Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

– Милости просим, – сказал Проспэр Апьпанус, и дама вошла.

На ней было длинное черное платье и длинная вуаль, как у какой-нибудь матроны. Проспэр Апьпанус, охваченный странным предчувствием, взял свою трость и направил на вошедшую сверкающие лучи набалдашника. Тогда вокруг нее с шумом вспыхнули молнии, и она оказалась в белой прозрачной одежде, с блестящими крыльями стрекозы за плечами и белыми и красными розами в волосах.

– Эге, – прошептал Проспэр Апьпанус, спрятал трость под халат, и посетительница опять очутилась в прежнем наряде.

Проспэр Апьпанус приветливо пригласил ее сесть. Тогда девица Розеншён сказала, что она давно намеревалась посетить господина доктора в его загородном доме, желая познакомиться с человеком, о котором во всей стране говорили как о высоко даровитом, благодетельном мудреце. Вероятно, он исполнит ее просьбу взять под свое врачебное наблюдение находившийся поблизости женский приют, так как старые дамы часто прихварывали и оставались без всякой помощи. Проспэр Альпанус вежливо отвечал, что хотя он давно уж оставил практику, но готов, в виде исключения, посетить приютских дам, если это нужно, а затем спросил, не страдает ли чем-нибудь сама девица Розеншён.

Посетительница ответила, что она чувствует время от времени только легкие ревматические схватки, когда простудится на утреннем воздухе, но теперь она совершенно здорова; затем она завела какой-то общий разговор. Проспэр Альпанус спросил, не угодно ли ей выпить чашку кофе, так как был еще ранний час. Девица Розеншён сказала, что у них в приюте его никогда не пьют. Кофе был принесен, но, как ни старался Проспэр разлить его, чашки оставались пустыми, несмотря на то, что кофе лился из кофейника.

– Эге, – улыбнулся Проспэр Альпанус, – да это недобрый кофе! Не желаете ли вы сами, многоуважаемая, разлить его в чашки?

– С удовольствием, – отвечала гостья и взяла в руки кофейник.

Но, несмотря на то, что из кофейника не вылилось ни одной капли, чашки становились все полнее и полнее, и кофе полился по столу и на платье надзирательницы. Она быстро поставила кофейник, и кофе сейчас же бесследно исчез. Проспэр Апьпанус и надзирательница некоторое время, молча, смотрели друг на друга странным взглядом.

– Вы, вероятно, были заняты какой-нибудь очень увлекательной книгой, когда я вошла, – начала гостья.

– Да, правда, – ответил доктор, – в этой книге есть замечательные вещи.

Тут он хотел раскрыть маленькую книгу в золоченом переплете, которая лежала перед ним на столе, но это был совершенно напрасный труд, потому что книга все закрывалась сама собой с громким хлопаньем.

– Эге, – сказал Проспэр Апьпанус, – попробуйте-ка вы, многоуважаемая, взяться за эту упрямую вещь.

Он протянул своей гостье книгу, которая раскрылась сама, едва только та до нее дотронулась. Но все листы расползлись, вылетели из исполинского фолианта и зашумели по комнате.

Гостья в страхе откинулась назад. Тогда доктор с силой захлопнул книгу, и все листы исчезли.

– Моя любезнейшая многоуважаемая девица, – сказал Проспэр Апьпанус с мягкой улыбкой, вставая со своего стула. – Зачем мы теряем время на такие презренные фокусы? Ведь то, что мы до сих пор проделывали, были не более, как обыкновенные фокусы. Перейдем лучше к более высоким предметам.

– Я уйду! – воскликнула дама и поднялась с места.

– Ну, – сказал Проспэр Альпанус, – это, может быть, вам и не удастся без моего желания, так как я должен сказать вам, милостивая государыня, что вы совершенно в моей власти.

– В вашей власти?! – сердито воскликнула гостья. – В вашей власти?! Какая глупая выдумка!

Тут она расправила свое шелковое платье и поднялась к потолку в виде чудной темной бабочки. Но в тоже самое время Проспэр Альпанус тоже зажужжал и взлетел в виде жука единорога. Бабочка ослабела, порхнула вниз и побежала по полу в виде маленькой мышки. Тогда жук, мяукая и фыркая, бросился за мышкой в виде серого кота. Мышка опять поднялась блестящей колибри, но тут какие-то странные голоса зазвучали вокруг всего дома, зажужжали чудные насекомые с диковинными крыльями, и золотой улей прилепился к окну. Тогда фея Розабельвэрде засияла вдруг во всем своем величии и блеске и встала посреди комнаты в блистающей белой одежде, в сверкающем бриллиантовом поясе, с белыми и красными розами в темных кудрях. Перед ней стоял волшебник в золототканой мантии, с блестящей короной на голове, держа в руках трость со сверкающим набалдашником.

Розабельвэрде подошла к волшебнику, и тогда из волос ее выпал золотой гребень и разбился о мраморный пол, как будто он состоял из хрупкого стекла.

– Горе мне, горе мне! – воскликнула фея.

И вдруг за кофейным столом опять оказалась надзирательница женского приюта, госпожа Розеншён в своем длинном черном платье, а против нее опять сидел доктор Проспэр Апьпанус.

– Я полагаю, – спокойно сказал Проспэр Апьпанус, уже беспрепятственно разливая в китайские чашки чудесный дымящийся аравийский кофе, – что мы с вами давно уже знали, в каких мы отношениях. Мне очень жаль, что ваш прекрасный гребень разбился на моем твердом полу.

– В этом виновата моя неловкость, – сказала надзирательница, с удовольствием отпивая кофе, – нужно остерегаться ронять, чтобы то ни было на этом полу, так как, если я не ошибаюсь, эти камни расписаны удивительными иероглифами, которые многими могут быть приняты за обыкновенные жилки, украшающие мрамор.

– Это не более как вышедшие из употребления талисманы, – сказал Проспэр.

– Но, дорогой доктор! – воскликнула надзирательница. – Как это могло случиться, что мы не узнали друг друга раньше, и ни разу с вами не встретились?

– Причина этого в различии нашего воспитания, многоуважаемая, – ответил Проспэр Альпанус. – В то время, как вы, самая блестящая девушка в Джинистане, могли вполне отдаться вашей богатой натуре и счастливому гению, я заперся в пирамидах, как усердный студент, и слушал лекции этого старого бородача Зороастра, который очень многое знал. Во время управления достойного князя Деметрия я поселился в этом прелестном именьице.

– Как, – сказала надзирательница, – и вас не выселили, когда князь Пафнутий вводил просвещение?

– Нет, – ответил Проспэр, – мне хорошо удалось стушевать свое «я» тем, что я старался распространять в духе вводимого просвещения совсем особые понятия, которые я излагал в различных статьях. Я доказывал, что без воли князя не может быть ни грома, ни молнии, и что мы обязаны ясной погоде и хорошему урожаю только стараниям его самого и его дворянства, которые очень мудро рассуждают об этом, сидя в комнате в то время, как простой народ пашет и сеет на чистом воздухе. Тогда князь Пафнутий сделал меня тайным президентом высшего просвещения, но как только буря миновала, я бросил это место, как тяжкое бремя, вместе со своей оболочкой. Втихомолку я продолжал быть полезен, чем только мог. Я разумею то, что «мы» с вами можем назвать поистине полезным. Знаете ли вы, что это я вас спас от вторжения полиции, что это мне вы обязаны сохранением тех милых вещиц, которые вы мне только что показали? О, Боже мой, дорогая моя гостья, да вы взгляните только в окно! Разве вы не узнаете этого парка, в котором вы так часто гуляли, разговаривая с приветливыми духами, живущими в цветочных кустах и водах? Я спас этот парк посредством своей науки. Он имеет тот же вид, как во времена старого Деметрия. Князь Барзануф, благодаря Бога, мало занимается чудесными вещами, он спокойный господин и предоставляет всякому жить и чудодействовать сколько угодно, если это делать незаметно и хорошо платить подати. И я живу здесь так же, как вы в вашем приюте: беззаботно и счастливо.