Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

Но что несомненно, так это то, что на днях Циннобер пришел рано утром из сада совсем растерянный. Крылатая женщина, очевидно, не являлась, так как прекрасные кудри исчезли. Волосы его в беспорядке падают на спину, и князь Барзануф сказал ему:

– Не пренебрегайте вашим туалетом, любезный министр, я пошлю вам своего парикмахера.

На что Циннобер очень вежливо заявил, что он выбросит этого молодца в окошко, если он к нему явится.

– Великая душа, вы неприступны! – сказал тогда князь, и при этом много плакал.

Прощай, дорогой Бальтазар! Не теряй надежды и хорошенько скрывайся, чтобы они тебя не схватили!»

Бальтазар пришел в совершенное отчаяние оттого, что написал ему друг, он побежал в лес и разразился горькими жалобами.

– И я должен еще надеяться! – воскликнул он. – Когда вся надежда исчезла, все звезды померкли, и мрачная темная ночь окутывает мою безнадежную душу? Несчастная судьба! Я подчиняюсь той темной силе, которая губительно вторглась в мою жизнь. Безумно надеяться на Проспэра Альпануса, который обольстил меня своим адским искусством, увлек меня из Кэрепеса и направил на настоящего Циннобера те удары, которые я расточал на образ, явившийся в зеркале! О, Кандида, если бы мог я забыть это небесное дитя! Но искра любви горит во мне сильнее и жарче, чем прежде. Везде вижу я светлый образ возлюбленной, которая с нежной улыбкой протягивает ко мне руки. Я знаю, ты любишь меня, прелестная, нежная Кандида! И в том-то и есть моя безнадежная смертная мука, что я не могу спасти тебя от тех несокрушимых чар, которым ты подвластна. Коварный Альпанус, что я сделал тебе, что ты так жестоко меня дразнишь?

Настали полные сумерки, все краски леса потонули в вечерней мгле. Тогда точно будто вспыхнул в кустах и деревьях какой-то особый блеск, точно свет вечерних огней, и тысячи насекомых поднялись в воздух, жужжа и шумя крылами. Блестящие бронзовые жуки носились туда и сюда, а пестро разукрашенные бабочки порхали, стряхивая с себя ароматную цветочную пыль. И это жужжание и трепетание крыл слагалось в нежную, сладко журчащую музыку, которая снизошла утешением в истерзанную грудь Бальтазара. Сильней заблистал перед ним сияющий свет. Он взглянул и с удивлением увидел Проспэра Альпануса, который летел на диковинном насекомом, напоминавшем стрекозу, сверкавшую дивными красками.

Проспэр Апьпанус опустился к юноше и сел рядом с ним в то время, как стрекоза улетела на куст и присоединилась к пению, которое неслось по всему лесу.

Он дотронулся до лба юноши дивно сверкающими цветами, которые были у него в руках, и в душе Бальтазара сейчас же повеяло свежим дыханием жизни.

– Ты очень несправедлив ко мне, дорогой Бальтазар, – кротко сказал Проспэр Апьпанус, – называя меня коварным и жестоким в ту минуту, когда мне удалось побороть те чары, которые вредят твоей жизни. И сам я, желая скорее тебя найти и утешить, вскочил на свою любимую пеструю кобылку и поехал сюда, чтобы позаботиться обо всем, что может служить к твоему благу. Но нет ничего острее муки любви, ничто не сравнится с нетерпением души, томимой отчаяньем и тоскою любви. Я прощаю тебе, потому что со мной самим было не лучше, когда я около двух тысяч лет тому назад любил индейскую принцессу Бальзамину и в порыве отчаяния оторвал бороду моему лучшему другу, волшебнику Лотосу, почему сам я, как видишь, не ношу бороды, чтобы и со мной не случилось того же. Но это было бы слишком долго рассказывать и притом совершенно некстати, потому что всякий любящий хочет слышать только о своей любви, которую одну считает он достойной разговоров, точно так же, как поэт охотно слушает только свои стихи. Итак, к делу! Узнай, что Циннобер – обиженный судьбою сын крестьянки, и его настоящее имя – маленький Цахес. Только из тщеславия принял он громкое имя Циннобер. Надзирательница приюта фон-Розеншён, то есть по-настоящему знаменитая фея Розабельвэрде (эта дама и есть она), нашла на дороге маленького уродца. Она хотела вознаградить его за все то, чего лишила его мачеха-природа, наградив его дивным таинственным даром, посредством которого все то прекрасное, что в его присутствии кто-либо думает, говорит или делает, приписывают ему. Так что в обществе благовоспитанных, умных и способных людей он тоже будет считаться благовоспитанным, умным и способным и даже в еще сильнейшей степени, чем то, с чем ему приходится сталкиваться.

Эти необычайные чары заключены в трех огненно-красных, блестящих волосках, которые растут на макушке у карлика. Всякое прикосновение к этим волосам и вообще к голове болезненно и даже пагубно для карлика. Поэтому фея завила его от природы густые всклокоченные волосы в прекрасные кудри, которые защищают его голову, в тоже время скрывая его красную прядь и усиливая чары. Каждые девять дней фея сама завивала карлика волшебным золотым гребнем, и эта завивка уничтожала все, что могло разрушить чары. Но в этом гребне есть сильный талисман, который я уничтожил, разбив у доброй феи гребень, когда она меня посетила.

Теперь все дело в том, чтобы вырвать у него три красных волоска, тогда он обратится в прежнее ничтожество. Это разрушение чар поручаю я тебе, дорогой Бальтазар. У тебя есть мужество, сила и ловкость, и ты сделаешь это как следует. Возьми это отшлифованное стеклышко, подойди к маленькому Цинноберу там, где ты его встретишь, направь твой острый взор через это стекло на его голову, и три красных волоска ясно будут тебе видны поверх головы. Тогда схвати их крепко и, не обращая внимания на пронзительный кошачий крик, который поднимет карлик, вырви их разом и сейчас же сожги. Необходимо, чтобы три волоска были вырваны разом и сейчас же сожжены, иначе они могут оказать разные пагубные влияния. Поэтому напряги твое прекраснейшее зрение с тем, чтобы крепко и ловко схватиться за волоски и напасть на карлика в то время, когда поблизости будет какой-нибудь огонь или свет.

– О, Проспэр Альпанус, – воскликнул Бальтазар, – как мало заслужил я твою доброту и благородство своим недоверием! Как чувствую я в глубине души, что теперь кончаются мои муки и все небесные радости скрываются за золотыми вратами!

– Я люблю таких юношей, как ты, мой Бальтазар, – сказал Проспэр Альпанус, – которые носят в сердце любовь и стремление, и в душах которых еще звучат те дивные аккорды, что принадлежат далекой стране, полной божественных чудес, откуда я родом. Счастливые люди, одаренные этой внутренней музыкой, одни только могут назваться поэтами, хотя многих из них бранят за то, что они берут в руки первый попавшийся дрянной инструмент, ударяют по нему и принимают беспорядочное дребезжанье струн, звенящих под их кулаком, за ту дивную музыку, которая звучит в их душе. Я знаю, мой дорогой Бальтазар, что тебе часто кажется, что ты понимаешь журчанье ручьев, шум деревьев и даже пламень вечерней зари как будто говорит с тобой внятными словами! Да, Бальтазар, в эти минуты ты действительно понимаешь дивные голоса природы, потому что из души твоей летит божественный звук, который отражает чудесную гармонию самого существа природы. О, поэт, когда ты играешь на фортепиано, ты знаешь, что у взятой тобою ноты есть отзвуки. Этот закон природы служит не только для сухого равенства. Да, поэт, ты гораздо лучше, чем думают многие, которым ты читал твои попытки перенести свою внутреннюю музыку пером и чернилами на бумагу. Ты еще недалеко пошел в этой попытке, но ты сделал хороший очерк в историческом стиле, описав с прагматической широтой и искусством историю любви соловья к пурпуровой розе, которая произошла на моих глазах. Это очень хорошая работа…