Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

— Чрезвычайно даровит! — снова подхватил Иньигес.

Тем временем Дикарь миновал Вершину; взглянув на Янаньяуи, он понял, что все сложилось иначе. Беспорядочная толпа индейцев двигалась по плоскогорью. Доротео и еще несколько человек, увидев всадников, закричали: «Едут!» — и побежали к ним. Дикарь спустил Касьяну на землю и велел ей идти к Пауле, а сам сразу же заговорил с Доротео. Разговор был недолгим.

— Едем! Может, землю еще не передали!

— Едем!

К отряду Дикаря присоединились Доротео Киспе, Херонимо Кауа, Артемио Чауки и еще десять человек, все с мачете и с пращами, и Порфирио Медрано с ружьем. Они пересекли плоскогорье, и, когда двигались по кручам, освещенные сзади солнцем, вид у них был поистине грозный — никто не узнал бы растерянных и обреченных людей, какими они только что были. Дикарь укорял себя, что, заботясь лишь о своих, не захватил лишних ружей, и думал о том, что он, в сущности, идет восстанавливать закон. Увидев Росендо и рехидоров, он остановился, всадники окружили его.

— Едем, едем! — закричал Однорукий, и все поскакали навстречу алькальду по крутой, каменистой тропе.

Внизу жандармы и надсмотрщики разбрелись по площади. Дикарь остановился перед Росендо, и лишь тогда кто-то поднял тревогу и все вскочили на коней. Привлеченные шумом, дон Альваро с Р1ньигесом поспешили покинуть пригорок. Высоко над ними на фоне неба вырисовывались силуэты алькальда и Дикаря.

— Мы уже отдали землю, — говорил Росендо, — Бисмарк Руис за нас расписался.

— Да он вас предал, пес поганый! Наш Адвокат говорит, вы жалобу могли подать.

На скалах собралась вся община.

— Они нас всех перебьют, — сказал Росендо, — а индейцев и так слишком много зря убивали…

— Нет, Росендо, не зря. Кровь призывает кровь, а нож поражает порою того, кто плохо его держит…

— Может, оно и так, но сейчас ты мне дело не порти. Вся община решила уйти, я только выполняю…

Однорукий держал мачете наготове, и конь его плясал над кручей.

— Едем! Едем! — кричал разбойник, опьяненный собственной удалью.

— Эй, потише! — приказал Дикарь.

— Ты скажешь, я трус, — продолжал Росендо. — Иногда труднее сдержать удар, чем нанести…

— Нет, вы правы, я против вашей воли драться не буду. Не могу я их изгонять, если вы не хотите. Что скажете, рехидоры?

— Мы как Росендо, — отвечал за всех Гойо Аука.

Надсмотрщики и жандармы построились вдоль главной улицы. Дон Альваро с сыном и Иньигесом стояли за эвкалиптами. Бисмарк Руис и судья спрятались в часовне. Супрефект и лейтенант жандармов смотрели в бинокль с середины площади и видели черное пятнышко — силуэт Дикаря.

— Пускай немного спустятся, — сказал лейтенант. — Сейчас они слишком высоко. В скалах разбегутся.

Жандармы увидели, что, беседуя с Росендо, Дикарь взмахнул рукой. Вроде бы отряд нападать не собирался и даже уходил.

И впрямь Дикарь закончил беседу:

— Пошли обратно, чтоб они не подумали, будто мы на них нападаем…

Они повернули назад и стали неохотно подниматься в гору. Однорукий еще кричал, что будет драться до последнего. Кто-то засмеялся.

Вниз по тропинке плача бежала женщина. Поравнявшись с Росендо, она сказала:

— Тайта Росендо! Где Мардокео? Я думала, он с тобой, а его нет. Он вчера весь день коку жевал и такой был тихий, задумчивый. Вот я и боюсь. Где он? Ты его не видел? Никто его не видел?

Она обвела всех взглядом, ища Мардокео. На глаза ее вновь навернулись слезы, а темное лицо скорчилось в горькой гримасе. Внезапное подозрение зародилось у мужчин, и они обернулись. Аменабар со своими людьми тоже отходил, явно не желая навязывать бой. Мардокео нигде не было видно. Вдруг Антонио Уилька сказал:

— Вон он.

Темная фигура притаилась за одной из скал, окаймляющих путь к ручью. Дорога в этом месте была довольно узкой, и власти ехали гуськом — во главе супрефект с жандармами, потом дон Альваро с двумя телохранителями, Иньигесом и всеми остальными. Они и не подозревали, что к скале прижался человек. Общинники же поняли замысел Мардокео: прямо перед ним был огромный валун. Жена принялась тоскливо и отчаянно звать:

— Мардокео! Мардокео!

— «Эээ-ооо, эээ-ооо», — вторили горы. Отряд Аменабара продвигался вперед. Помещик говорил своему защитнику:

— Теперь-то вы видите, как слабы эти индейцы?

— Да и разбойники тоже. Поняли, что дело серьезное, и сразу на попятную.

— Вы только послушайте, как шумят… Наверное, нас с грязью мешают! Язык — оружие трусов.

— Вот именно, сеньор.

Супрефект и жандармы перешли ручей; за ними следовали два надсмотрщика. Камни перекатывались под конскими копытами. Помещик и стряпчий уже были в нескольких шагах от скалы. «Эээ-ооо, эээ-ооо!» Темная фигура зашевелилась. Сильный рывок, и огромный валун покатился вниз. Череп Ииьигеса хрустнул, а валун, отскочив в сторону, упал на дорогу. Конвой замер в ужасе. Стряпчий медленно сползал с коня. Бездыханный, он свалился прямо у скалы; из проломленного черепа хлестала кровь. Супрефект и жандармы, услышав крик, повернули назад. Тем временем надсмотрщик ловил обезумевшую лошадь Иньигеса, а дои Альваро с трудом усмирил свою. «Эээ-ооо… Эээ-ооо…» Мардокео на какую-то минуту замер, потом бросился вверх по склону.

— Его убили камнем! — сказал кто-то из жандармов.

Супрефект приказал лезть вверх. Теперь всем был виден Мардокео. Загремели выстрелы; индеец, петляя между острыми выступами и кустами, бежал, как бы играя с пулями, — ни одна не могла достать его. Вдруг он упал. Стрельба не утихала. Ему удалось подняться, шагнуть раза два. Он сильно хромал, — видно, повредил ногу. Доротео Киспе и разбойники зашумели.

— Никто ни с места! — крикнул Дикарь.

— Ни с места, — повторил Росендо.

С одной из лошадей жандармы сняли треногу для пулемета, и теперь уже совсем другое оружие прочесывало скалы. Мардокео упал. Пули визжа вздымали фонтанчики пыли и вонзались в мертвое тело. Однорукий, не слушаясь приказа, галопом поскакал обратно. Ругательства то и дело срывались с его губ. Никто бы не поверил, что это тот самый калека, который всегда тихо сидел у костра. Пустой рукав вился по ветру, словно сигналя. Пулемет к этому времени умолк. Аменабар подумал было, что всадник послан парламентером. Но Однорукий, доскакав до главной улицы, дико закричал, зажал повод зубами и выхватил из-за пояса мачете. Пулемет повернулся к нему.

— Огонь! — приказал лейтенант. Пулеметная очередь скосила и лошадь и всадника. Воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь рыданиями жены Мардокео.

Жандармы снова построились. Тело Иньигеса ничком положили на коня. Когда, вступая в предгорья Анд, лента всадников исчезла из виду, общинники и отряд Васкеса спустились подобрать убитых.