Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

Сделав шаг вперед, Пьер почувствовал, как щелкнули зубья медвежьего капкана, смыкаясь на его ноге. Одного из тех, которые пошел проверить Дик. Он упал вперед, лицом на ледяную корку. Сказал: «Это Божий суд, я избавлю май-ин-гау, лесных волков, от лишних хлопот».

И потянулся за карабином.

– Как, ты никогда не слышал эту историю о первом бое Джо Ганса? – спросил старый Боб Армстронг, стягивая с руки перчатку. – Так вот, сынок, этот парень, которому я только что давал урок, напомнил мне большого шведа, в последний момент обломавшего нам самую лучшую аферу, какую мы только смогли придумать.

Эта история теперь – классика жанра, но я расскажу тебе, как все произошло.

В 1902 году я в каком-то смысле был агентом новичка-легковеса, которого звали Монтана Дэн Морган. Что ж, этот Дэн относился к тем парням, которые всегда готовы помахать кулаками на ринге или за его пределами, но ногами работать не умели, правой могли убить быка, а левой не оставили бы и следа на куске топленого масла. С этим парнем дела у меня шли неплохо, и мы зарабатывали неплохие деньги в поединках с докерами, и стивидорами, и парнями, которые только начали ходить в старый Олимпийский клуб.

Дэн боксировал все лучше, левой держал соперника на расстоянии, сильной правой укладывал на пол. Он приобретал все большую известность, и я устроил ему бой с Джимом О’Рурком, испытанным бойцом, так моему парню удалось с такой силой приложиться к челюсти Джима, что этого вполне хватило для десятисекундной анестезии.

И однажды ко мне пришел Пит Маккарти и сказал, что у него есть парень, который хочет выйти на ринг, и готов ли я выставить с ним Дэна на двадцать раундов в Верноне. Такое желание у меня возникло. Парня звали Джо Ганс, и раньше я этого имени никогда не слышал.

Я был удивлен, когда в контракте, который принес на подпись Пит, оказался штраф в пятьсот долларов за неявку на поединок, но, поскольку мы вроде бы не собирались нарушать условия, я контракт подписал.

К этому поединку мы особо не готовились, но за пару дней до назначенной даты Дэн приходит ко мне и говорит: «Боб, взгляни на мою руку».

Он вытянул перед собой правую руку, и повыше запястья я увидел шишку размером с голубиное яйцо.

«Святая макрель! Дэнни, как тебя так угораздило?»

«Груша разорвалась, когда я боксировал, – отвечает Дэнни, – и правой я врезал в каркас».

«Не вовремя ты это сделал! – проорал я. – Неявка обойдется мне в пятьсот зеленых, а я и так уже все потратил на тебя!»

«С этим ничего не поделаешь, – ответил Дэн. – Грушу не закрепили как следует. Драться я все равно буду».

«Да, будешь. Левой рукой, от удара которой не пойдет волной даже поверхность супа в кастрюле».

«Боб, у меня есть план, – говорит Дэнни. – ты же знаешь, как устроен ринг в «Олимпике»? Сзади занавес из старой ткани. Так вот, в первом раунде, до того как они поймут, что я не бью правой, я прижму черного к занавесу (ты же знаешь, какого цвета Джон Ганс), а ты поставь за занавесом какого-нибудь парня с бейсбольной битой, чтобы он врезал ему по голове».

Как же мне его план понравился! Чертовски просто! Мы не могли проиграть. Все произошло бы настолько быстро, что никто бы ничего не заметил.

Я заложил часы еще за двадцатку и поставил на выигрыш Дэна нокаутом. Потом мы поехали в Вернон, и я нанял крепкого, высокого шведа, чтобы тот нанес удар битой.

День поединка выдался совсем не ясным и не солнечным, каким его любят описывать спортивные репортеры, а туманным. Шведа я отвел за старый занавес, к которому примыкала одна сторона ринга. Видишь ли, на кону стояло слишком многое. Пятьсот баксов пришлось бы заплатить за неявку, а около шестисот ушло на сам поединок. На разогреве никчемная парочка помутузила друг дружку. А потом пришел черед нашего боя.

Я завязал Дэну перчатки, дал ему жвачку, благословил, и он нырнул под канаты на освещенный квадрат. Джо Ганс, он теперь чемпион, выглядел парнем крепким, так что народу собралось много, и мы свои деньги отбили бы. Джо черный, ты знаешь, и швед получил от меня четкие инструкции: «Как только белый парень прижмет черного к канатам, ты через занавес бьешь черного по голове битой».

Так вот, с гонгом Дэн бросается на черного и прижимает его к канатам. Как и договаривались.

Но ничего не происходит. Я отчаянно машу рукой шведу, который одним глазом смотрит в дырку в занавесе.

А потом Джо Ганс бросает Дэна на канаты. Хрясть! И Дэн падает как подкошенный.

Швед ударил не того! Все наши старания пошли прахом. Я вылезаю на ринг, хватаю Дэна и тащу в раздевалку. Рефери нет нужды считать до десяти. Да хоть до трехсот!

Швед уже в раздевалке.

Я набрасываюсь на него: «Ты что, полный идиот? Видать, природа на тебе отдохнула. Почему, во имя пророка, ты ударил белого парня вместо черного?»

«Мистер Армстронг, – слышу я от него, – зачем вы так говорите? Я же не различаю цветов!»

– «Велветс» – что красный жгучий перец, «П.А.» – что кукурузные рыльца. Дай мне пачку «Пирлесс».

Билли Тейбшоу, высокий, поджарый, с кожей цвета меди, лицом, словно вырубленным из камня и из племени оджибве, положил канадский четвертак на прилавок маленького магазинчика в северной лесной стране и терпеливо ждал, пока продавец отсчитает сдачу.

– Эй, эй, грабитель! – закричал продавец. – Возвращайся немедленно!

Мы все увидели большущего, похожего на волка, обросшего шерстью пса, который убегал за дверь, волоча за собой нитку франкфуртских сосисок.

– Черт бы подрал этого паршивца! За сосиски платить тебе, Билл!

– Не ругай мою собаку. Я заплачу. Сколько?

– Двадцать пять центов, Билл. Там три фунта по десять центов каждый, но одну я съел сам.

– Вот тридцать центов. Купи себе цветную открытку.

Суровое лицо Билла осветила белозубая улыбка. Он сунул пачку табака под мышку и вышел из магазина. Около двери поманил меня пальцем, и я последовал за ним в прохладные сумерки летнего вечера.

В дальнем конце широкого крыльца в полумраке светились три трубки.

– Ишь, – вырвалось у Билла, – они курят «Стэг»! Он пахнет как сушеный абрикос. Мне больше нравится «Пирлесс».

Билл – не индеец из популярного журнала. Он никогда не говорит: «Агх». Я ни разу не слышал, чтобы он жаловался или рассуждал о Великом белом отце из Вашингтона. Интересуют Билла лишь различные сорта табака и его большая собака, Сепи Джингэн.

Мы пошли по дороге. Чуть впереди, сквозь сгущающуюся темноту, увидели чей-то силуэт. Табачный дымок долетел до ноздрей Билла. «Ух ты, этот парень курит «Гайэнт». Нет, это «Хонест скрэп». Словно жгут резиновый шланг. Мне больше нравится «Пирлесс».

Край полной луны поднялся над вершиной холма на востоке. Справа тянулся заросший травой берег реки.