Петр Радченко - На заре

— Очень приятно! — сказал Евсевий, устремив на игуменью обворожительный взгляд. — Мне о вас говорили. — И, обратившись к Зое Львовне, пояснил: — Ваш двоюродный братец, отец Александр, рассказывал… Добро пожаловать ко мне, проходите.

Келья викария состояла из трех комнат: передней, небольшого зала и спальни. Везде — богатая мебель, на стенах и на полу дорогие ковры. Евсевий пригласил посетительниц к столу, стоявшему посреди залика, спросил игуменью:

— Так вы, матушка, значит, из Кавказского отдела?

— Да, я настоятельница Успенской Пресвятой Богородицы общежительной женской пустыни, — опускаясь в кресло, ответила игуменья, — Приехала к вам, чтобы узнать, когда вы намерены прибыть к нам.

— Простите, — прервал ее Евсевий. — А вы с епископом Иоанном уже говорили об этом?

Игуменья, чуть порозовев под взглядом его маслянистых глаз, отрицательно покачала головой:

— Нет, не говорила. Я была у него на приеме четыре месяца тому назад… И после этого пропала всякая охота обращаться к нему по каким-либо вопросам… Он сказал, что я занимаюсь не своим делом.

— За то, что у нее в монастыре находился белогвардейский партизанский отряд, — добавила Зоя Львовна. — А отряд-то и не спрашивал у нее согласия: засел да и жил там, сколько ему надо было.

— Да… — многозначительно промычал Евсевий, не сводя глаз с игуменьи. — Вы не огорчайтесь. В первой половине октября я побываю у вас, и все уладится

— Ваше преосвященство, — вставила Зоя Львовна, — епископу Иоанну просто надо разъяснить, что мать Рафаила очень хорошая игуменья.

Евсевий развел руками:

— Видите ли, наш епископ имеет некоторые странные наклонности… И вот это и приводит его к неверным суждениям о многих священниках. В частности, и о вас… В силу этого у него возникает излишняя подозрительность. Он во многих видит своих противников. А сам является первым нарушителем церковных канонов, идет против патриарха Тихона и святейшего синода!

— Как же он может в таком случае занимать пост епископа? — негодующе спросила Зоя Львовна.

— Мы, разумеется, попытаемся убедить Иоанна в неправильности его взглядов на наше духовенство и на православную церковь, — ответил Евсевий и тут же раздраженно взмахнул руками. — Ну, а если он будет упрямиться, то мы испросим у патриарха Тихона разрешения действовать здесь по своему усмотрению. Иначе нельзя. Ведь он даже отказался поминать во время своих богослужений имя патриарха Тихона и запретил это делать всем священникам области.

— О боже! Это же еретик и раскольник! — вскричала Зоя Львовна и вдруг прослезилась: — Спихнули царя, теперь хотят спихнуть и патриарха Тихона…

Евсевий понял, что можно переходить к откровенному разговору.

— Я и прибыл на Кубань, чтобы навести среди духовенства строгий порядок, поставить всех противников патриарха Тихона на положенное место. Так называемой «живой» церкви, за которую ратует епископ Иоанн, будет оказано самое решительное сопротивление!

В передней послышались шаги, Евсевий резко обернулся, спросил раздраженно:

— Кто там?

— Свои, свои! — пробасил кто-то.

На пороге появился Забелин. За ним — председатель церковного совета Ратмиров, на костлявые плечи которого спускались длинные пепельные волосы. Поправив на тощей груди массивный серебряный крест, он сощурился и, разглядев, кто сидит за столом, сказал с ухмылкой:

— Да тут, оказывается, старые знакомые!

— Что у вас? — нетерпеливо спросил Евсевий.

— Нам надо договориться, ваше преосвященство, как вести себя на собрании благочинных, — сказал Забелин. — То ли начнем наступление на епископа Иоанна, то ли…

— Пока надо молчать, — перебил его Евсевии, — Изберем пассивную тактику. Пусть епископ выскажется сам.

— Разумно, — согласился Ратмиров. — Когда знаешь, чего хочет противник, бороться с ним легче.

— Отец Филогоний, — обратился к нему Евсевий, — список сторонников епископа Иоанна готов?

— А как же. Все в лучшем виде, — ответил Ратмиров.

Евсевий поглядел на стенные часы, показывающие половину одиннадцатого, сказал:

— Идите послушайте, о чем говорят священники, а я еще задержусь на несколько минут.

Из епархиального управления вышел начальник канцелярии, и пригласил всех собравшихся священников в зал заседаний. Попы потянулись в здание управления.

В зале заседаний сторонники епископа Иоанна рассаживались на передних рядах, противники — позади.

Последними вошли Евсевий, Забелин и Ратмиров. Они также заняли места в задних рядах. Шум постепенно утихал. Из боковой канцелярии, которая сообщалась с квартирой епископа Иоанна, выглянул отец Геннадий и опять скрылся. А несколько минут спустя келейники Борис и Артемий ввели под руки епископа Иоанна в зал. Все молча поднялись и, осенив себя крестом, снова сели. Владыку усадили в высокое кресло за столом, и келейники удалились. На кафедру поднялся Ратмиров, попросил членов церковного совета занять места за столом. Первым к столу направился Делавериди. Шурша белой шелковой рясой, поп расположился на стуле рядом с креслом владыки. За ним потянулись Федоров, Гангесон, Столяревский, Сосько, Забелин и Битин — заместитель правителя церковного епархиального управления.

Епископ Иоанн оглядел всех сидящих в зале хмурыми глазами, обратился к своему заместителю по епархии:

— Отец Сосипатр, кто отсутствует?

— Все в сборе, ваше преосвященство, — доложил Витим

Епископ подал знак Ратмирову открывать собрание

— Святые отцы, — сказал тот, — сегодня нам предстоит рассмотреть два вопроса: первый — отношение кубанского духовенства к патриарху Тихону и святейшему синоду, и второй — текущие дела, так сказать, разное. По первому вопросу слово предоставляется епископу Иоанну. — Ратмиров поклонился владыке. — Прошу, ваше преосвященство.

— Я обязан вам сообщить, — не поднимаясь, тихим голосом начал епископ, — что за последнее время, как мне стало известно, патриарх Тихон направил всю свою церковную деятельность против Советской власти и призывает все духовенство и мирян России к свержению этой власти… Все это привело к разброду среди духовенства и вызвало гнев граждан Советской Республики. Мы должны, дабы не попасть в беду, руководствоваться посланием святого апостола Павла к римлянам, где он писал: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога… Посему… противящийся власти противится божию установлению!»

В зале стояла мертвая тишина.

— Руководствуясь этим святым указанием, — продолжал епископ, — мы вынуждены жить в мире с Советской властью. Кто же с этим требованием не согласен, может подать на мое имя прошение об освобождении от служительства церкви, и мы таковых священников не будем задерживать…