Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

Что касается до Кандиды, то она была веселое и простодушное существо, и потому для нее не пропадало в разговоре ничто из того, что казалось ей легким и воздушным полетом неуловимого юмора. Она охотно смеялась всему смешному, вздыхала только тогда, когда дождливая погода мешала ожидаемой ею прогулке или, несмотря на все ее заботы, на новой шали оказывалось пятно. При этом, если представлялся к тому действительный случай, у ней являлось глубокое искреннее чувство, которое никогда не могло выродиться в пустую чувствительность, и потому для меня, а также и для тебя, любезный читатель, которые не принадлежим к чересчур требовательным людям, Кандида была бы вполне подходящей. Но с Бальтазаром легко могло бы все повернуться иначе! Но вскоре мы увидим, верно или нет напророчил прозаический Фабиан.

Нет ничего удивительного, что Бальтазар не мог спать всю ночь от беспокойства и от невыразимого сладостного страха. Весь преисполненный образом милой, сел он за стол и написал изрядное количество красивых и благозвучных стихов, которые изображали его состояние души в мистическом рассказе о любви соловья к пурпуровой розе. Он хотел взять их с собой на литературный вечер Моша Тэрпина и сделать посредством их нападение на неопытное сердце Кандиды, как и когда это будет возможно.

Фабиан слегка улыбнулся, когда, явившись по уговору в известный час, чтобы взять с собой друга, нашел Бальтазара в особенно изящном костюме. Он надел зубчатый воротник из самых тонких брюссельских кружев и короткое бархатное платье с прорезными рукавами. При этом на нем были французские сапоги с высокими острыми каблуками и серебряными пряжками, английская шляпа из самого тонкого кастора и шведские перчатки. Это был настоящий немецкий костюм, который необыкновенно шел к нему, особенно ввиду того, что он красиво завил волосы и прекрасно расчесал свою маленькую острую бородку.

Сердце Бальтазара забилось восторгом, когда в доме Моша Тэрпина вышла ему навстречу Кандида в старонемецком костюме, приветливая, с очарованием во взоре, в словах, во всем существе; словом, такая, какою всегда ее видели.

«Благодатная прелесть!» – вздохнул Бальтазар из глубины своего сердца, когда Кандида, сама дивная Кандида, подала ему чашку дымящегося чая. А Кандида взглянула на него сверкающими глазами и сказала:

– Вот ром и мараскин [21] Мараскин (мараскино) – бесцветный сухой фруктовый ликер из мараскиновой вишни. , сухари и печенье, пожалуйста, кушайте, что хотите.

Но вместо того, чтобы взглянуть на ром, мараскин, сухари и печенье, восхищенный Бальтазар не мог отвести от прелестной девушки своего взора, полного болезненной муки любви, и искал слов, которые могли бы выразить то, что он чувствовал в глубине сердца. Но тут его хватил сзади своим увесистым кулаком профессор эстетики, громадный силач, внушивший ему опасение, как бы не пришлось пролить на пол гораздо больше чая, чем то было прилично. Профессор воскликнул громовым голосом:

– Любезный мой Лукас, глотая эту гнусную воду, вы совершенно испортите свой немецкий желудок. Вон в той комнате наш храбрый Мош выставил целую батарею прекраснейших бутылок с благородным рейнвейном, приведем-ка ее в действие! – и он потащил несчастного юношу.

Но из ближайшей комнаты вышел навстречу им профессор Мош Тэрпин, ведя за руку маленького и очень странного человечка и восклицая:

– Любезные дамы и господа, представляю вам юношу, высокоодаренного самыми редкими качествами, которому нетрудно будет снискать ваше расположение и уважение. Это молодой господин Циннобер, который только вчера приехал в наш университет и желает изучать право!

Фабиан и Бальтазар с первого взгляда узнали того странного карлика, который встретился им в лесу и упал с лошади.

– Должен ли я, – тихо сказал Бальтазару Фабиан, – вызвать этого чижика драться на раздувальных мехах или на сапожных щетках? Другим оружием я не могу воспользоваться, имея дело с таким опасным противником.

– Стыдись, – отвечал Бальтазар, – как не стыдно тебе смеяться над обездоленным человеком, который, как ты слышишь, обладает редкими качествами и таким образом возмещает духовными достоинствами то, в чем отказала ему природа.

Затем он направился к маленькому человечку и сказал ему:

– Надеюсь, любезнейший господин Циннобер, что вчерашнее падение с лошади не имело для вас никаких дурных последствий.

Циннобер поднялся на цыпочки, опираясь на небольшую трость, которая была у него в руках, так что доставал теперь Бальтазару почти до пояса, откинул назад свою голову, дико сверкнул на него глазами и сказал своим странным скрипучим басом:

– Я не знаю, чего вы хотите, и о чем вы говорите. Я упал с лошади? Я? Вы, вероятно, не знаете, что я лучший ездок, какой только может быть, что я никогда не падаю с лошади, что я был волонтером в кирасирском полку и обучал в манеже верховой езде офицеров и статских. Гм… гм… упасть с лошади, это я-то!

Тут он хотел быстро повернуться, но палка, на которую он опирался, соскользнула, и карлик полетел к ногам Бальтазара. Бальтазар бросился, желая помочь карлику, и при этом нечаянно задел его за голову. Тогда тот издал пронзительный крик, который раздался по всему залу, так что испуганные гости повскакали е мест. Все окружили Бальтазара, спрашивая его, отчего это он так ужасно закричал.

– Вы не сердитесь, любезнейший Бальтазар, – сказал профессор Мош Тэрпин, – но это была немного странная шутка. Вы, вероятно, хотели заставить нас думать, что кто-то здесь наступил на хвост кошке?

– Кошка, кошка! Уберите кошку! – воскликнула какая-то слабонервная дама и упала в обморок.

– Кошка, кошка! – воскликнули два старых господина, страдавшие той же самой идиосинкразией, и оба бросились к двери.

Кандида, вылившая всю свою банку с эфиром на лежавшую в обмороке даму, тихо сказала Бальтазару:

– Какую беду наделали вы этим пронзительным мяуканьем, любезный господин Бальтазар!

Студент не знал, что начать. Весь красный от стыда и досады он не мог выговорить ни слова, не мог сказать, что ведь это не он, а маленький Циннобер так ужасно мяукнул.

Профессор Мош Тэрпин заметил неприятное состояние юноши. Он дружески обратился к нему и сказал:

– Ну, ну, успокойтесь, любезный мой Бальтазар. Я отлично видел, в чем дело. Нагнувшись и вскочив на все четыре конечности, вы прекрасно подражали рассерженному коту. Я сам очень люблю такие естественно исторические игры, но здесь, во время литературного чая…

– Но, любезнейший господи профессор, ведь это же был не я!.. – возгласил Бальтазар.

– Хорошо, хорошо, – перебил его профессор.

Тут подошла к ним Кандида.

– Пожалуйста, – сказал ей профессор, – утешь ты этого Бальтазара, он совсем в отчаянии из-за этого случая.