Петр Радченко - На заре

— Что, Тит Ефимович, в няньки записался? Предал Василия Федоровича? Не зря у тебя и фамилия такая. Погоди, придут наши.

— Не гавкай! — огрызнулся Загуби-Батько. — Придут ваши, когда рак на горе свистнет.

Аншамаха приехал в Краснодар во второй половине дня. Выйдя из вокзала, он направился к трамвайной остановке. Там толпилось много народу. Вокруг шли разговоры о бунте у Екатерининского собора. Аншамаха прислушивался к этим разговорам и никак не мог понять, кто кого бил утром у собора и за что… Вдруг кто-то взял его под руку. Он повернул голову, увидел рядом с собой Ропота.

— Логгин Прокофьевич? — Лицо Аншамахи расплылось в улыбке. — Значит, ты, это самое… уже поправился?

— Как видишь, — весело ответил Ропот. — Вот… Ну, а как твои дела? Все еще воюешь с бандами?

— Воюю помаленьку.

Мимо них прошел высокий худой человек в штатском. Ропот случайно встретился с ним взглядом и, чуть было не вскрикнув, судорожно сжал руку Аншамахи, указал на прохожего.

— Это тот монах, что казнил, рубил шашкой наших пленных и меня с ними на Мзымте, под старой липой, — шепнул Ропот, — Его надо немедля схватить!

Они начали следить за Лукой, который, видимо, почуяв недоброе, прибавил шаг. Аншамаха расстегнул кобуру, вынул наган. Лука рванулся через привокзальный сквер, сбил на пути нескольких прохожих. Аншамаха выстрелил вверх, вместе с Ропотом погнался за монахом. Милиционеры, пытаясь задержать бегущего, также открыли пальбу из револьверов в воздух. По скверу понеслось:

— Стой!

— Держите бандита!

Лука начал отстреливаться, нырнул в ближайший двор, взбежал по наружной лестнице на веранду второго этажа, хотел выбраться на крышу, но тут пуля обожгла ему ногу. Милиционеры настигли его, отняли оружие, потащили вниз…

На Гарбузовой Балке, в доме Комаровского, тишина. Чувствуя себя в безопасности, Жуков лежал на кровати в небольшой комнатушке и размышлял о своей бездомной, бродяжнической жизни… Во дворе всполошились собаки. Жуков вскочил с постели, посмотрел сквозь тюлевую занавеску в окно, увидел у дома вооруженных людей в форме войск ОГПУ. К ним подбежал Онуфрий, спросил:

— Кого вам?

Жебрак смерил его глазами.

— Где отец?

— Татки нема дома, — ответил Онуфрий, — Воны на рыбалке.

Весь двор Комаровского уже был оцеплен чекистами. Из сарая вышел сам хозяин с низкой вяленой тарани в руках, объявил угрюмо:

— Ну, я Комаровский. Шо надо?

— Жуков у вас скрывается? — спросил Жебрак.

— Жуков? — с притворным удивлением переспросил Комаровский. — Ниякого Жукова у меня нетути

— Не морочьте мне голову! — повысил голос Жебрак.

— Отето ж… — Комаровский развел длинными руками. — Правду кажу… У меня никого нетути.

Чекисты вошли в дом, начали обыск. В кухне они обнаружили ход на чердак. Один из бойцов взобрался по лестнице, приставленной к лазу, хотел поднять головой крышку, но она сверху была чем-то завалена, не поднималась. Боец напрягся, высунул голову из люка на чердак. В то же мгновение на чердаке раздалась короткая пулеметная очередь. Боец свалился с лестницы. К нему подбежали товарищи, хотели поднять, но он сам встал, проговорил:

— Стреляет, гад!

Жебрак резко обернулся к Комаровскому:

— Кто это у вас на чердаке с пулеметом?

— Отето ж… лихоманка его принесла…

— Поднимитесь к нему и скажите, чтобы он немедленно сдался, — приказал Жебрак.

— Я этого не могу сделать, — замялся Комаровский. — Ить он могет и меня… Вы уж сами…

— Татко, давайте я, — вызвался Онуфрий.

Отец глянул на него подслеповатыми глазами, кряхтя, поднялся к люку, громко окликнул:

— Диомид Илларионович, слазь… Теперички все равно…

— Всегда так… — всхлипнул Онуфрий, вытирая кулаками слезы. — На шо вы его приветали? А теперь…

— Кто его приветал? — гаркнул отец. — Сам пришел!

Жуков не подавал голоса. Комаровский опять обратился к нему:

— Ослобоняй горище, Диомид Илларионович.

— Пять минут даем на раздумье! — крикнул Жебрак полковнику. — Затем начнем стрелять.

Жуков не отзывался.

Прошло пять минут.

— Время истекло! — объявил Жебрак. — Слышите, полковник? Слазьте!

Затрещал потолок, послышались шаги, в люке появилось лицо Жукова.

— Освободи лестницу, Зосима Варлаамович, — сказал он Комаровскому и спустился на землю.

Его обыскали. Чекисты сняли с чердака ручной пулемет и несколько дисков с патронами. Жебрак надел Жукову и Комаровскому наручники. Конвойные вывели их на улицу, усадили в закрытую грузовую машину и увезли.

По кубанским станицам катилась волна возмущения верующих против изъятия церковных ценностей [900] Изъятие церковных ценностей — высший орган законодательной власти Советской России — Президиум ВЦИК (председатель Михаил Калинин) — 2 января 1922 года принял постановление «О ликвидации церковного имущества». 23 февраля было опубликовано принятое ВЦИК 16 февраля постановление «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим», которое предписывало местным Советам «…изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного комиссариата финансов для помощи голодающим». — прим. Гриня . Подстрекаемые попами, верующие кое-где устраивали бунты, доходившие до вооруженных схваток. Вести об этом радовали Евсевия. Еще бы! Сам патриарх Тихон хвалебно отозвался о деятельности нового кубанского владыки. В своих мечтах Евсевий рисовал радужные планы всеобщего крестового похода против Советской власти, молился за его успех… Однажды за такой молитвой его и застал резкий дверной звонок.

«Кого это черт принес?» — подумал он и тут же спросил:

— Кто там?

— ОГПУ, откройте! — потребовали снаружи.

Дрожащими руками Евсевий открыл дверь, промолвил сдавленно:

— Прошу.

Соловьев с бойцами прошел в зал. Евсевий включил свет.

— Вы арестованы, одевайтесь, — объявил Соловьев.

В конце февраля 1923 года темной ночью на побережье Черного моря, в районе Нового Афона, со шхуны высадилось десять белогвардейских офицеров, прибывших из Константинополя [901] По донесениям советской разведки, в начале 1923 года генерал Улагай в Константинополе действительно набрал группу из 10 человек для заброски на Кубань. Однако список группы, выехавшей в начале марта на шлюпке в район Сочи–Батум, состоит из 8 имен: полковник Васильев, полковник Назаренко, полковник Орлов Петр Лукич, полковник Козлихин Дмитрий Максимович, полковник Кравченко Афанасий Иванович, войсковой старшина Ковалев Григорий Васильевич, чиновник Стропун Василий Яковлевич, казак Раднинский. — прим. Гриня . Подполковники Кравченко и Назаренко направились в сторону Сухуми, а полковники Орлов, Ковалев, подполковники Козликин, Рядзинский, есаул Лаштбега, подхорунжие Семилетов, Малахутин и фельдшер Комов на третьи сутки утомительного пути перевалили через глубоко заснеженный Главный Кавказский хребет и в верховьях реки Большая Лаба повстречались с подъесаулом Козловым, действовавшим тут с небольшой бандой. Один из белоказаков узнал полковника Ковалева, обрадовался: