Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

Хуан идет по одной из тропок, протоптанных скотиной, бредущей на водопой. Петляя и раздваиваясь в зарослях травы и меж стволов деревьев, ома приводит его к роднику. Вода сочится из-под земли в глубине небольшой пещеры и растекается, заполняя маленький колодец и ямки от копыт, кувшинов и сандалий. Вот она, скупая, ласковая, прозрачная вода, которая освежает пересохшие губы и жаркое чрево человека и животного, дарит дереву густую листву и спелые плоды. Перевитые корни впиваются в землю, высятся сильные стволы, ветви разрастаются, закрывая жгучее небо, цветы разливают вокруг сладкое благоухание, и тяжело покачиваются, созревая, сверкающие плоды чиримойо. Время от времени хрустит ветка, лопаются дикие смоквы, и чудится, будто шумная жизнь течет по древесной сердцевине, поднимаясь из черной и тихой земли, в которой мягко утопает нога. Глубокая сила таится в деревьях, и музыка их, близкая на и и далекая, доносит сокровенный голос той же земли.

Все чувства Хуана становятся четче и живее, он видит природу в полном свете, всю, как она есть. Дерево и земля снова внутри него, а не рядом. Вот уньико по дороге к роднику протянул к нему ветви. Рука Хуана срывает листок, зубы надкусывают, и ему кажется, что этот терпкий вкус неотъемлем от тугих, круглых листьев и крепкого извилистого ствола, о который тупится топор. И этот сын земли приносит плоды в должное время, и ярко-красные капли ягод повисают на нем. Возле родника растет пауко, его могучий красный ствол легко вздымается, чтобы раскрыться на высоте множеством ветвей, усеянных широкими красноватыми листьями. Это дерево дарит крестьянину древесину, пригодную для вил и балок, а иногда его ветви как бы нарочно изогнуты в форме сохи. Растут здесь и чиримойо, и смоковницы, и другие деревья, любящие влажные овраги. Чиримойо исполнен изящества. Мягко покачивается ствол, обтянутый бледно-лимонной корой, а ветви густо покрыты нежными ярко-зелеными листьями. Белые мясистые цветы с сильным запахом предвосхищают большой округлый плод с блестящей кожурой, скрывающей белую сладкую мякоть, в которой блещут семечки, словно черный жемчуг. У смоковницы ломкие ветви, нетрудно переломить и ее пепельный ствол, но на нежных ветвях чиримойо вырастает крупный плод, а на ломких ветвях смоковницы появляются огромные листья, заостренные и раскрытые, как ладони, и гроздья шипастых колючих коробочек, в которых темнеют блестящие косточки, окруженные белой, плотной, маслянистой мякотью. Когда пет ни свечей, ни лампы, косточки эти насаживают на щепки, и они горят красноватым пламенем, озаряя ночь бедняку. За оврагом, по полям, рассыпались арабиско с крепкими стволами и крохотными листьями, меж которых лиловеют крупные цветы, сменяющиеся прочными орешками, а ствол под ударом топора или тесла являет благородную золотистую древесину. Уаланго тянет кверху свой плоский зонтик, корчится красный узловатый можжевельник, выпускает колючки кошачий коготь, и все эти деревья выделяются из прочих, как выделялся Росендо среди общинников. На горе Уинто растут ачупалья и кактусы, победившие безводье скал, и сторожевыми шестами стоят на обоих склонах голубые агавы.

Наливаются соками растения и на земле, и в сердце Хуана Медрано. Если они никогда не вставали на вашем пути, если жизнь ваша с ними не связана, вы можете считать их чуждыми глубинной вашей сути. Но Хуан Медрано носит их в памяти с детских лет, он жил с ними вместе и снова узнал и полюбил теперь, вплетая в ткань бытия; и вот, возвращаясь в свое временное прибежище, он может там, где скопилась мягкая и черная грязь, увидеть густые заросли контойи и чамико. Контойя — прутик с прозрачными листьями, от цветов его люди чихают, а оторванный пониже листа стебель сочится белым молочком, которое мигом очистит вам желудок. Чамико — карликовое дерево. Его лиловатый ствол низко разделяется на ветви, усеянные широкими листьями, а цветы — колокольчики — отвердевают и лопаются, рассевая крохотные черные семена. Есть их нельзя — отравишься или спятишь, но в малых дозах они хороши как любовное зелье. Хуан встретился здесь со всеми знакомыми растениями, от тех, которые помогут построить жилище, до тех, что накормят и пособят в любви. Вчера был день земли, сегодня — день дерева. Хуан и Симона черпают новую силу в природе, да и малыши повеселели. Муж берет кирку и копает канаву от родника к откосу, мимо места, где поднимется дом. В десяти шагах от будущей двери хрустальный ручеек стекает по желобку из сизого листа агавы в ямку, где плавает желтая тыква. Стало быть, начинается жизнь…

Хорошо возводить дом. Строишь его и радуешься, вбивая сваю, крепя балку, связывая бревна, настилая крышу. Дом спокойно смотрит в небо, и сверкает ли оно жгучим солнцем или низвергается ливнем, здесь, на клочке земли, прочное строение выстоит перед всеми невзгодами. Хуан и Симона построили дом из самых прочных и легких материалов. Толстоствольный пауко пошел на сваи и фермы, крепкий арабиско — на опорные балки, легкая агава — на другие, полегче. Сваи уходят на два метра в землю, а фермы и балки для большей надежности перевязаны прочными и гибкими лианами. Крыша — из тростника и соломы, а стены — из расщепленной агавы. Вот и готов их дом, защита от ветра, от солнца, от дождя и колючего, бессонного блеска звезд. Конечно, человек может противостоять стихиям, когда нужно, но, в отличие от зверя, он не всегда им открыт, и дом его служит ему защитой и опорой.

Хуан Медрано, Симона и дети отдыхают в новом доме, еще наполненном лесными запахами. Вдали поют ночные птицы, и пес Водолаз, который в последние дни все спал, бегает вокруг, заливаясь звонким лаем.

Хуан Медрано упорно боролся с лесом и в конце концов покорил его. Правда, крупных деревьев было немного, зато малые росли сплошной массой, а поле нужно было разбивать большое, он рассчитывал именно на большое поле. Закончив рубку леса, Хуан отделил стволы и крупные ветви, которые пойдут на изгородь, а остальные сволок в кучи и поджег. Огромные ночные костры осветили Сольму, и Медрано радовался, как радуются те, кто способен по-своему окрасить жизнь. Справедливости ради отметим, что горный лес не гнетет, как сельва, в которую попал Аугусто Маки. Сельва тягостна, она помрачает разум, а лесистые горы умеренного климата скорее бодрят.

Хуан поставил изгородь и стал дожидаться ноября, который уже приближался. А когда он подошел и выпали обильные дожди, Хуан вспахал и засеял свое поле. Хозяин, дон Рикардо, дал ему упряжку быков и семена, как выделил раньше инструменты и съестные припасы. На половине поля выросла пшеница, на другой половине — маис. Симона ходила за быками, разбрасывая семена. Четверо крестьян (а с Водолазом — пятеро) были очень довольны. Дожди все шли, и земля покрывалась густой порослью. Как и там, в Руми, земля здесь была на славу.