Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Да что толковать — теперь-то речь ведь идет совершенно о другом. Жандарм и тюремщик не знают Адама в лицо, дело выгорит, а после как-нибудь Адам, может быть, расскажет об этой проделке помощнику судьи — то-то будет потеха! На участке уже сегодня великий смех, Адама будто подменили — такой он ходит веселый.

Миновал полдень. Кто это там идет? Ей-богу — Друбек!.. И с ним — гром и молния! — жандарм…

А дело развивалось совершенно естественно. Легким, упругим шагом подошел Друбек к тюремщику и подал ему «свою» повестку. Парень тюремщику понравился.

— Вы наверняка в армии служили?

— Отслужил! — гордо ответил Друбек. — Капралом был, вот мой военный билет. — И он подал тюремщику свой сохраняемый в кармане воинский документ. И все! Когда после этого Адам удалялся в обществе жандарма из «Австралии», оба смахивали на пару медведей.

Пятница, как известно, день несчастный. Млинаржик, — обычно его называли «Трубка», — работал на катке, утрамбовывающем землю, и черт или господь знает, что он там делал, только вдруг оторвался у него мизинец на левой руке. К счастью, тут оказался доктор, объезжавший участок, и перевязал руку. Млинаржик, как ни в чем не бывало, продолжал работать, зато бросили работу несколько других босяков. Один копал у леса могилу шести футов глубиной и шести длиной, другой сколачивал гроб, а жена его шила из белых тряпок подглавник в гроб и саван. Третий сооружал носилки, четвертый плел из еловых ветвей гигантский венок. А после работы, к вечеру, были похороны — великолепные, трогательные. Оторванный мизинец обмыли, облекли в саван, положили в гроб и под всеобщий горький плач гроб заколотили.

Затем Шнейдер держал весьма прочувствованную речь, ставя возлюбленного усопшего в пример всем присутствующим; особенно он напирал на то, что «покойник никогда, никогда не напивался». Потом оратор отошел, и Комарек окропил носилки и гроб с помощью мокрой тряпки. Два «отрока» и две «девы» подняли носилки на плечи и пустились в путь. За гробом шла длинная процессия, по два в ряд; пары держались за руки. Впереди шли женщины, непрестанно причитая — таковы уж женщины! За ними попарно шагали более стойкие мужчины, распевая похоронную песню. Но ни разу не удалось им допеть до конца строфу:

ибо всякий раз их прерывало всеобщее рыдание, взрыв горя, надрывающего сердце! А тотчас за гробом шел Млинаржик, как ближайший родственник усопшего.

Так что же тогда принесет с собой суббота?

Инженер направился к рабочим. Те поздоровались с ним, и один из них подошел ближе:

— Покорно прошу, пан инженер, есть у меня к вам просьба.

— Какая?

— Не откажите, пан инженер! Сегодня ночью жена у меня слегла…

— Ну конечно, а мне быть крестным отцом! Вы хотите сказать, что никого другого не нашлось… Ладно, раз уж без этого не обойтись… Когда назначите время, приходите — пошлю кого-нибудь в церковь за себя!

Это немного испортило настроение инженеру. «За последний месяц это четвертый, — значит, опять посылай за двумя серебряными монетами! Надо бы сразу целую корзину заказать! — ворчал инженер. — Плодятся, как кролики! Если так дальше пойдет, скоро каждый босяк будет называться в мою честь Пепиком или Пепичкой! Да что поделаешь…»

Утренние часы промчались быстро. Хорошее настроение не возвращалось больше к инженеру. Работа шла теперь медленно, промерзшая земля трудно поддается. «Не работа — могила!» — жаловались рабочие, а более опытные, предвидя, что трудности еще только начинаются, твердили: «Нет, тут толку не будет!» Конечно, они, несмотря на свою опытность, не разбирались в деле, но и сам инженер не был доволен.

Он обрадовался, когда подошел обеденный час, и быстрым шагом отправился домой.

Перед домиком его поджидал босяк Вашичек — вполне приличный человек, он нравился инженеру.

— С чем пришли, Вашичек?

Босяк, чем-то взволнованный, вертит в руках шапку. Смуглое лицо его побледнело, глаза странно горят, будто в страхе, губы трясутся.

— Ну, в чем дело, говорите!

— Да вы уж изволили слышать, — бормочет Вашичек.

— Что я слышал? Ничего я не слышал, говорите скорей, а то холодно.

— Так вы ничего не слыхали?

— Да говорю же вам — ничего…

— Про эту кирку…

— Про какую такую кирку?

— Это неправда! Я ее не крал. Отроду я такого не делал! — И из глаз Вашичека выкатилась слеза.

— Подумаешь, какое дело! Что, кирка у нас пропала?

— Нет, нет, не у нас, это было уже два года тому назад, под Хебом.

— Мне кажется, вы рехнулись, Вашичек!

— Господи, да нет же! Говорят, на меня уже и в суд подано!

— Кто вам это сказал?

— Товарищи в воскресенье в корчме.

— Они над вами подшутили. Из-за кирки — да не будьте смешным! Ступайте домой да пообедайте хорошенько, до свидания!

Инженер вошел в свой дом. Он пообедал, закурил, вздремнул. Выйдя снова, часа через два, из дому, он увидел спешащего, задыхающегося Зоубека.

— Пан инженер… несчастье!

— Что? Что такое?

— Вашичек повесился!

— Не может быть — ведь я же с ним…

— Он уж, верно, часа два висит…

— Да где же?

— В кустах у линии!

— Вы смеетесь — там и дерева-то ни одного нет!

— И все же — вон, взгляните сами!

Они поспешили к названному месту. На линии никто не работал, над кустами двигались головы босяков; и в этих кустах — «в десяти саженях от линии», соответственно предписанию, висел бедняга Вашичек; он даже не висел — ростом он был выше этого искривленного деревца; он привязал свой фартук к верхушке и бросился в петлю, сделанную из кожаных завязок фартука, и так удавился. Он наполовину висел, наполовину стоял на коленях — лицо синее, глаза выкатившиеся.

Инженер подошел к нему.

— Да, здесь человеческая помощь уже не нужна — тело давно остыло! Оставьте его так, пока не прибудет комиссия, и отправляйтесь работать. Ночью придется кому-нибудь сторожить его; сами решайте, кому дежурить!

Недобрый, неладный был тот вечер в «Австралии». Чувства босяка, правда, ничего не значат, но…

«Ну подожди, сегодня ты умаслишь инженера», — подумал к вечеру Комарек. И после работы отправился к инженеру.

Тот, угрюмый, сидел над чертежами. Угрюмо посмотрел он на Комарека, даже не ответил на приветствие. Со времени неудавшегося опыта он Комарека и видеть не хотел.

— Я буду дежурить ночью у Вашичека, — выдавил из себя Комарек.

Инженер — ни слова.

— Добровольно, пан инженер.

Инженер — ни слова.

Комарек начал переминаться с ноги на ногу.

— Замерзнете вы там в ваших тряпках — и мне жалко не будет, — заявил наконец инженер.

— Я у кого-нибудь одеяло возьму. Вот кабы хоть немного водки, только чтоб согреться…