Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

– Сделай это, если можешь, мой милый сын, – слабо проговорил профессор, – и именно завтра, потому что, если я не сойду с ума, и голова моя не лопнет, то я во всяком случае должен сейчас же лечь спать.

И он действительно немедленно это сделал.

Затруднение верного камердинера. – О том, как старая Лиза произвела бунт, а министр Циппобер поскользнулся во время бегства. – Каким удивительным образом объяснил княжеский лейб-медик смерть Циннобера. – О том, как скорбел князь Барзануф, как он ел лук, и почему потеря Циннобера оказалась безвозвратной.

Экипаж министра Циннобера чуть не целую ночь простоял даром перед домом Моша Тарпина. Не раз уверял егерь, что его превосходительство, должно быть, давно уже оставили общество, но он полагал, что совершенно невозможно, чтобы его превосходительство побежали домой пешком в такой дождь и ветер. Когда же, наконец, все огни в доме потухли и все двери закрылись, егерь должен был ехать назад с пустым экипажем. Но в доме министра он сейчас же отыскал камердинера и просил его сказать ему, ради Создателя, каким образом министр вернулся домой.

– Его превосходительство, – отвечал камердинер, шепча на ухо егерю, – прибыли вчера вечером, когда уже совсем стемнело, это наверно так. А теперь они лежат в постели и спят. Но, добрый мой егерь, как, каким образом это было! Я вам все расскажу, но только не раскрывайте рта. Я буду погибший человек, если его превосходительство узнают, что в темном коридоре с ним встретился я. Я прихожу, чтобы им служить, потому что его превосходительство небольшого роста и вместе с тем удивительно вспыльчивы, они легко выходят из себя и не помнят себя в гневе. Вчера еще они бегали со шпагой наголо за несчастной мышью, которая прыгала по спальне его превосходительства…. В сумерки беру я мой плащ и хочу потихоньку пробраться в буфетную, чтобы поиграть в карты. Тут навстречу мне что-то шуршит и стучит по лестнице и в темном коридоре, проскальзывает у меня между ногами, шлепается на пол и поднимает пронзительный крик, и затем хрюкает, как… Ради Бога, егерь, держите язык за зубами, как благородный человек, иначе я пропал! Подойдите поближе!.. И хрюкает точно так, как наш превосходительный барин, когда повар пережарит телячьи ножки или у него что-нибудь не ладится в государственных делах.

Последние слова камердинер сказал, прикрывая рукой ухо егеря, а тот попятился, состроил значительное лицо и воскликнул:

– Быть не может!

– Да, – продолжал камердинер, – это, несомненно, наш барин пробежал в коридоре у меня между ногами. Я ясно расслышал, как его превосходительство придвигал стулья и отворял одну дверь за другой, пока не дошел, наконец, до спальни. Я не посмел войти, но часа через два подкрался к двери спальни и стал слушать. Наш милый барин храпел совсем так, как это с ним бывает, когда готовится что-нибудь великое… Егерь, есть многое на земле и на небе, чего и не снилось нашей мудрости! Я слышал раз в театре, как это сказал меланхолический принц, ходивший весь в черном и очень боявшийся человека, одетого в серый балахон. Егерь, вчера случилось что-то необычайное, привлекшее домой его превосходительство. Князь был у профессора, может быть, он что-нибудь объявил, какую-нибудь хорошенькую реформу, и министр сейчас уже здесь, убежал с обрученья и начинает работать для блага государства. Я слышу это по храпу, должно случиться что-нибудь великое, замечательное! Может быть, у нас скоро опять вырастут косы. Но только, добрый друг, пойдем к дверям спальни и будем подслушивать, как верные слуги, продолжают ли его превосходительство спокойно лежать в постели и перерабатывать свои мысли.

Камердинер и егерь подкрались к двери и стали слушать. Циннобер храпел и свистел на самые удивительные лады. Слуги стояли в безмолвном благоговении. Камердинер сказал с восхищением:

– Великий человек наш достойный министр!

С раннего утра начался внизу дома министра ужасный шум. Старая крестьянка, одетая в несчастное, давно уже вылинявшее платье, проникла в дом и просила швейцара сейчас же пустить ее к ее сыночку, маленькому Цахесу. Швейцар объяснил ей, что в этом доме живет его превосходительство господин министр фон-Циннобер, кавалер Зеленого Тигра с двадцатью пуговицами и никого из слуг не зовут маленьким Цахесом. Тогда женщина, радуясь, как сумасшедшая, закричала, что господин министр Циннобер с двадцатью пуговицами – это и есть ее милый сынок, маленький Цахес. На крик женщины и на громовые проклятия швейцара сбежался весь дом, и шум становился все громче и громче. Когда же пришел камердинер, чтобы разогнать людей, которые так бессовестно мешали утреннему сну его превосходительства, женщину выгнали из дому, так как все считали ее сумасшедшей.

Тогда женщина села на каменные ступени противоположного дома и начала плакать и жаловаться на то, что грубые люди не пускают ее к ее милому сынку, маленькому Цахесу, который теперь министр. Вокруг нее собралось много людей, которым она поочередно рассказывала, что министр Циннобер никто иной, как ее сын, которого она называла в детстве маленький Цахес, так что они, наконец, не знали, считать ли женщину за сумасшедшую или думать, что в словах ее есть и правда.

Женщина не сводила глаз с окна Циннобера, и вдруг она разразилась громким смехом, захлопала в ладоши и закричала, ликуя и радуясь:

– Да вот он, вот он мой миленький! Здравствуй, маленький Цахес! Здравствуй!

Все взглянули туда и, увидев маленького Циннобера, который стоял у окна в своем красном расшитом платье с орденской лентой Зеленого Тигра, висевшей до самого пола, так что вся его фигура была отлично видна через раму, страшно захохотали, зашумели и закричали:

– Маленький Цахес! Маленький Цахес! Посмотрите на этого разъяренного павиана, на этого сумасшедшего урода, на этого гнома! Маленький Цахес! Маленький Цахес!

Швейцар и все слуги Циннобера выбежали вон, чтобы посмотреть, чему народ так смеется и радуется. Но едва увидали они своего господина, как закричали, хохоча еще громче, чем остальные:

– Маленький Цахес! Гном! Карлик! Уродец!

По-видимому, только теперь министр понял, что неистовый шум, поднявшийся на улице, относится к нему. Он открыл окно, выглянул на улицу со сверкающими от гнева глазами и начал кричать, злиться, делать от ярости странные прыжки, грозить местью, полицией и тюрьмой.

Но чем больше гневался его превосходительство, тем сильней становился хохот и шум. Наконец, начали бросать в несчастного министра камнями, фруктами, овощами, всем, что было под рукой, и он должен был скрыться.

– Боже великий, – воскликнул в ужасе камердинер, – из окна его превосходительства выглядывал какой-то скверный урод! Что это значит? Как попал в комнату этот карлик?