Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

— Для той любви, что я имею к тебе, это совсем немного, — сказал король. — Коль не хватит крови дракона, я и своей намажу, лишь бы тебе угодить.

Королева хотела поблагодарить его, но ускользнули от нее и душа, и слово, ибо в тот самый миг Миуччо окончил расправу с драконом. И не успел он предстать перед королем и рассказать обо всем, что сделал, как был тут же отослан обратно — собрать всю кровь убитого чудовища.

Но поскольку королю было любопытно посмотреть на подвиг Миуччо, он тайно пошел за ним следом, и видел, как Миуччо вышел из дворца, а навстречу ему вылетела птичка, которая спросила: «Куда идешь?» Миуччо ответил: «Иду, куда король послал меня. Гоняет, как челнок, взад-вперед, не дает и часу в покое побыть». «А что он тебе велел?» — спросила птичка. «Собрать кровь дракона», — сказал Миуччо. А птичка в ответ: «Несчастный, эта драконья кровь будет тебе бычачьей кровью [468] Древние естествоиспытатели (в частности, Плиний Старший) бычью кровь считали вредоносной. , от которой погибнешь, ибо от нее оживет семя твоих бед. Это она подговаривала посылать тебя во всё новые опасности, пока ты жизнь свою не погубишь. И король, давший этой ведьме себя оседлать, бросал тебя наудачу, как игральную кость, рискуя твоей жизнью, хотя ты — собственная его кровь, ты — настоящая капустинка от его кочана. Но я прощаю его, он сам не понимает, что творит, и не знает, кто ты ему. И верю, что теперь-то естественная любовь к тебе откроет ему это родство. И что все услуги, что ты ему оказал, все твои подвиги, достойные истинного наследника трона, обратят его ожесточенное сердце и к бедной Порциелле, твоей матери, что вот уже пятнадцатый год заживо погребена в чулане. О, кто и где видел храм Красоты, запертый в дрянной каморке!»

Король, услышав слова феи, вспомнил обо всем, что произошло; узнав, что Миуччо — сын Порциеллы, что Порциелла осталась беременной от него и поныне еще жива в своем заточении, он поспешил в тот замок и приказал разобрать стену. И, увидев Порциеллу, которая, заботами птички, стала еще краше, чем была, он привлек ее к себе с великой любовью и не мог насытиться, обнимая то мать, то сына, умоляя мать простить его за насилие и жестокость, а сына — за опасности, которым его подвергал. И, облачив Порциеллу в самые роскошные одежды, оставшиеся от умершей королевы, взял ее в жены.

Зная теперь, что Порциелла осталась живой, а сын вышел невредимым из всех испытаний благодаря тому, что птичка поддержала жизнь первой, а второму помогла советами, король называл себя вечным должником перед птичкой, вплоть до того, что рад был ей хоть королевство отдать. Но птичка отвечала, что не хочет иной награды, как только выйти замуж за Миуччо. С этими словами она преобразилась в прекраснейшую на свете девушку, которая, к великой радости короля и Порциеллы, была тут же дана Миуччо в жены. Пока над королевой насыпали могильный холм, обе новобрачные парочки в лесной тиши охапками [469] Игра слов: tumolo (могильный холм) и tommola (куча, охапка). собирали нежности и удовольствия; а потом, чтобы прибавить к своему празднику новые торжества, вместе направились во дворец, где их с нетерпением дожидался народ. И еще больше все обрадовались, узнав, что добрый жребий достался Порциелле ради доброй услуги, которую случилось ей оказать фее. Так конец нашей истории подтверждает, что

доброе дело не пропадает.

Вихрь, похитив Маркетту, приносит ее к дому орки, откуда она, после многих трудов получив оскорбление, уходит переодетая в мужское платье. Под видом юноши она попадает во дворец к королю, где королева влюбляется в Маркетту и, не получив взаимности, обвиняет ее перед королем в попытке ее обесчестить. Приговоренная к повешению, Маркетта избавляется от смерти по волшебной силе перстня, подаренного оркой, и после смерти своей обвинительницы становится королевой

Рассказ Поппы всем понравился безмерно; все были рады доброму исходу истории Порциеллы, но не нашлось ни одного охотника ей завидовать; ибо, прежде чем достичь сана королевы, она едва не потеряла сан живого человека. Тогда Антонелла, видя, как злоключения Порциеллы взволновали князя с княгиней, и желая немного поднять им дух, начала так:

Правда, государи мои, всегда всплывает на поверхность, как масло, а обман есть огонь, который невозможно утаить; он — как то новомодное ружье, что убивает самого стрелка; и не зря называют обманщиком того, кто не держит слова, ибо обман сжигает не только все добродетели и блага, что человек носит в груди, но и саму оболочку [470] Игра созвучий: buscia (обман) — abruscia (сжигает) — buccia (кожура). , в которой они хранятся, — как вы и сами признаете, выслушав мой рассказ.

Жил некогда король Валлете Скуоссе [471] Овражистые долины. , который, не имея детей, во всякое время и на всяком месте говорил: «О Небо, пошли мне наследника престола, дабы не прекратился мой род!» И однажды, гуляя в саду, он в сильной душевной скорби громко произнес эти слова и вдруг услышал, как из листвы ответил голос:

Смущенный таким предложением, король недоумевал, что выбрать. Чтобы посоветоваться с мудрейшими из придворных, он немедленно вернулся во дворец и, тотчас призвав советников, велел им поразмыслить над этим вопросом. И одни отвечали, что подобает ценить честь больше жизни; другие — что, напротив, жизнь, благо существенное, дороже чести, которая есть не более как внешнее украшение. Первые твердили, что потерять жизнь — не великое дело, ибо она утекает как вода, а богатства — эти колонны жизни — утверждаются лишь на стеклянном колесе Фортуны [472] Представление о «стеклянном» свойстве фортуны, то есть человеческой удачи, восходит к афоризму римского поэта Публилия Сира (I в. до н. э.): «Фортуна — стекло: блестя, разбивается». Изречения Сира были популярны как в средневековье, так и в более поздние времена; цитируются у М. Монтеня, Пио де Росси и других. Возможно, сообразно с этим представлением, круглые витражные «розоны» в порталах готических соборов Италии иногда трактовались как изображения колеса Фортуны и украшались ее аллегорической фигурой. ; но надо ревновать о чести — вечном достоянии, которое ведет по пути славы и пишется на скрижалях. Вторые же еще упорнее доказывали, что надо думать прежде всего о жизни, ради которой заводят потомство, собирают имущество, поддерживают величие дома; и поскольку честь есть людское мнение о добродетелях, то потеря дочери по некоему удару судьбы не поставит под сомнение добродетель отца и не запятнает честь дома.