Петр Радченко - На заре

— Ну а все-таки, что заставило вас перейти на нашу сторону? — Юдин остановил вопросительный взгляд на пленном.

Гиря неопределенно пожал плечами, потупился, и на лбу у него, густо покрытом бронзовым загаром, легли две глубокие борозды.

— Як вам сказать, — после продолжительного молчания начал он снова. — Тут все по глупости. За дурною головою и ногам нема покою.

Голос его неожиданно прервался, и на глазах заблестели слезы. Наступила неловкая тишина.

— Это вы зря, — протянул Юдин.

Гиря положил руки на колени и несколько времени как бы собирался с мыслями.

— Не зря, — наконец промолвил он. — Осрамил я себя. — Заложив большой палец за пояс, на котором висел кинжал, он выкладывал: — Обманули меня негодяи. Пили, гуляли, а потом… очутился в банде. Протрезвел, да было уже поздно.

Юдин обратился к Жебраку и указал на Гирю:

— Как по-вашему, Николай Николаевич?

— Что ж, поверим, — ответил Жебрак.

Юдин окликнул Мечева, приказал отпустить Гирю.

— Есть освободить! — и Мечев указал казаку на дверь.

Гиря нахлобучил шапку, поблагодарил командира, затем остановился у порога, спросил:

— А не задержат меня в хуторе?

— Не беспокойтесь, — ответил Юдин. — В Драный мы сообщим. Идите.

— А как же насчет тех казаков, яки были со мной? — обеспокоился Гиря.

— После разберемся, — сказал Юдин.

— Ну, спасибо, — второй раз поклонился Гиря и скрылся за дверью.

В келье игуменьи монотонно стучали часы. На стене в никелированном бра теплилась стеариновая свеча.

Игуменья лежала в постели. У ее изголовья сидела мать Иоанна. Все прочие старухи монахини стояли перед иконами на коленях и били земные поклоны.

Наконец игуменья открыла глаза, простонала. Монахини бросились к ней, со слезами начали успокаивать ее, просили бога о помощи.

В келью в сопровождении матери Сергии и келейницы Сони вошли Корягин и Жебрак. Мать Иоанна поспешила им навстречу, всплеснула руками.

— Ах, спасители наши! — пропела она плачущим голосом. — Ах, избавители наши!

— Постой, постой, Христова невеста! — приподняв руку, прервал ее Корягин. — Гляди, как завыла. Пущай выйдет сюда игуменша.

— Она лежит больная, раб божий, — прослезилась старуха, пристально всматриваясь в него и Жебрака. — Со вчерашнего дня не поднимается.

— Сильно занемогла моя голубушка, — добавила мать Сергия. — В жару лежит, сердешная. Я же говорила вам.

— А что с ней? — спросил Жебрак.

— Перепуг, раб божий, — пояснила мать Иоанна. — Пули попали в ее келью, чуть было не убили. Она в беспамятстве.

— А сейчас как? — спросил Корягин.

— Лучше.

— Проводите нас к ней.

Корягин шагнул в спальню. Монахини переглянулись, последовали за ним.

Игуменья с закрытыми глазами лежала на кровати под легким одеялом. Голова закутана черным платком, на лбу — мокрое полотенце. Щеки горят легким румянцем.

Вошедшие остановились у ее кровати. Мать Сергия перекрестила игуменью, прошептала:

— Матушка, вам лучше?

Игуменья страдальчески покачала головой, молчала.

— Вот люди, — прибавила мать Иоанна, — хотят с вами поговорить.

— Какие люди? — раздался слабый голос игуменьи.

— Начальство из станицы, — пояснила старуха.

— Наконец, наконец-то, — простонала игуменья. И ей опять стало плохо.

Мать Иоанна замахала руками на присутствующих. Корягин и Жебрак отошли к двери. Соня хотела что-то сказать, но закусила губу. Она стояла у окна с разбитыми стеклами, в которое уже проникал свет разгоравшейся зари, и, не спуская встревоженных глаз с игуменьи, думала:

«И все из-за этих бандитов. Слава богу, хоть выгнали их из монастыря».

— Придется за доктором послать, — сказал Жебрак.

— Боже упаси! — испугалась мать Иоанна и отмахнулась обеими руками. — Не надо, не надо врача. Здесь воля божья!

Корягин усмехнулся. В голове мелькнуло:

«Эк, чертовка! Туману какого напустила. Всыпать бы ей по самую завязку! А то еще доктора. — Он перевел взгляд на Жебрака и снова подумал: — Не понимаю тебя. Ей-богу, скучный ты человек, Николай Николаевич, в этих делах!»

Жебрак указал головой на дверь. Они вышли в коридор. За ними последовала келейница. Корягин почувствовал, что на душе у него отлегло, спросил Соню:

— Ну, а ты как живешь здесь? Не думаешь вернуться домой?

Соня пожала плечами, потупила голову. Корягин направился к выходу, пояснил:

— Это дочь моего соседа, Николай Николаевич, Якова Калиты.

— Помню, — сумрачно протянул Жебрак и, помедлив, с тем же равнодушием обратился к послушнице: — Чем же вы тут занимаетесь?

Соня робко улыбнулась, и по ее лицу скользнула едва заметная трепетная тень. Девушка слегка передернула плечами и застенчиво прошептала:

— Всем, что заставят.

— А игуменья вас не обижает?

— Нет. Она добрая.

Показались Аминет с красным крестом на левом рукаве и Вьюн с карабином, висевшим на погонном ремне [136] Погонный ремень (воен.) — ремень, служащий для носки стрелкового оружия за плечом. — прим. Гриня через плечо.

— Вас товарищ Юдин требует к себе, — обратилась санитарка к председателю ревкома и секретарю комячейки [137] Комячейка — Коммунистическая ячейка, первичная (низовая) партийная организация РКП(б) (Российская коммунистическая партия (большевиков)). — прим. Гриня .

Корягин подмигнул Соне, шутливо заметил:

— Видала, какие у нас девчата?

Соня и Аминет взглянули друг на друга. Жебрак и Корягин, оставив их в коридоре, направились к выходу.

— Тебя как зовут? — спросила Аминет.

— Соня, — нерешительно ответила келейница.

— Соня? — переспросила Аминет, как бы припоминая что-то.

Заостренное лицо Вьюна сияло широкой улыбкой, тернинки [138] Тернинка — уменьш. от «терн», ягодка терна. Здесь подразумевается радужная оболочка глаз синего цвета — прим. Гриня глаз радостно блестели. Он протянул келейнице руку:

— Здравствуй, Соня!

— Здравствуйте, — промолвила девушка.

— Это наша станичница, — поспешно сказал Вьюн, обращаясь к Аминет. — Ой, дура! Ушла в монастырь. Что тут хорошего?

— Да, да. Я теперь помню, — с расстановкой проговорила Аминет. — Мне рассказывала Клава Белозерова.

— Да ты совсем бросай это монашество! — посоветовал Вьюн послушнице. — На кой ляд оно тебе нужно? Что тут делать? У нас бы в комсомол вступила.

— Ты будешь в станице? — дотронувшись до плеча Сони, резко спросила Аминет.

Соня с опаской оглянулась: в коридоре никого не было.

— Буду, — сказала она шепотом.

— Заходи к нам в коммуну, — пригласила ее Аминет, направляясь к двери. — Мы поможем тебе.

Мать Иоанна, прикрыв плотнее дверь, поспешила в спальню. Игуменья сбросила с себя одеяло, выглянула в окно.