Петр Радченко - На заре

Аншамаха с удивлением уставился на него:

— Постой, постой! Перевертайло? Артем?

— Он самый! — обрадовался Перевертайло.

Аншамаха потряс его руку:

— Ну, здравствуй, друже! Как ты очутился тут?

Перевертайло махнул рукой:

— Э!.. Долго рассказывать… После лечения послали сюда.

— Да ты, кажись… это самое… здешний, — заметил Аншамаха.

— Из Петровской я.

— И что же ты тут делаешь?

— Милицией командую, — ответил Перевертайло и пригласил Аншамаху к себе.

В тесной комнатушке было тепло. На полице [844] Полица — здесь — посудная полка на стене. — прим. Гриня тускло горела лампа. Перевертайло подкрутил фитиль, снял с себя тулуп. Разделся и Аншамаха. Разговорились о том, как громили Улагая и Хвостикова, о живых и погибших товарищах.

Снег на дворе не переставал сыпать. Морозный ветер посвистывал у обледенелого окна. Перевертайло присел на корточки и растопил печку. На плите зашумел жестяной чайник.

Сели ужинать.

— Значит, теперь у нас… это самое… новое областное правительство, — сказал Аншамаха.

— Да, — протянул Перевертайло. — В исполкоме тридцать шесть человек. Двадцать пять из них избраны съездом, а одиннадцать входят в состав комитета как представители отдельских исполкомов. — Он пододвинул Аншамахе миску с солониной: — Да ты ешь.

Вдруг долетел тревожный крик, затем прозвучали выстрелы. Перевертайло сорвал винтовку с гвоздя, бросился к окну и, увидев на берегу Протоки две горящие халупы, закричал:

— Банда!

Аншамаха сунул в карман несколько обойм и, схватив запасной карабин, вместе с Перевертайло выскочил из хаты. Небольшая караульная рота уже вступила в бой с бандой, но силы оказались неравными. Бело-зеленые наседали на нее со всех сторон, и она, отстреливаясь, постепенно пятилась к камышам. Вспыхнуло еще три хаты. Жители в панике разбегались кто куда. Перевертайло и Аншамаха с караульной ротой отступили в плавни.

На фоне трескучего пламени горевшей хаты появился Загуби-Батько. Бандиты стали подводить к нему схваченных посельчан, выстраивать в шеренгу; тех, кто оказывал сопротивление, избивали плетьми, прикладами. Загуби-Батько остановился перед ними, сказал озлобленно:

— Ну, бисовы души! Счастье ваше, что никого из наших хлопцев не убили, не покалечили. — И тут же приказал бандитам: — А ну-ка, хлопцы, снимите с них штаны да всыпьте горячих, чтобы не принимали у себя большевиков.

Бандиты начали расправу. А тем временем остальные из шайки уже рыскали по домам, шныряли в сараях, уничтожали пригодные для рыбной ловли снасти, грузили на свои розвальни награбленные вещи и продукты. В поселке не умолкали крики, плач женщин и детворы.

Загуби-Батько сидел под навесом сарая на перевернутом старом каюке [845] Каюк — здесь — небольшая лодка с плоским дном и двумя веслами. — прим. Гриня , дымил цигаркой и следил за работой своих «хлопцев». Те продолжали нещадную порку.

Перевертайло и Аншамаха, собрав в районе рыбного завода Посполитаки [846] С 1795 года, для повышения доходности, рыбные промыслы Ачуева были переведены на откупную систему. В 1844 году откупной контракт Кубанским казачьим войском был заключен с купцом Александром Посполитаки, который являлся одним из самых крупных капиталистов Юга России того времени. Период хозяйствования Посполитаки, который продлился до 1868 года, был для Ачуевских рыбных промыслов самым тяжелым и разорительным. С 1910 года по 1920 год Войско само вело хозяйственную деятельность, назначив на должность смотрителя казака станицы Гривенской Моисея Федоровича Ефименко. Для охраны рыбзавода от налетов банд содержался отряд милиции из 12 человек. — прим. Гриня людей, бежавших из поселка, направились через камыши в Слободку [847] Слободка — хутор на берегу реки Протока в 6 км от Ачуево вверх по течению. — прим. Гриня .

Тяжелые тучи висели свинцовым пологом над бескрайними Приазовскими плавнями. На одном из островов, близ Казачьей гряды [848] Казачья гряда — цепь возвышенностей-островов в плавнях протянувшаяся в северном направлении от хутора Слободка. — прим. Гриня , в добротных землянках располагалась банда Рябоконя. Штаб ее вместе с главарем находился между Рясным и Сладким лиманами [849] Здесь автор, наверное, имеет в виду небольшое, практически заросшее, озеро Сладкий Лиман, расположенное рядом с лиманом Рясный, к югу от урочища Кушныри. Тогда, скорей всего, под Казачьей грядой автор подразумевает возвышенность вдоль реки Ерик Крутой, разделявшую Соленую и Глухую плавни, и на которой имелась дорога, соединявшая Кушныри и Гривенскую. — прим. Гриня , против местечка Кушныри. Здесь было выстроено несколько теплых куреней. Густой лес и камышовые заросли окружали их со всех сторон, скрывали от посторонних глаз.

Рябоконь в распахнутом френче, заложив руки за спину, медленно прохаживался по душно натопленному куреню.

Открылась дверь, и в курень с клубами холодного пара влетел подхорунжий Озерский. Приложив руку к папахе, он громко доложил:

— Господин хорунжий! Загуби-Батько со своим обозом показался на дороге!

Рябоконь надел кубанку, снял с гвоздя овчинный полушубок и, одеваясь, спросил:

— Где он? Далеко?

— Версты полторы отсюда.

Рябоконь взял бинокль, вышел из куреня.

Солнце было на закате. Хмурое, неприветливое небо дышало холодом. Срывался снег. Рябоконь посмотрел в бинокль в сторону Сладкого лимана. Со стороны Казачьей гряды на дороге в Гривенскую появилась группа всадников и линейка. Заметив их, Озерский закричал:

— А вот и Ковалев с Дудником возвращаются!

Рябоконь направил на них бинокль:

— Их вроде больше стало.

— Да, да! — подхватил Озерский, вытанцовывая озябшими ногами на льду. — Вместо двенадцати — семнадцать и подвода. Видимо, прихватили кого-то.

Рябоконь вернулся в курень. Сняв с себя полушубок, он сел у стола, задумался. В последнее время его очень тревожили мысли об оставленных на Лебедях жене и отце. [850] Рябоконь прославился как «камышовый партизан» и «Робин Гуд из плавней», и как у всякой легендарной личности жизнь его обросла множеством легенд. По одной из версий его отец погиб в июне 1920 года, когда Рябоконя впервые попытались арестовать, а мать позднее расстреляли в числе группы заложников. По другой версии, судя по всему её и придерживается автор, мать Рябоконя расстреляли в Гривенской в числе группы схваченных во время облавы «классово-чуждого элемента», а отец погиб позднее. По этой же версии, вскоре после гибели отца Рябоконя, жена хорунжего утонула «при невыясненных обстоятельствах». — прим. Гриня Он знал, что рано или поздно им придется отвечать за него перед Советской властью…