Иозеф Грегор-Тайовский - Избранное

— Бродячий ремесленник, — раздался голос, и, нерешительно приотворив двери в доме портного, на пороге появился молодой человек с сундучком в руке.

— Заходите, — пригласил его словоохотливый мастер; он участливо расспрашивал каждого странствующего ремесленника и любил оказывать им помощь. — Откуда путь держите. — Мастер сел, подбадривая тем гостя. — Какого ремесла?

— Портной я.

— Книжка есть?

— Есть, — полез тот в карман и протянул хозяину книжку.

Мастер, усевшись за стол, пролистал книжку.

— И что ж — теперь не можете найти работу?

Молодой подмастерье смущенно переминался, наверняка думая про себя: «Ради тех грошей, что я у тебя получу, нечего меня так выпытывать…» Однако ответил, что работа у него была, да оставил он ее, чтоб свет повидать…

— Что ж, попытайте счастья у меня… Я тоже портной, — предложил мастер.

— Попытать-то можно… А как платите с костюмной пары, за то, за другое?.. — спросил о ценах подмастерье.

— Плачу, как все здешние мастера, а пока́жетесь — могу и набавить… А так вот шататься с места на место каждые две недели — вам же убыток… — заметил мастер, глядя в книжку. — Одежду истреплете, да и не заработаете ничего… Пойдемте, отведу вас в мастерскую. — Хозяин положил книжку на шкаф и вышел из комнаты, подмастерье нехотя поплелся следом.

— А вы уже обедали? — спохватился мастер, дойдя до сеней. — А то покормим…

Мастер спросил жену, которая со служанкой мыла на кухне посуду, не осталось ли чего от обеда. Услышав в ответ, что осталось, мастер вернулся с гостем в комнату, взял у него из рук сундучок, отодвинул стул и усадил его за стол; сам закурил трубку и стал допытывать его с таким пристрастием, что парень и есть-то не поспевал, все утирал платком лоб и старался отвечать покороче. Стояла жаркая весенняя погода, да и слова ему приходилось выбирать осторожно.

Трое хозяйских ребятишек, заметив гостя, вошли со двора и уставились на него. Отец отослал их играть и повел молодого человека в мастерскую.

Новичок поздоровался, назвал себя; ученики, плутовато ухмыляясь, услужливо вертелись возле; двое подмастерьев помогли новому товарищу расположиться.

Мастер задал ему работу; товарищи с готовностью подсказывали новичку, что да как.

Ребятишки еще разок-другой заглянули через стеклянную дверь, но скоро им это надоело, и они убежали играть.

Мастер какое-то время присматривался к его работе. «Пойдет дело, — думал он. — А то шатался бы…»

Подмастерье работал споро, мастер был доволен; а вечером расспрашивал его о родне, об учебе, военной службе, о странствиях.

Подмастерье освоился и чувствовал себя уже как дома. На другой день после обеда четырехлетний сынишка мастера показал новичку двор, рассказал ему о курах, кошках, собаках, завел его и в конюшню, где стоял, поводя большими ушами, осел. Мастер возил на нем товар на рынок.

Ученик сел верхом на осла, подмастерье подсадил к нему малыша, и они прокатились по двору. Но потом осла начали одолевать мухи, и он убежал под стену в холодок, ободрав при этом ученику ногу. Тот смазал ему по уху, и осел галопом ускакал в конюшню.

Чтобы подмастерье не трепал свой единственный костюм, да еще и потому, что в нем было жарко, мастер дал ему для работы свою одежду, жена мастера нашла для него домашние туфли, а служанка собрала и выстирала его белье, и в воскресенье подмастерье выглядел таким франтом, хоть куда!

Мастер рассчитался с ним за неделю, и новичок, закурив сигаретку, после обеда пошел с другими подмастерьями прогуляться по городу.

Погуляли они и в рощице, где повстречали девиц, поздоровались с ними, а после отправились в трактир с кегельбаном; вечером там устраивали танцы.

Веселились до утра и спустили все, что заработали за неделю.

В понедельник они отделывались смешками, когда мастер выговаривал им за то, что в карманах у них ничего, кроме табачных крошек да сломанной сигаретки, не осталось. Но после обеда они уже попросили вперед на табачок, ну и, конечно, чтобы на стопочку-другую хватило. За работу взялись только во вторник.

На неделе новичок взял деньги вперед еще и на полотняные туфли, на бант с воротничком, — так что в воскресенье ему уже не на что было веселиться. Знакомых еще мало, взять не у кого, вот и вернулся он из города недовольный да весь вечер дома просидел.

Мастер похвалил его за это, но подмастерью веселее не стало.

— Всю неделю работал, а ни гроша нет…

— На следующей неделе будет.

— И опять нужда придет что купить…

— Да ведь у всех так. И все же слава богу, если зарабатываешь столько, чтобы честно прожить. Я вот вчера на ярмарке выручил семь гульденов и два из них отдал возчику, — возразил мастер.

Но подмастерье думал свое: «Две недели шью, а в руках ни гроша». Да и работа надоела — давали-то ему «доделки», как всякому новичку. Пожалуй, бродяжничая, прикидывал, без работы больше получишь. Ну, малость унизишься, приврешь — зато спина не болит, когда над машинкой сидишь, а на подаянии каждый день кроны две «заработаешь», да еще и накормят…

Дня через два-три сказал он об этом мастеру и попросил рабочую книжку. Тот пробовал усовестить его отечески — стыдно, мол, молодому, здоровому человеку, владеющему ремеслом, с протянутой рукой ходить!..

Ну и что — никто ведь не узнает, что он думает, а надоест ему «бродяжить» да попадется хороший мастер, он снова — на зиму — сядет за работу. Только тут он не останется, так что дайте книжку…

— Ох, стыдно, стыдно вам, и всем нам позор, ремесленникам… — Такими словами провожал его мастер, а тот знай ухмылялся да норовил поскорее со двора долой.

И подмастерьям и ученикам тоже было стыдно за него, но прошло время, и о нем забыли.

Выходит, молодому здоровому человеку, да еще с рабочей книжкой на руках можно… побираться!

— Пан сосед, зашли бы к нам, поглядели, как наш домик расписали! — остановила меня зажиточная соседка.

— В самом деле, соседушка? А я и не видел, что у вас маляры работали…

— А их и не было — свои красили… Вы уж зайдите, — и схватила меня за рукав; похвастаться она любила.

— Ну и ну, — выдохнул я изумленно, едва войдя в ворота. — И кто ж это вам?..

Ворота, галерея — все было расписано пестрыми цветами, самыми фантастическими узорами, какими разве что мороз умеет разрисовывать.

— И все масляными красками!

— Кто же так нарисовал? Что за художник? Скажи-те уж…

— Самоучка она…

Таинственно улыбаясь, соседка потащила меня в сени, в комнаты.

«Любопытно», — подумал я; роспись была сделана не по трафарету, а свободной рукой.

— Да тут одна дивчина из соседней деревни. Сейчас она у нашего зятя работает.