Весть о бегстве Аншамахи уже передавалась из уст в уста, летела но всей площади. Ахтарцы зашумели, загомонили весело.

— Выпорите всех дежурных, всех до единого! — бушевал Филимонов.

Поп поспешно юркнул в калитку церковной ограды. Копоть, как очумелый, громко закричал:

— Раззз-ззой-ди-и-ись!

Ахтарцы медленно потянулись в улицы.

Во второй половине дня Улагай и полковник Гейдеман вернулись в ставку. Одновременно в воздухе появился английский аэроплан. Сделав два круга над Приморско-Ахтарской, он сел на Шамрайском поле. Командующий выслал к нему автомобиль.

Вскоре машина подкатила к штабу. На крыльцо вышли Филимонов и начальник штаба Драценко. Перед ними предстал связной генерала Хвостикова, унтер-офицер Гусочка. Он приложил руку к заломленной каштановой папахе с кумачовым верхом, расшитым серебряным позументом, и, оттягивая в сторону левую полу темносиней черкески так, чтобы были видны его красные, как жар, широкие галифе, воскликнул:

— Здрав желаю, господа енералы!

— Здравствуйте, господин унтер, — ответил Драценко и поинтересовался: — С кем имею честь познакомиться?

— Я кульер главного командующего «армией возрождения России» енерала Хвостикова, — доложил Гусочка.

— Очень приятно, господин «кульер», — сказал Драценко. — Добро пожаловать.

Улагай сидел за столом и просматривал списки мобилизованных казаков. Увидев его, Гусочка отдал честь и, выпячивая тощую грудь, выкрикнул:

— Здрав желаю, ваше превосходительство!

Улагай изучающе строго смерил глазами вошедшего.

Гусочка достал из внутреннего кармана пакет, скрепленный сургучовой печатью, и протянул его Улагаю:

— Дозвольте передать вам, ваше превосходительство, засекрованное [433] Засекрованное — секретное. — прим. Гриня письмо от енерала Хвостикова!

Улагай вскрыл пакет, прочитал следующее:

В своей реляции от 14 августа сего года Вы сообщаете о высадке войск в районе станицы Приморско-Ахтарской и местечке князя Лобанова-Ростовского. Наряду с этим указываете, что главным направлением этих десантов будет город Екатеринодар.

После занятия оного Вы намерены совместно с делегатами Крымской рады провести съезд в вышеупомянутом городе.

Здесь же обвиняете меня в том, что я слишком медленно продвигаюсь вперед: даже приказываете мне повести самое решительное наступление в глубь области с таким расчетом, чтобы мои войска одновременно прибыли бы в Екатеринодар с Вашими.

Смею Вам заявить, господин генерал-лейтенант, что Ваш повелевающий тон мне совсем не нравится. Я буду действовать только по своему усмотрению, то есть так, как позволят мне военные обстоятельства.

С уважением главнокомандующий «армией возрождения России» генерал-майор Хвостиков.