Петр Радченко - На заре

Виктор отправил схваченных к Юдину, а сам с разведчиками пополз по-пластунски вверх по тропе. У громадного камня, прижавшись друг к другу, спали три казака и громко храпели. Тускло сверкнули кинжалы — и дозорные навечно остались уснувшими.

Чуть свет чоновский отряд и 1-й Афипский полк заняли исходные рубежи для атаки, приготовились к бою. На Умпыре было тихо: там еще спали. Кое-где на полянах, занятых хвостиковцами, дымили костры. Лошади дремали под деревьями, около возов. В небольшой брезентовой палатке — генерал и генеральша. Перед палаткой вышагивали два вооруженных казака.

По команде Юдина атака началась одновременно по всему фронту. Громкие крики «ура» волнами покатились по Умпырской котловине, смешались с винтовочной и пулеметной пальбой. Красные бойцы обрушились на растерявшегося врага, пустили в ход штыки.

Хвостиков выскочил с женой из палатки. Где-то рядом захлопали выстрелы. Нина Гавриловна вскрикнула, схватилась за бок и, теряя сознание, стала падать. Дауд подхватил ее на руки, побежал с Баксануком к мосту, по которому с гулом и грохотом уже неслись повозки и верховые белоказаки. Хвостиков вскочил на коня, рванулся наперерез охваченным паникой казакам.

— Братцы, братцы! Не пускайте красных к реке!

Голос его вдруг оборвался, обросшее черной бородой лицо исказилось от боли. Чувствуя, как горячая кровь заливает локоть, он пустил коня в намет, проскочил мост, затерялся среди верховых, бешено мчавшихся по узкой дороге вдоль реки.

Чоновцы и красноармейцы теснили хвостиковцев, все плотнее и плотнее прижимали их к Малой Лабе. Поляны устилались вражескими трупами и ранеными. Оседланные лошади метались между возами, в кустарниках, ржали от страха.

Лука со своим карательным отрядом переправился через реку вброд и устремился в горы.

В районе Третьей Роты кавбригада Воронова быстро сломила сопротивление арьергардных частей Хвостикова и вышла к самому узкому месту Шах-Гиреевского ущелья. Впереди тянулись угрюмые отроги Ятыргварты с нависшими над рекой скалами, по карнизам которых пролегала дорога, вся забитая кавалерией и обозами противника.

Воронов приказал подтянуть артиллерию к реке. Пушки дали залп по верхней дороге. На скалистых карнизах взметнулись клубы черного дыма, и оттуда со стапятидесятисаженной высоты в бушующую реку посыпались люди, кони, телеги.

Наконец отряд Юдина прорвался к реке, перерезал путь двум эскадронам белоказаков, отступавшим в Умпыр. Видя безвыходное положение, хвостиковцы начали сдаваться в плен.

Бригада Воронова, преследуя противника, двинулась по правому берегу Малой Лабы вглубь Шах-Гиреевского ущелья.

В Умпыре остались отряды Юдина и 1-й Афипский полк. Они занялись эвакуацией раненых и отправкой пленных в Псебайскую.

На закате солнца Виктор и Соня поднялись на Умпырский перевал [725] Умпырский перевал — проход между истоками рек Умпыр и Закан (левый приток реки Большая Лаба). — прим. Гриня . Перед ними открылись долины Закана и Загедана [726] Долина реки Большая Лаба вверх от устья реки Закан носит название «Долина Загедан» . Здесь в Большую Лабу впадает ее правый приток река Загеданка (Джога). — прим. Гриня . Виднелся хребет Магишо. Взявшись за руки, Виктор и Соня бегом пустились по поляне, покрытой субальпийскими травами. Им казалось, что они не бегут, а плывут в зеленых волнах. Краса горной природы чаровала Соню. Сердце ее радостно трепетало, щеки горели, глаза сверкали. Нарвав букет ярких цветов, она поднесла его к лицу Виктора, промолвила, сияя счастьем:

— Какой запах! Опьянеть можно!

Виктор уткнулся лицом в цветы, полной грудью вдохнул аромат, улыбнулся:

— И верно, пьянею. Только вот не знаю: от цветов или от твоей близости. Тут все как в сказке.

Соне хотелось взлететь в нежно-голубое небо и парить рядом с орлом, кружившим высоко над поляной, любоваться всем миром. Счастьем наполнялось ее сердце, и вдруг вырвалась из груди радостная песня:

Звонкий голос ее лился над горными лугами, серебристым эхом отдавался в глубоких ущельях. Виктор упоенно слушал и не мог оторвать от нее глаз.

Оборвав песню, Соня прижалась щекой к плечу Виктора, и они медленно побрели вниз по цветущему склону горы.

В Екатеринодаре все еще ощущалась напряженная обстановка, хотя жизнь в нем уже вошла в колею.

В десятом часу вечера, когда город погрузился во тьму, Аннушка Балышеева прибыла в штаб армии, куда срочно была вызвана с фронта. Дежурный направил ее к Фурманову.

Она вошла в кабинет. Увидев ее на пороге, Дмитрий Андреевич воскликнул, улыбаясь:

— Сколько лет, сколько зим! — И кивнул приветливо: — Заходи, заходи, Анна Назаровна. Дело, как говорится, не терпит отлагательства.

Аннушка поправила прядь волос, подошла к столу и, сев на стул, спросила:

— Зачем вызвали меня, Дмитрий Андреевич?

— Не терпится узнать? — Фурманов весело прищурился. — Что ж, обрадую тебя. Завтра утром у секретаря обкома комсомола получишь мандат делегата съезда комсомола и поедешь в Москву.

Аннушка зарделась, почувствовала, как радостно застучало ее сердце.

— Просто не верится, — пробормотала она, растерявшись.

— Ну вот, с официальной частью и покончено, — сказал Фурманов. — А теперь отвезу тебя домой, заодно проведаю Назара Борисовича: он что-то прихворнул немного.

В доме Балышеевых было тихо. Назар Борисович, перенесший недавно сердечный приступ, уже чувствовал себя значительно лучше. Ему не сиделось без дела, и он принялся за работу в своем кабинете. Екатерина Нестеровна, придвинувшись поближе к настольной лампе, шила платье приемной дочурке, а та возилась с игрушками на диване.

Закутав куклу в разноцветные лоскутки, Любонька взглянула на отца:

— Папочка, а у куклы есть сердечко?

— Кукла неживая, и у нее нет сердца, — ответил Балышеев.

— А у меня есть?

— Есть, конечно. Ты же живая.

— А почему у тебя болит сердечко, а у меня не болит?

— Ты еще маленькая.

— А почему у маленьких не болит сердечко?

В дверь кто-то постучал. Любонька спрыгнула с дивана, помчалась в зал. Екатерина Нестеровна едва догнала ее, взяла на руки и открыла дверь.

Аннушка бросилась к матери, осыпала ее лицо поцелуями.

— А меня, а меня! — закричала Любонька.

Аннушка взяла ее на руки и несколько раз чмокнула в румяные щечки.

Фурманов еще не успел войти в прихожую, как за его спиной появились Атарбеков, Черный и Соловьев.