Льюис Уоллес - Вечный странник, или Падение Константинополя

Впрочем, граф с нетерпением ожидал вестей от султана, не имея до тех пор возможности приступить к действиям. Посланец мог появиться в любой момент, а значит, удаляться от дома не следовало. Граф уже составил доклад о своей поездке в Италию и о последующих событиях, вплоть до прибытия в Константинополь, и жаждал отправить его по назначению. Одобрение Магомета придало бы ему бодрости духа. Он надеялся, что оно исцелит его от меланхолии.

Однажды, глядя на свою галеру, он перевел взор дальше, туда, где как раз сменялся караул порта; его поразил восточный вид офицера новой смены. Это, надо сказать, имело непосредственное отношение к вопросу, который давно уже занимал его деятельный ум: как держать в тайне его сообщение с Магометом, а говоря точнее — как сделать так, чтобы посланец султана мог являться к нему невозбранно и без задержек. И вот решение само шло в руки. Если император доверяет охрану порта одному иноземцу, доверит и другому. Иными словами — почему не взять эту задачу в свои руки и руки своих людей? Не исключено, что ему и так предложат это задание, — нужно лишь немного выждать и посмотреть; если же придется просить об этом официально, имеется прекрасный предлог: местоположение порта рядом с его резиденцией, дворцом Юлиана. Совершенно естественная мысль, никто не откажет; если все сложится, он станет хозяином положения. Можно сказать, в руках у него будут ключи от города. Он сможет впускать и выпускать кого заблагорассудится, а кроме того, если понадобится бежать — вот он, путь отступления! Вот его галера, а вот и выход в море.

Пока он над этим размышлял, слуга принес ему письменное уведомление, что его дожидается офицер из Влахернского дворца. Он тут же направился в приемную залу, где обнаружил нашего старого знакомца — церемониймейстера: тот принес весть, что его величество император назначил графу аудиенцию на полдень следующего дня; если же час этот неудобен, не будет ли граф любезен назначить иной? Его величество понимает, сколько сил уходит на обустройство новых покоев, а потому не тревожил его ранее, за что просит прощения.

Граф согласился на предложенный час, после чего провел посетителя по своим покоям, не упустив ни одного; из кухни они даже прошли на конюшню, где скакунов одного за другим вывели из стойл. Гостеприимство и предусмотрительность графа не знали границ, и он был должным образом вознагражден. Важному сановнику понравилось увиденное, а больше всего ему понравился сам Корти. Не было никаких сомнений в том, что он представит во Влахерн чрезвычайно благоприятный доклад. Говоря коротко, искушенность графа в интригах иного двора, где подозрительность была распространена даже сильнее, чем в Константинополе, сослужила ему добрую службу. Стакан вина на прощание, душистого итальянского напитка высочайшего качества, обеспечил новоприбывшему постоянное место в сердце церемониймейстера. Если украшенный гербом его святейшества документ хоть в малейшей степени мог вызвать сомнения, теперь благонадежность была обеспечена.

Так вышло, что день этот оказался для графа знаменательным. Пока он принимал церемониймейстера, моряки на палубе его галеры, непривычные к византийским обычаям, вздрогнули, заслышав крик: долгий, нараставший, потом скорбно смолкший. Взглянув в соответствующую сторону, они увидели черное судно, входившее в ворота порта. На носу стоял, испуская крики, человек с непонятным цветом лица, высокий, с гибким станом; его немногочисленные одежды когда-то были белыми, теперь же покрылись грязью разных цветов, драный красный платок едва прикрывал спутанные черные волосы; в руке он держал деревянный поднос, полный рыбы. Страж, которому он тем самым предложил свой улов, покачал головой, однако пропустил его лодку. Когда она подошла к борту галеры, матросы и рыбаки (а владельцы черного судна были именно ими) обменялись взглядами, причем трудно было сказать, кто удивился сильнее. Рыбак, стоявший на носу, тут же вступил в переговоры — он перебрал несколько языков и в конце концов остановился на арабском.

— Вы кто?

— Матросы.

— Откуда?

— Из Триполи.

— Дети Пророка?

— Мы веруем в Аллаха и в Судный день, читаем молитву, как положено, даем очистительную милостыню тому, кто ее заслуживает, и не боимся никого, кроме Аллаха.

— Благословен Аллах! Да прославится имя его и здесь, и повсюду! — откликнулся рыбак и тут же добавил: — Кому вы служите?

— Вельможе из Италии.

— Каково его звание?

— Граф.

— И где он?

— Вон там, во дворце.

— Христианин?

— Христианин, говорящий на восточных языках; ему ведомы часы молитвы, и он их соблюдает.

— Он здесь живет?

— Он — хозяин этого дворца.

— Давно он сюда прибыл?

— В последнее полнолуние.

— Рыба ему нужна?

Матросы рассмеялись:

— У него и спроси.

— Вон там его причал?

— Да.

— Все, живущие у моря, едят рыбу — когда могут достать, — возгласил рыбак. А потом, обернувшись к своим гребцам, распорядился: — Вперед, к причалу.

Он сошел на причал, ловко балансируя блюдом на голове, поднялся по ступеням и, добравшись до фасада дворца, настойчиво переходил от двери к двери, пока не добрался до покоев графа.

— Рыба нужна? — осведомился он у слуги, ответившего на стук.

— Пойду спрошу.

Вскоре привратник возвратился и ответил:

— Нет.

— Ты мусульманин? — поинтересовался рыбак.

— Да. Благословен Аллах и все праведники его!

— И я мусульманин. Дозволь мне повидаться с твоим господином. Я бы поставлял ему рыбу постоянно.

— Он занят.

— Я подожду. Скажи ему, что мой сегодняшний улов — красная кефаль и лучшие части королевской рыбы-меча, которая выпрыгивает в воздух на десять футов, а на спине у нее острый шип.

С этими словами он опустил блюдо на землю и уселся рядом, как будто желая сказать: ожидание не помеха. Через некоторое время появился граф с церемониймейстером. Он взглянул на блюдо, потом на рыбака, потом на него же, но внимательнее.

— Какая прекрасная рыба! — обратился он к церемониймейстеру.

— О да, нет рыбьих пастбищ тучнее, чем у нас на Босфоре.

— Как называется вот эта?

— Кефаль, красная кефаль. Древние римляне откармливали ее в специальных бассейнах.

— Кажется, я видел похожую у наших итальянских берегов. В каком виде ее подают на стол?

— Ее жарят в оливковом масле, граф, в простом оливковом масле.

Все это время Корти рассматривал рыбака.

— А в какое время дня принято ее вкушать? — продолжал он.

— Лучше всего за завтраком; впрочем, если вы придете на обед к его величеству, не удивляйтесь, если ее подадут среди первых блюд.

— Прошу прощения, что задержал, — попробую ее на завтрак. — После чего граф небрежно бросил рыбаку: — Оставайся здесь до моего возвращения.