Ливиу Ребряну - Ион

— Кто там?

Джеордже промолчал. Ее голос продолжал звучать в его мозгу, подсказывая ему: «Ишь, не спит… Ждет его…»

Он услышал приближавшиеся шаги босых ног Флорики, путавшихся в длинной сорочке. Дверь бесшумно, воровски приотворилась.

— Это ты? — прошептала Флорика.

— Я, я, — бросил Джеордже, быстро заходя в сени.

Флорика узнала его по голосу, отпрянула, точно ее хлестнули кнутом. Но прежде чем Джеордже почувствовал ее испуг, она овладела собой, заложила щеколду и озабоченно спросила:

— Бог ты мой, Джеордже, что это с тобой, чего ты вернулся?

— Нездоровится мне… Да ладно, ничего… Ты ложись сама-то! До завтра все пройдет, — тихонько говорил он, словно боясь разбудить кого.

Флорика хотела спросить что-то, но его дрожащий шепот точно замкнул ей рот. Она легла в постель, укрылась и стала глядеть в темноту, пытаясь увидеть, что делает Джеордже. Она ничего не видела, слышала только, как он тяжело дышит и торопливо раздевается. Когда он лег рядом, мурашки пробежали у ней по спине, потому что Джеордже был как ледяной.

— Что с тобой, чего ты так дрожишь? — спросил он густым, гулким голосом, словно кто ударил в колокол.

— А чего мне… Озябла, пока открывала тебе…

Время как будто замерло, точно так и они оба замерли, не шевелясь, в цепенящем ожидании, сдерживая дыхание, чтобы услышать малейший шорох. Снаружи, как сквозь перину, доносилось лягушиное кваканье, томное, как любовная песня. А окна мало-помалу гасли в темноте, давая знать, что время все-таки проходит и небо заволакивается тучами. Одиноко мерцавшая зеленоватая звезда вдруг исчезла, точно ее скрыл черный занавес, задернутый таинственной рукой.

Неизвестно, сколько времени так прошло.

Они оба почти одновременно подумали:

«Может, и не придет…»

Но когда они подумали это, услышали вдруг легкий скрип калитки, редкие шаги, осторожно приближавшиеся к дому. Потом опять тявкнула два раза собака через дорогу. Лягушиное пенье разом оборвалось, словно кто бросил в воду камень.

Джеордже и Флорика оцепенели. Через минуту шаги во дворе заслышались ближе. Потом опять наступила тишина, гнетущая, как могильная плита… И вдруг ее прорезала слепящая молния, в свете которой каждый увидел, как у другого сверкают от напряжения глаза. В тот же миг раздался плавный свист, звучащий давно испытанным зовом… Тогда Джеордже приподнялся на кровати, прислушался и немного погодя глухо прошептал:

— Мне кажется, во дворе кто-то есть.

— Кому там быть-то? — сказала Флорика сдавленным от страха голосом.

— Пойду погляжу! — быстро сказал Джеордже, вставая, и решительно вышел в сени.

Когда он взялся за щеколду, у него мелькнула мысль, что нельзя идти наружу безо всего. Он хотел взять топор, но вспомнил, что оставил его в телеге. И тут же сообразил, что в сенях, за дверью, должна быть новая мотыга, которую он прошлый четверг купил в Армадии и только вчера насаживал на рукоять. Тихонько, чтобы не наткнуться на Сависту и не разбудить ее, он пошарил в углу и нащупал мотыгу… Потом отворил дверь и вышел на приспу, держа мотыгу в правой руке. Он хотел сразу ударить, но ничего не видел в темноте… Он громко и резко спросил:

— Кто там?.. Кто?

Холодный ветер пахнул вдруг, словно разбуженный голосом человека, уныло зашелестел в листве деревьев и захлопал калиткой, оставленной настежь. Тогда Джеордже уловил нечаянный шорох в конце палисадника и потом услышал:

— Тсс… тсс… тсс…

Джеордже, ожесточась, прошел несколько шагов к палисаднику. И опять спросил еще тверже:

— Кто тут?

— Тсс… тс… сс! — послышалось уже ближе.

Джеордже, ухватив мотыгу обеими руками, взмахнул ею и ударил. Он почувствовал, как железо воткнулось во что-то мягкое, и у него промелькнуло: «Куда я его ударил?» Но тотчас опять послышалось тихое и умоляющее:

— Тсс… тсс…

Джеордже ударил второй раз. Мотыга просвистела в воздухе. Потом что-то хрястнуло, и вслед что-то глухо ударилось оземь, точно повалился туго набитый мешок. Это еще больше остервенило Джеордже. Как будто тьма разом обратилась в лужу густой крови, распалявшей его. Он ударил в третий раз, не зная куда…

Кваканье лягушек вдруг возобновилось, испуганное, тревожное, как причитанье, подхваченное ветром, который дул все сердитее и порывистее. Джеордже вздрогнул, словно вдруг опомнился, торопливо зашел в сени, крепко запер дверь и поставил мотыгу на место.

Флорика теперь уже сидела на лавке у окна, вся сжавшись в комок от ужаса.

— Что ты сделал? — прошептала она, протягивая к нему руки, то ли стараясь защититься, то ли с мольбой.

— Убил его! — отрывисто ответил Джеордже.

Ион рухнул наземь от второго удара, разбившего ему голову. Следующего удара он уже не почувствовал, как не почувствовал боли и от первого… Пришел он сюда прямо из корчмы, опьяневший больше от счастья, чем от ракии, хотя выпил столько, что перепугал Аврумову вдову. Идя сюда, он весело насвистывал, как в былые времена, когда был холостым и ходил по девкам, еще не помышляя о женитьбе. Душа его была так полна радости, что он еле сдерживался, чтобы не запрыгать, не обнимать все заборы, мимо которых шел, и всех собак, брехавших по дворам. Прокрадываясь во двор к Флорике, он выругался сквозь зубы: калитка скрипнула, и он испугался, что разбудил Сависту. Впрочем, он уже решил, что, если она проснется и пикнет, он ее стукнет без дальних слов. Калитку он нарочно оставил настежь, чтобы опять не заскрипела, когда он будет уходить. Все у него было тщательно рассчитано, только о Джеордже он ни разу не подумал, как будто тот и не существовал на свете.

Когда дверь из сеней с шумом отворилась, ему запало в голову, что надо шепнуть «тсс», все из-за той же Сависты. По шагам он догадался, что это не Флорика. Ревнивая мысль молнией пронеслась у него: наверно, другой обнимал его душеньку… О Джеордже он и не подумал. Не успел он и скрипнуть зубами, как услышал голос Джеордже. И этот голос так ошеломил его, что он весь сразу ослаб, не мог даже рукой шевельнуть. Но в мозгу его засело это «тсс», и он по-глупому невольно проронил его.

В ту же секунду он вдруг понял, что пришел его последний час. Сознание его прояснилось, хотя губы продолжали шептать «тсс» все тише и неувереннее. Он ждал ударов, озабоченный лишь одним: чем ударит? Явственно услышал, как в воздухе что-то просвистело, почувствовал, что правую руку полоснуло чем-то острым, но боли не было, а только странный жар, от которого запылал мозг и, точно в бреду, быстро замелькали воспоминания, — как он ходил в лицей в Армадию, как бросил его потом, чтобы пасти скотину в поле, водить плуг, как впервые полюбил дочь учителя Симиона Бутуною, теперь замужнюю, в Сэскуце, как хотелось ему заиметь все больше и больше земли, потом вспомнил Ану, ребенка, Флорику, Титу и всю семью Херделей, как хорошо они пели по вечерам на галерее, и ему стало жалко, что все было напрасно и его земля никому не достанется… Опять что-то просвистело, как грозный ураган в бескрайней пустыне, и он понял, что его опять ударят… Потом вдруг наступила полная тьма, как бывает, когда задуешь свечу.