Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

– Черт вас возьми, милейший мосье! – крикнул карлик, совершенно озлившись и стряхивая песок со своей одежды. – Я студент, и если вы тоже студент, то ваша манера хохотать мне в лицо, как болван, есть повод для дуэли, и завтра вы должны со мной драться в Кэрепесе!

– Черт возьми! – воскликнул Фабиан, продолжая смеяться, – да это настоящий бурш и сущий молодец по смелости и чувству собственного достоинства!

Тут он поднял карлика вверх, несмотря на все его упорство и брыкание, и посадил его на лошадь, которая сейчас же весело побежала вперед, неся своего маленького господина.

Фабиан держался за бока и, кажется, готов был лопнуть со смеха.

– Это жестоко, – сказал Бальтазар, – смеяться над человеком, которого природа так страшно исковеркала, как этого маленького всадника. Если он действительно студент, то ты должен с ним драться и даже па пистолетах, хоть это против академических правил, потому что он, конечно, не может владеть ни рапирой, ни шпагой.

– Как серьезно и трагично ты все это принимаешь, милый друг Бальтазар, – сказал Фабиан. – Я никогда не смеюсь над уродством. Но скажи мне, должен ли такой крошечный карапуз садиться на лошадь, из-за шеи которой его не видно? Должен ли он совать свои ноги в такие страшно широкие сапоги? Должен ли он носить такую плотно обхватывающую куртку с тысячью шнурков, галунов и кистей и такой удивительный бархатный берет? Может ли он иметь такой дерзкий надменный вид? Может ли он издавать такие резкие и варварские звуки? Может ли он позволять себе все это, говорю я, и не быть за это осмеянным, как настоящий болван?.. Но я пойду отсюда, мне хочется видеть ту возню, которая поднимется в городе, когда этот воинственный студент въедет на своем гордом коне! С тобой сегодня нечего делать! Счастливо оставаться!

И Фабиан стрелой помчался к городу через лес.

Бальтазар сошел с дороги и углубился в чащу; там он упал на зеленый мох, сраженный и побежденный самыми горькими чувствами. Очень могло быть, что он действительно любил прелестную Кандиду, но эту любовь он замкнул в глубине души, как глубокую, нежную тайну, от всех людей и даже от себя самого. И теперь, когда Фабиан так безжалостно и легкомысленно заговорил об этом, он чувствовал себя так, как будто грубые руки в дерзком насилии сдернули покрывало с того священного образа, до которого он не смел дотронуться, и как будто эта святая будет вечно сердиться за это на него самого. Слова Фабиана показались ему отвратительной насмешкой над всем его существом, над самыми сладкими его грезами.

– Это значит, – воскликнул он в избытке досады, – что ты считаешь меня, Фабиан, за влюбленного дурака, за болвана, который бегает на лекции Моша Тэрпина, чтобы пробыть хоть час под одной кровлей с прекрасной Кандидой?! Который одиноко бродит по лесу, чтобы сочинять прекрасные стихи к возлюбленной и еще более жалким образом ее описывать? Который портит деревья, вырезая на их гладкой коре глупейшие вензеля, а в присутствии милой девушки не способен сказать ни одного разумного слова; только вздыхает, охает и корчит плаксивые рожи, точно будто с ним сделались корчи? Который носит на груди увядшие цветы, которые она носила, или перчатку, которую она потеряла?.. Словом, проделывает тысячу ребяческих глупостей. И из-за этого Фабиан надо мной насмехается, и надо мной смеются все бурши… А прелестная, милая, чудная Кандида…

Как только он произнес это имя, оно пронизало его сердце, как огненный меч. Увы, какой-то внутренний голос очень ясно шепнул ему в эту минуту, что он только ради Кандиды ходит в дом Моша Тэрпина, что стихи его обращены к ней, что ее имя вырезает он на древесной коре, что в ее присутствии он молчит, вздыхает и охает, что он носить на груди увядшие цветы, которые она потеряла, что он действительно способен на все те глупости, в которых может упрекнуть его Фабиан. Только теперь почувствовал он, как несказанно любит прекрасную Кандиду, но в то же время он подумал о том, как странно, что чистейшая и глубочайшая любовь так смешно проявляется во внешней жизни, полагая, что это следует приписать той глубокой иронии, которую вложила природа во все человеческие деяния. Быть может, он был прав, но неправ он был в том, что так на это сердился. Грезы, окружавшие его прежде, исчезли, голоса леса звучали ему иронией и насмешкой; он вскочил и бросился бежать в Кэрепес.

– Господин Бальтазар, mon cher Бальтазар! – услышал он вдруг.

Он поднял глаза и остановился, как очарованный, так как навстречу ему шел профессор Мош Тэрпин, ведя под руку дочь свою Кандиду. Кандида поклонилась окаменевшему Бальтазару со свойственной ей веселой и дружеской непринужденностью.

– Бальтазар, mon cher Бальтазар, – воскликнул профессор, – вы положительно самый прилежный и любимейший из моих слушателей! Я замечаю, мой милый, что вы любите природу со всеми ее чудесами так же, как я, который слыву за это настоящим дураком! Вы наверно опять ботанизировали в нашем лесу? Что же, нашли что-нибудь полезное? Нам нужно поближе познакомиться! Заходите ко мне, всегда будете желанным гостем. Мы можем вместе производить эксперименты. Вы уже видели мой воздушный насос? Так-то, mon cher, завтра вечером в моем доме соберется дружеский кружок, который будет поглощать чай с бутербродами и забавляться приятными разговорами; увеличьте его вашей достойной особой. Вы познакомитесь у меня с одним очень привлекательным молодым человеком, которого мне особенно рекомендовали. Bon jour, mon cher, добрый вечер, дражайший! И до свидания! Ведь вы придете завтра на лекцию? Adieu, mon cher!

И, не дожидаясь ответа Бальтазара, профессор Мош Тэрппн отправился дальше вместе с дочерью.

В своем смущении Бальтазар не посмел поднять глаз, но взоры Кандиды прожгли его душу, он чувствовал веяние ее дыхания и сладостный страх проникал в его существо.

Все его неудовольствие прошло, полный восторга, смотрел он па милую Кандиду до тех пор, пока она не исчезла под сводом деревьев. Тогда он медленно вернулся в лес, чтобы отдаться еще более дивным мечтам.

О том, как Фабиан не знал, что сказать. – Кандида и женщины, которые не должны есть рыбу. – Литературный чай Моша Тэршина. – Молодой принц.

Фабиан думал, что, пройдя прямиком через лес, он успеет придти гораздо раньше того странного маленького карапуза, который только что ускакал. Однако он ошибся, потому что, выйдя из кустов, увидел, как совсем вдали к карлику присоединился другой стройный всадник, и оба въехали в ворота города Кэрепеса.

– Гм… – сказал себе Фабиан. – Если этот щелкун на своей большой лошади приехал раньше меня, то я еще успею вовремя придти к тому представленью, которое начнется при его въезде. Если этот странный субъект действительно студент, то ему укажут гостиницу «Крылатого Коня», и если он остановится там со своими громкими криками и сбросит сначала верховые сапоги, а потом себя самого и будет сердиться и важничать, когда бурши начнут смеяться, то произойдет настоящая безумная комедия.