Ливиу Ребряну - Ион

Василе Бачу, как человек, не имевший законных прав, вспылил и полез спорить:

— Скажи на милость, по какому праву ты берешь у меня мое достояние? Как это у тебя моя земля останется?! Дочь ты у меня угробил, ребенка своего угробил!.. По какому праву?

Жилы вздулись у него на висках, точно черви.

Но время шло, тратились слова, а согласия не было. Тогда Белчуг выбрал благоприятный момент для вмешательства. Он откашлялся и заговорил важно, будто читал проповедь:

— Люди добрые, православные, справедливость всегда была обоюдоострой, подобно палашу в руках отважного воина… Справедливость на стороне Иона, потому что мирские законы гласят, что собственность ребенка переходит к родителю, который зачал его и вырастил. Справедливость и на стороне Василе, потому что после смерти его дочери и ее ребенка полагалось бы, чтобы состояние возвратилось к тому, кто нажил его своим трудом… Мне, вашему духовному пастырю, равно дороги вы оба, и я бы желал, чтобы вы обрели равное счастье на земле и на небесах, вместе с мудрыми людьми, с которыми мы тут сообща старались, как могли, примирить вас наилучшим образом. Вы же строптивы и неподатливы, как две сабли, что не вложишь в одни ножны. Поэтому вот как я рассудил, выслушав вас: владейте оба тем, чем пользуетесь сейчас, — ты, Василе, домом и участками, которые он тебе оставил, а ты, Ион, достоянием, которое тебе даровал господь своей милостью. Но я все же полагаю, что было бы несправедливым, если бы владения эти попали в чужие руки. Жизнь человеческая — что маков цвет. Нынче цветет, завтра — опадает… Может, ты, Ион, скоро женишься, обзаведешься детьми, а может, не приведи бог, и закроешь глаза, когда будешь мнить себя здоровешеньким… И тогда разве не обидно будет, что твое достояние отойдет к тому, кому ты и не желаешь?.. Вот я и полагал более разумным и благим, чтобы вы оба дали обет оставить все, чем владеете, святой церкви, в том случае, если вы, не дай господи, скончаетесь, не имея прямых наследников, то есть бездетными… Поступив таким образом, вы упрочите власть господню на земле и господь примет ваши души на веки вечные!

Священник умолк, потупил глаза, как бы ожидая, пока его речь воздействует на присутствующих. Потом, когда он понял, что все согласны с его мнением, то удалился в спаленку, предоставив всем убеждать двоих спорщиков. После долгих разговоров почтенные сельчане сумели все же уговорить их подать друг другу руки… Тут Белчуг опять вышел к ним с письменным документом. Увидя бумагу, Ион на минуту заколебался, но все-таки подписал, решив про себя, что это пустая безделица, все равно он скоро женится, народятся дети, они и будут наследниками. Василе радовался, что если уж ему не вернуть свое достояние, так, по крайней мере, оно не разойдется по родне Гланеташу.

— Так! — сказал священник, старательно складывая акт. — Я оглашу с амвона перед прихожанами ваше христианское решение… Да благословит вас господь!

После этого Василе Бачу завернул в корчму, напился и подрался со стражником Козмой Чокэнашем. А Ион отправился к Джеордже рассказать ему, что он сделал. И после он уже думал только о будущей жене.

Титу рассчитывал переехать границу с тремя сотнями крон. Эта сумма у него уже была, но сверх того нужны были хотя бы мелкие деньги на дорогу. Прежде, пока он не был знаком с родней из Румынии, его угнетала мысль, что он пускается в странствия с тремя сотнями крон; теперь он был совершенно спокоен, как будто уезжал из Припаса в Лушку или в Мэгуру… Его только смущало, что ему недостает на дорогу; как он ни старался, ему не удавалось прикопить сколько-нибудь, и неприкосновенность его капиталов была под угрозой.

Спасительная идея осенила его, когда он как-то прочел в газете, что Ассоциация культуры и литературы румынского народа созывает в Сибиу съезд в сентябре месяце… Прочтя это, он увидел на столе «Трибуну Бистрицы», местную еженедельную газету, и подумал: что, если он поедет представителем этой газеты на торжества «Астры»? Во-первых, сэкономит деньги и, во-вторых, сразу познакомится со всей румынской интеллигенцией Трансильвании, прежде чем расстаться с ней неизвестно на какой срок… Кстати, «Трибуна Бистрицы» в свое время перепечатала из журнала «Фамилия» его стихи, воздав должную хвалу «выдающемуся поэту из долины Сомеша»… Он тотчас сел и написал несколько прочувствованных строк директору газеты, адвокату без клиентуры и ярому националисту, попросив у него удостоверение и денег на поездку. Ответное письмо от директора пришло через три дня, с удостоверением и прискорбной вестью, что газета еле перебивается с недели на неделю, следовательно, «выдающийся поэт» совершит благородный подвиг во славу румын, представительствуя от газеты, если возможно, на собственные средства… Титу между тем рисовал себе, как его обступают и обласкивают в Сибиу, ибо он — глас целого румынского края, и, воодушевясь мыслью представлять там «Трибуну Бистрицы», он перестал беспокоиться, что ему не прислали денег и что его расчеты по-прежнему осложняются недостатком какой-то мелочи.

За неделю до отъезда он отправился домой, чтобы спокойно собраться и проститься со всеми знакомыми, потому как человек знает лишь, когда тронется в путь, а когда обратно вернется — это одному богу ведомо. Кэлдэрару при прощании обнял его, не преминув сказать, что еще не поздно одуматься, а Титу с улыбкой поблагодарил его за совет.

В Армадии все уже знали, что Титу собирается в Румынию, и поражались его смелости. А когда стало известно, что он примет участие в торжествах «Астры», на которых давно еще довелось раз побывать одному только учителю Спэтару, и, главное, едет представителем «Трибуны», многие завидовали ему и поздравляли.

Госпожа Херделя проливала слезы, стирая и гладя его белье, а Гиги каждый день укладывала ему чемодан, потом опять разбирала, стараясь уложить получше и покрасивее, чтобы его не засмеяли собратья в Румынии. Вечером Херделя-отец и сын держали совет. Так как у Титу были осложнения с отбыванием воинской повинности, он не мог получить заграничного паспорта. Херделя объяснил ему, как раздобыть в Сибиу обычный пропуск на проезд через границу, а уж когда он попадет в Румынию, ему и паспорт не понадобится… Между прочим, старик признался ему, что подал прошение о пенсии, а Титу от души одобрил его и еще взялся сообщить это г-же Херделе, что и проделал весьма искусно. Та даже благодарила бога, что наконец-то Захария внял ее мудрым советам. В благодарность за то, что Титу вывел его из тяжкого затруднения, Херделя на второй вечер повел его в пивную «Рахова», повидаться со всей почтенной публикой Армадии и проститься с ними подобающим образом.