Георгий Караславов - Избранное. Том первый

— Посиди, невестка, посиди, не нужно, — беспокойно зашевелился Юрталан.

— Ну, как же! В кои-то веки пришел к нам в гости, а мы будем в холоде тебя держать! — Севда засуетилась и выбежала вон.

Вскоре она вернулась с охапкой дров, в которые был заткнут пучок ржаной соломы, затопила, и дрова весело и бойко затрещали.

Юрталан и Казылбаш время от времени перебрасывались словом, спрашивали друг друга о том о сем, но разговор у них не клеился. А Севда ходила по комнате, берясь то за то, то за другое. Казылбаш поднялся.

— Севда, — сказал он будто бы небрежно, — ты свари свату кофейку, а я пока к овцам схожу, оставил их так… Ты, сват, извини, я, может, и замешкаюсь.

— Ничего, ничего! — приподнялся Юрталан. — «Неужели и этот знает?» — мелькнуло у него в голове.

Вернувшись с поминок, Севда обо всем рассказала отцу с матерью.

— Придет! — подскочил на месте Казылбаш. — Завтра же придет. На животе будет ползать, проклятый пес! Но ты держись, слышишь? — говорил он дочке. — Крепко держись! Требуй Большое поле!

Севда не верила, что свекор придет. Но вот он пришел. Она поглядывала на него украдкой и диву давалась: как он сдал, как осунулся всего за несколько часов! Оба молча глядели по сторонам, не зная с чего начать. Юрталану хотелось решить все как можно скорее. Казылбаш мог прийти в любую минуту и помешать разговору.

— Ну, невестушка, — заговорил он, подняв голову, — как ты тут перебиваешься?

— Как перебиваюсь, отец, — сам знаешь.

— Знаю, невестка, знаю. Тяжело. И тебе и нам тяжело. У нас ты к другой жизни привыкла… а здесь вас многовато… трудно…

— С добрым словом и сухой хлеб сладок.

— Правильно, невестка. В мире людям надо жить — вот что. Да не всегда так получается… Подлые мы, злые, едим друг друга, словно два века жить собираемся. Хорошо, что человек человеку простить может, иначе… и не знаю…

Севда уставилась в пол и молчала. Подождав ответа, Юрталан закурил и нервно затянулся.

— Может, мы тебе и сказали обидное слово — когда живешь под одной крышей, всяко бывает, только пусть все в доме и остается, — сказал Юрталан, посмотрев на Севду.

— В этом доме молодость моя осталась, а кто ж про это вспомнит! — взволнованно сказала Севда.

— Помним, невестка, все помним! — живо подхватил он. — Ты на меня надейся — я, пока жив, тебя не оставлю.

— Вижу, как вы помните! Одно одеяло было — и то не захотели отдать.

— Какое одеяло? — наклонился он к ней. — Твое одеяло? Забыли, невестушка, не иначе. Как можно! А ты сама бы пришла, да и забрала все, что нужно… Нешто упомнишь обо всем в такой сутолоке? Завтра же пришлю с батраком… Даже сегодня вечером.

— И с одеялом и без одеяла — один толк, — тяжело вздохнула Севда.

— Нет! — горячо запротестовал Юрталан. — Что твое, то уж твое. Я хочу, чтоб совесть у меня была чиста. И не только одеяло, еще и телушку тебе дам.

— Зачем мне одна телушка?

— Как зачем? — опешил Юрталан. — Через год отелится, а там сколько еще скотины разведешь…

— Эх, когда этого дождешься?

— Почему ж? — наклонился к ней Юрталан. — Дед Боню Юрталан, царство ему небесное, ты его не помнишь, от одного ягненка целое стадо развел, — всем на удивленье. И наше богатство оттуда пошло…

— Тогда можно было, а нынче пастбищ нет, — холодно заметила Севда.

— А что касается Карагёзова сада, то, как я сказал, так и будет: Стойкова часть остается тебе! — торжественно заключил Юрталан и испытующе посмотрел на нее.

Севда сидела все так же, опустив голову, не шевелясь, и только время от времени наклонялась к печке и притворяла дверку.

«Будет теперь меня мучить!» — стиснул зубы Юрталан.

— Не сад, а целое богатство, — продолжал он, чувствуя, как в горле у него пересохло. — Да ты сама знаешь, нечего мне его хвалить. Земля золотая, у воды, такое место теперь ни за какие деньги не купишь.

— Знаю, — сухо ответила Севда. — Да сколько его там!

Юрталан понял, что она избегает определенного ответа.

— Скажи, чего ты хочешь? — решительно спросил он, пристально глядя на нее.

Севда смутилась, покраснела, прикусила край своего черного платка и опять его выпустила.

— Если можно… — подняла она голову. — Если можно… если же нет…

— Говори! — хрипло сказал он, поворачиваясь к ней.

— Дай мне… Большое поле.

Лицо его исказила на мгновенье горькая, бессмысленная усмешка, потом оно вытянулось и застыло от ужаса и изумления. Ему все еще казалось, что она не понимает, о чем говорит. Может быть, Севда думала о каком-то другом большом поле — мало ли полей у Юрталана!

— Какое… поле? — спросил он слабым голосом.

— Поле в Сырненице.

— В Сырненице, — повторил он, как будто это название ничего ему не говорило и он теперь пытается вспомнить, что это такое. Вдруг Юрталан встал, бледный и дрожащий, словно собрался бежать. — Сношенька! Севдочка! — взмолился он, раскинув руки. — Что ты говоришь! Большое поле! Сердце мое! Мою жизнь!.. — и он грустно и умоляюще посмотрел на нее. — Не проси об этом! Грешно перед богом!

— Как хочешь! — сказала Севда, с трудом сдерживая волнение.

— Ты меня разоряешь! Хочешь убить меня! Пожалей — я тебе отец, ты десять лет жила у меня в доме, ела мой хлеб… Я… я! — Он задохнулся, и только глаза его говорили, просили пощады. — С какой охотой мы взяли тебя, с какой радостью встретили, и вот чем ты нам платишь!.. Нет! Нет! Нет!

Юрталан опустился на лавку, ссутулился и, казалось, заплакал, обхватив голову руками. Севда испуганно посмотрела на него и уже шагнула было к нему, но сдержалась.

— Если он сказал тебе, — снова поднял голову Юрталан, — то сказал как жене, сказал, потому что доверял, а ты, ты… Но если бы он знал, если б только знал… что ты так поступишь!.. Ох, Стойко, сынок!

— Зови его теперь, после того как сам же убил! — с воплем вырвалось у Севды.

— Кого? — со страхом глянул на нее Юрталан.

— Стойко! Его… ты его убил!

— Что ты говоришь, сноха! Перестань, не бери грех на душу! — испуганно отозвался он.

— Ты! Ты! Ты! — стиснув кулаки, повторяла Севда.

— Как я… почему я?..

— Ты! Если б ты оставил его в покое… Не гонял бы на работу, он бы у меня и сейчас был жив.

— Но я и не трогал его… Носились с ним, как с писаной торбой… и к докторам посылал, и на больницу столько денег истратил… Сама ведь знаешь, как я дрожал над ним, зачем же теперь попрекаешь? — тихо, умоляюще говорил Юрталан, чуть обнадеженный ее слезами.

В комнате стало тихо, только прогоревшие дрова в печке с шумом развалились и затрещали с новой силой. Облокотившись о колено, Юрталан сосредоточенно курил. «Если она не отступится от Большого поля, я сам заявлю о себе прокурору! — решил он. И это твердое решение немного успокоило его. — Я пропаду, но и она ничего не получит».