Петр Радченко - На заре

— Стойте! — крикнул Аншамаха бойцам.

Отряд придержал коней. Человек пустился по дороге к нему.

Аншамаха приказал чоновцам зарядить винтовки. Вскоре нагой поравнялся с отрядом и, стуча зубами, проговорил:

— Банда Рябоконя в Лимано-Кирпильском! Грабят жителей. У меня под хутором отняли коней и сани… и вот раздели, проклятые!

— Много их? — спросил Аншамаха.

— Человек пятнадцать.

Один из чоновцев снял с себя шубу, под которой был еще и стеганый ватник, подал ее ограбленному. Другой дал портянки, третий — башлык.

— Большое вам спасибо, братцы! — Незнакомец заплакал, оделся и, не задерживаясь, побежал по дороге в хутор Кирпильский.

Вдалеке, у посадки, показались два всадника. Они погарцевали на виду и ускакали назад. Аншамаха в намет пустил коня, и весь отряд понесся за ним к Лимано-Кирпильскому хутору. Банда вынырнула из-за той же посадки, рванулась в сторону камышей и скрылась из виду.

— Значит, это самое… слабо им стало, — промолвил Аншамаха, почесал за ухом, настороженно добавил: — А может быть, тут какая-нибудь уловка?

В хуторе отряд узнал, что банда Рябоконя сделала налет на Государственный конный завод, уничтожила там все пригодные для жилья помещения, избила нескольких рабочих и служащих и, забрав тринадцать лучших чистокровных жеребцов, на обратном пути в плавни заскочила в Лимано-Кирпильский хутор.

Аншамаха направился с отрядом по узкой гряде между Кирпильским лиманом и Солеными озерами [856] Дорога вдоль ерика Чумяной к Ахтарским Соленым озерам. — прим. Гриня . Чоновцы, держа карабины наготове, зорко следили за густыми камышами.

Поздно вечером отряд прибыл в Приморско-Ахтарскую.

Проезжая мимо своего двора, покрытого белым саваном снега, Аншамаха остановился у пепелища, и боль по погибшей жене еще сильнее защемила его сердце. Он вытер на щеке слезу, медленно двинулся за отрядом.

А вот и дощатый забор, опушенный снегом. За ним, под размашистыми кронами дубов, здание станичного Совета. Чоновцы спешились в глубине двора, завели усталых коней в конюшню. Аншамаха закурил цигарку у крыльца, долго оглядывал близлежащие казачьи дворы, не зная, куда направиться.

На крыльцо вышла Феодосия Тихоновна. Увидев Аншамаху, она всплеснула руками:

— Терентий Артемович? Откуда ты взялся?

— С того свету, Феодосия Тихоновна, — улыбнулся Аншамаха. — Вот воскрес, а теперь, это самое… не знаю, куда деваться.

Пойдем к нам, — пригласила его Феодосия Тихоновна. — Мы с мужем живем в хате подхорунжего Марухно, а он зараз находится в банде Рябоконя.

Смеркалось. Станица, разбросанная в сугробах и снежных заносах, уже подремывала.

Только во дворе Копотя, под навесом сарая, слышались слабые удары топора. Это Гаврила Аполлонович колол дрова и складывал их на веревку, растянутую тут же на коробе. Задыхаясь от усталости, он окинул потускневшими глазами кучу поленьев, подумал: «Чи ще, чи довольно?» Затем решил: «Добавлю еще трошки, чтоб хватило и утром протопить». Порубил еще небольшое бревно, вытер тылом ладони вспотевший лоб, повел взглядом по двору. Кругом тишина… Натянув черную облезлую папаху на уши, Гаврила Аполлонович высморкался, пробормотал: «Эх, Нинка, Нинка! И чего б тебе не жить около меня? Даже из станицы подалась. Бедняга, как она тужила по Марьяне…» А на дворе темнота все сгущалась и сгущалась. Гаврила Аполлонович перекинул концы веревки через плечо, понатужился и, взвалив ношу на сутулую спину, еле побрел по узкой тропинке, протоптанной в снегу. И вдруг ноги у него подкосились. Он грохнулся в снег, потерял сознание и, придавленный сверху дровами, так больше и не поднялся

Ночью пошел снег. Старика замело снегом.

Утром Аншамаха направился в станичный Совет, повстречался со Шмелем.

— Ну вот, Гордей Анисимович, — широко улыбаясь, сказал он ободряюще. — Значит, это самое… выжили мы…

Шмель потупил голову:

— Выжили, да не все, Терентий Артемович…

Аншамаха вспомнил о гибели Юньки и Марьяны, горестно покивал головой:

— Да, верно, не все… Многие, это самое…

— Ты хоть бачил их там? — спросил Шмель.

— Как же, — вздохнул Аншамаха. — Вместе мы были. Хоронили их всем батальоном.

Шмель, глотая слезы, вышел на улицу и, пошатывать, побрел домой.

Как только Виктор поступил в Национальную кавалерийскую школу [857] Кавалерийская школа горских национальностей Северного Кавказа — в августе 1924 была переведена в Краснодар из Донской области, в помещения 7-й Краснодарской пехотной школы, располагавшейся в здании бывшего Кубанского Мариинского женского института на углу улиц Шереметьевской (сейчас — улица Красина) и Октябрьской. Сейчас в этом здании располагается Краснодарское Высшее Военное училище имени Генерала Армии С. М. Штеменко. — прим. Гриня , он тотчас вызвал Соню в Краснодар. Они поженились и сняли квартиру неподалеку от Балышеевых. Соня определилась в фельдшерскую школу [858] Кубано-черноморская фельдшерская школа — до 7 июня 1920 года Екатеринодарская военно-фельдшерская школа. Располагалась на перекрестке улиц Красной и Почтовой (сейчас — Постовая). — прим. Гриня , а по вечерам, два раза в неделю, посещала вокальное отделение недавно открывшейся Кубанской консерватории [859] Открытие Кубанской государственной консерватории состоялось 1 октября 1920 года. Располагалась на пересечении улиц Красной и Гоголя в «доме Акритаса». Имела отделения: фортепьянное, оркестровое, певческое , музыкально-теоретическое, театральное. Просуществовала до середины 1922 года. — прим. Гриня .

Кончался январь.

Соня вернулась вечером с занятий, удивилась, что Виктора еще не было дома. Сегодня они собирались в театр. За окнами плакала вьюга. На стене монотонно тикали ходики. На ковровой дорожке, сонно мурлыкая, лежал серый кот Васька. Соня подошла к трюмо, поправила пышные черные волосы, запела тихонько.

Стройная ее фигура отражалась во весь рост в высоком зеркале, и Соня теперь видела, как она похорошела за последние две-три недели. Увлекшись примеркой нового черного платья, она не заметила, как вошел Виктор. Наконец увидела его в зеркале, бросилась навстречу, обвила шею руками, поцеловала.

— Я очень тороплюсь, милая, — снимая с себя полушубок, сказал Виктор. — Мне бы что-нибудь поесть.

— А как же театр? — растерянно спросила Соня.

— Придется отложить, — ответил Виктор. — Меня вместе с учебной ротой посылают в Приморско-Ахтарскую на борьбу с бандитами.

Глаза Сони наполнились тревогой.

Виктор обнял ее.

— Не волнуйся. Думаю, что мы долго не задержимся.

Соня подала ужин на стол.

— Когда же ты выезжаешь, сегодня? — спросила она упавшим голосом.