Петр Радченко - На заре

— А… — протянул казак и, подмигнув, добавил: — Тады я отвернусь.

Мечев привязал своего коня к тачанке, сел рядом с Аминет… Донец ударил лошадей вожжами:

— Ну, пошли вы, удалые!

Жуков, в ту же ночь покинув монастырь, к утру добрался до Тифлисской, прибыл поездом в Екатеринодар. Взяв извозчика, он направился к Лихачевой. Ему хотелось поскорее встретиться с Верой Романовной и Зоей Львовной, о которых так похвально отзывалась игуменья. Фаэтон, мягко шурша резиновыми шинами по булыжной мостовой, слегка подпрыгивал на ухабах. Полуприкрыв усталые глаза, Жуков предался размышлениям. Ему вспомнился погибший в 1918 году под Царицыном [598] Царицын — с 1925 года город Сталинград, с 1961 года город Волгоград. В 1965 году городу присвоен статус «Город-Герой» (впервые Сталинград официально назван городом-героем в Приказе № 20 Верховного главнокомандующего от 1 мая 1945 года). — прим. Гриня екатеринодарец генерал Пышный, у которого он служил в дивизии.

«Странное совпадение фамилий!.. — подумал он. — Или, может быть, покойный генерал был мужем Зои Львовны?»

Извозчик въехал в переулок, объявил:

— Приехали. Где прикажете остановиться?

— Ты, голубчик, свободен, — ответил Жуков и, расплатившись за проезд, дальше направился пешком, завернул за угол и, пройдя еще полквартала, остановился у зеленых ворот. Они оказались незапертыми. Жуков вошел во двор, вытер с лица обильный пот.

Из сада вышла стройная, красивая женщина с корзинкой, наполненной яблоками, грушами, сливами. Жуков поклонился ей, спросил:

— Простите, уж не вы ли будете Вера Романовна?

— Да, это я, — ответила Лихачева, настороженно вглядываясь в лицо незнакомого человека.

Жуков достал из внутреннего кармана пиджака записку.

— Это вам oт Веры Аркадьевны.

Лихачева прочла записку, улыбнулась приветливо.

— Добро пожаловать, Диомид Илларионович! Прошу в дом.

В просторном зале Жуков снял фуражку, опустился в кресло у круглого стола, спросил:

— Простите. А где же Зоя Львовна?

— Она скоро вернется… Уехала в город к двоюродному брату — Забелину.

— Пенязь-Забелину? — переспросил Жуков, — Священнику Ильинской церкви?

— Да, к нему. Но мы называем его просто Забелин.

— Кстати, мне надо с ним встретиться, — сказал Жуков, с трудом сдерживая зевоту.

— Сегодня вечером он будет здесь, — сказала Лихачева. — А сейчас я покормлю вас.

— Нет, нет, — учтиво отказался Жуков. — Мне бы отдохнуть с дороги. Я всю ночь не спал.

— Сию минуточку, — сказала Лихачева. — Я приготовлю вам постель. — И она направилась в спальню.

Зоя Львовна возвратилась с Забелиным поздно вечером. Вслед за ними пришел и Губарь. Когда все уселись в портретной, Вера Романовна объявила:

— Друзья, к нам прибыл гость.

Губарь с опаской взглянул на нее, но промолчал, затем его раскосые глаза остановились на Забелине, сидевшем под образами. Это был довольно молодой поп, лет тридцати пяти, не больше. Через всю его голову тянулась широкая лысина, тускло поблескивающая при свете лампы. Жидкие косички свисали на угловатые плечи и сутулую спину. Костлявое лицо Забелина с острым длинным носом было похоже на маску. Право, не зря прихожане Ильинской церкви называли этого жилистого, худосочного попа «шкуратком» [599] Шкураток — кусочек кожи, шкурочка. — прим. Гриня .

Лихачева ввела в портретную Жукова. Он любезно отрекомендовался и занял место у столика. Губарь некоторое время держался настороженно, но, узнав, с какой целью прибыл Жуков и куда держит путь, успокоился.

— Лебяжский монастырь — вполне подходящее место, — сказал он. — Я убежден, что вы, Диомид Илларионович, найдете там надежных помощников.

— Меня крайне волнует одно обстоятельство, — вздохнул Жуков и взглянул на Забелина. — Что вы думаете, отец Александр, о расколе кубанского духовенства?

— К великому сожалению, раскол начался, — ответил густым басом Забелин. — Наш владыка Иоанн уподобился лукавому и коварному дьяволу, который искушает праведников и старается даже добрые дела наши превратить в грех. Поэтому мы, как христиане, должны позаботиться о спасительных средствах!

— Мы ждем викария, — вставил Губарь. — На него у нас теперь вся надежда.

— Когда же он приедет? — поинтересовался Жуков.

— Завтра ночью, — ответил Забелин. — За ним поехал протоиерей Делавериди [600] Протоиерей Делавериди — Делавериди Феодор (Федор Иванович), известен тем, что в 1922 году по директивам из Москвы проводил на Кубани «Живую Церковь» (обновленческая организация, возникшая в мае 1922 года при активной поддержке ГПУ при НКВД РСФСР). — прим. Гриня .

— А что за человек этот Делавериди? — спросил Жуков. — На него можно положиться?

— Не верю я ему, — мотнул головой Забелин.

— Почему?

— Он сторонник Иоанна. Хитрый, коварный, пронырливый. Боюсь, как бы он не выведал все наши тайны.

— Может быть, именно с этой целью владыка и послал Делавериди в Москву? — заметил Жуков.

— Все возможно, — согласился Забелин.

Лихачева насмешливо скривила губы:

— Когда костер гаснет, от него только едкий дым идет. Так и от нашего владыки…

Жуков случайно взглянул на портрет, висевший на стене, воскликнул с приятным изумлением:

— Господа, да это же мой бывший командир! Честное слово, он! Я у него служил в дивизии… генерал Пышный.

На улице Соборной [601] Улица Соборная — сечас улица Ленина. — прим. Гриня , у перекрестка с улицей Котляревского [602] Улица Котляревская — сечас улица Седина. — прим. Гриня , в обширном дворе с несколькими домами, тонувшими в пышной зелени фруктового сада, находилась резиденция епископа Иоанна. Некогда это подворье принадлежало богатой купчихе, после ее смерти оно было передано по завещанию Лебяжскому монастырю. Иоанн занимал дом из пяти комнат, переименованных в кельи. Вместе с ним здесь же жили келейники Борис и Артемий, горький пьяница-повар — отец Анатолий и казначей — отец Геннадий.

В трех изолированных комнатах того же дома размещалась и епархия.

Дряхлый, восьмидесятилетний владыка, широко расставив отечные ноги, сидел в глубоком кресле, откинувшись на спинку и положив на подлокотники выхоленные, мягкие, как подушки, руки. Он только что приехал из собора, где правил обедню, присел отдохнуть и задремал. Мягко ступая по персидскому ковру, закрывавшему весь пол комнаты, к епископу подошел Борис, молодой рослый келейник, и тихо доложил:

— Владыка, трапеза уже готова.

Келейники усадили владыку на приготовленный для него стул, и сами уселись рядом: Артемий — одесную [603] Одесную — по правую сторону. , Борис — ошуюю [604] Ошуюю — по левую сторону. . Сотворив молитву, они начали есть. Отец Анатолий налил себе в большую рюмку водки, выпил, крякнул и, понюхав корочку хлеба, принялся за еду.