Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

К пяти часам вечера все возы выстроились на нашей площадке, и выпряженные лошади жевали свою кукурузную солому; что касается людей, то они варили в огромном котле нечто вроде поленты: вместе с сырым салом, которым они натирали хлеб, и бутылкой водки, которую мы им отдали, она составила весь их ужин.

Поев, мы разместились, насколько это было возможно; возчики хотели предоставить хижину нам и провести ночь под открытым небом, в окружении своих лошадей, но мы решительно потребовали, чтобы они воспользовались построенным ими убежищем; однако было условлено, что один из них останется на часах, вооружившись моим карабином на случай нападения волков и медведей, и что каждый час этот часовой будет сменяться; при этом все мои и Ивана настояния, чтобы нас не освобождали от дежурства, оказались напрасными.

Как видно, наше положение до этого времени было вполне сносным; так что мы уснули, не слишком страдая от холода, благодаря меховой одежде, которой нас в изобилии снабдила графиня Ваненкова. В разгар сна нас разбудил ружейный выстрел.

Я вскочил и, схватив по пистолету в каждую руку, выбежал наружу, за мной последовал Иван; возчики же ограничились тем, что подняли голову и спросили, в чем дело; было среди них двое или трое таких, что не проснулись вовсе.

Оказалось, что это Григорий стрелял в медведя; привлеченный любопытством зверь приблизился к хижине сначала шагов на двадцать, а затем подошел к ней вплотную и, несомненно для того, чтобы лучше разглядеть, что там у нас происходит, встал на задние лапы. Григорий воспользовался этим его положением и выстрелил в него; когда я подошел к старику, он спокойно перезаряжал ружье, опасаясь внезапного нападения. Я спросил его, удалосьли ему попасть в зверя, и он ответил, что уверен в этом.

Как только те, кто недавно безучастно интересовался в чем дело, узнали, что речь идет о медведе, их безразличие уступило место желанию преследовать зверя; но, поскольку зверь действительно был ранен, о чем легко было узнать по следам крови на снегу, право на это имел только Григорий; и тогда его сын, молодой человек двадцати пяти-двадцати шести лет по имени Давыд, спросил у него разрешения отправиться по следу; получив это разрешение, он удалился в ту сторону, куда вели кровавые следы; я окликнул молодого человека и предложил ему взять с собой мой карабин, но он знаком показал мне, что у него есть при себе нож и топор и этого оружия ему достаточно.

Я смотрел ему вслед, пока он не отошел на пятьдесят шагов: там он спустился в овраг и пропал в темноте; шел он пригнувшись к земле, чтобы не сбиться с кровавого следа. Возчики вернулись в хижину; Григорий продолжил дежурство, которое у него еще не закончилось, а я, чувствуя, что все равно не засну, остался с ним. Через мгновение мне показалось, что в той стороне, где скрылся сын Григория, слышится глухой рев; Григорий тоже его услышал, ибо, ничего мне не говоря, он схватил мою руку и с силой сжал ее. Через несколько секунд рев послышался снова, и я ощутил, как железные пальцы Григория еще сильнее впились в меня; затем минут на пять, которые должны были показаться несчастному отцу пятью веками, воцарилась тишина; потом раздался крик человека; Григорий шумно вздохнул, выпустил мою руку и повернулся ко мне лицом.

— Завтра обед у нас будет получше, чем сегодня, — сказал он, — медведь убит.

— О Боже мой, Григорий! — раздался за спиной у меня нежный голос. — Как же вы позволили вашему сыну в одиночку и почти безоружным преследовать такого зверя?

— С вашего позволения, сударыня, — с горделивой улыбкой произнес Григорий, — в медведях мы толк знаем. За свою жизнь я убил более пятидесяти медведей и никогда не был ранен, разве что несколько царапин получил, о которых и говорить не стоит. А с чего бы с моим сыном беде случиться поболе, чем со мною?

— Однако, — заметил я, — вы не все время были так спокойны, как сейчас, и свидетельство тому, что вы чуть было не сломали мне руку.

— А, это когда я по рычанию медведя понял, что сын с ним врукопашную сошелся, — ответил Григорий. — Верно, я проявил слабость, ваше превосходительство, но что вы хотите: отец — он всегда отец.

В эту минуту показался охотник, причем в том самом месте, где я потерял его из виду, ведь чтобы вернуться обратно, он должен был идти по тому же кровавому следу. Словно желая доказать нам, что минута слабости у него миновала, Григорий не позволил себе сделать даже шага в сторону Давыда, и встречать молодого человека пошел я один.

Он нес четыре лапы медведя — иначе говоря, самую лакомую, по общему мнению, часть медвежьей туши; они предназначались нам. Остальное он донести не смог: медведь оказался огромным и весил, по меньшей мере, фунтов пятьсот.

Узнав об этом, спавшие до того возчики проснулись все до единого и тотчас же вызвались пойти за медвежьей тушей. Давыд же в это время снял с себя тулуп и открыл плечо: во время схватки грозный противник когтями нанес охотнику страшный удар, почти обнаживший ему кость. Однако крови он потерял немного, и она почти сразу замерзла. Луиза хотела промыть рану теплой водой и перевязать своим платком, но молодой человек отрицательно покачал головой и добавил, что рана уже подсохла; затем он снова накинул на себя тулуп, предварительно натерев рану салом — этим лечебные средства и ограничились. Отец, однако, запретил ему выходить из хижины, и шестеро назначенных Григорием возчиков отправились за медвежьей тушей одни.

Дежурство Григория закончилось; его сменил другой, а сам он сел возле сына. И тогда я услышал, как молодой человек принялся рассказывать старику о подробностях поединка. Во время этого рассказа глаза у Григория горели, словно пылающие угли. Когда молодой охотник окончил свой рассказ, Луиза предложила Давыду что-нибудь из нашей меховой одежды, чтобы раненый закутался в нее, но он отказался, положил голову на плечо старику и заснул.

Мы же почувствовали себя до такой степени усталыми, что не замедлили сделать то же самое, и проснулись лишь в пять часов утра, не потревоженные во время сна никакими другими происшествиями.

Наши проводники успели уже запрячь половину возов и наши сани. Подъем в гору был далеко не такой крутой, как накануне, и они надеялись, что на этот раз удастся обойтись всего двумя поездками. Григорий взял, как и накануне, повод первой нашей лошади и повел за собой караван. Его сын и еще один возчик шли впереди с длинными шестами, прощупывая дорогу.

К полудню мы добрались до самой высокой точки горного перевала. Пришло время сделать остановку, если мы хотели, чтобы и остальные возчики смогли присоединиться к нам до наступления ночи. Мы осмотрели все вокруг, пытаясь понять, не найдется ли здесь, как это было накануне, какая-нибудь купа деревьев; однако, насколько у нас хватало глаз, гора была лишена всякой растительности; поэтому было договорено, что вторая партия привезет с собой запас дров, достаточный не только для того, чтобы приготовить ужин, но и для того, чтобы всю ночь поддерживать костер.