Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

В эту самую минуту пришел орк поглядеть на свой сад — и, зазнобив ноги, поскольку в саду было сыро, пукнул с такой силой и с таким страшным шумом, что Фиалка от неожиданности испугалась и вскрикнула: «Ой, маменька, помоги мне!»

Орк обернулся и, увидев прекрасную девушку, вспомнил, как слышал от неких студентов, что в Испании лошади беременеют от ветра; и подумал, что это ветер от его пука осеменил одно из деревьев в саду, и вот из него вышло такое прелестное создание. Обняв ее с великой любовью, он сказал: «Дочурка, доченька моя, часть моего тела, дыханье души моей! И кто бы мог подумать, что случайное дуновенье могло дать форму столь прекрасному личику! Кто сказал бы когда, что воздействие холода способно породить такое пламя Амура!» С этими и другими словами, полными нежности и тепла, он отвел ее к трем феям, поручив им заботиться о ней и кормить самыми свежими фруктами из сада.

А принц, не видя своей Фиалки, не имея о ней никаких вестей, ни старых, ни новых, впал в такое отчаяние, что от плача на глазах у него вылезла грыжа, лицо посинело, как у мертвеца, губы стали как пепел, и не принимал он ни пищи, чтоб укрепить тело, ни сна, чтобы найти покой. Расспрашивая повсюду и обещая награды, он долго разыскивал ее по всей округе, пока наконец узнал, где она живет.

И, позвав орка, сказал ему, что сильно заболел (как можно было понять и по его виду), и если орк окажет ему милость, пустив в свой сад на один день и одну ночь, и предоставит комнату для ночлега — этого будет ему достаточно для поправки здоровья.

Орк, будучи вассалом его отца, не мог отказать в такой небольшой услуге и рад был предложить, если будет мало одной, хоть все свои комнаты, а заодно и жизнь свою. Но принц, поблагодарив его, попросил только об одной комнате, которая, по счастливой случайности, оказалась рядом с комнатой самого орка, что спал на одном ложе с Фиалкой, храня ее как родную дочь.

И — когда Ночь вышла играть в «повесь-ка занавеску» [188] «Повесь-ка занавеску» — детская игра. со звездами — принц, видя, что дверь в спальню орка открыта (так как было лето, и место было безопасным, а орк любил свежий воздух), итак, видя это, принц тихо-тихо вошел и, дотронувшись до Фиалки, два раза ее ущипнул. И Фиалка, проснувшись, стала жаловаться: «Ой, тятенька, сколько блох!» Орк пустил девушку перейти на другую кровать, и принц в темноте продолжал щипать Фиалку, а она все так же вскрикивать. Орк давал ей то новый тюфяк, то свежую простыню, и вся ночь прошла в этой возне — пока Заря не принесла весть, что Солнце нашлось живым, и со всего неба стали убирать траурные завесы.

Как только день осветил комнаты, принц увидел девушку стоящей в дверях дома и сказал ей, как всегда: «Здравствуй, здравствуй, Фиалка!» И когда Фиалка отозвалась: «Здравствуй, сын короля! Я умею побольше тебя», принц тут же вставил: «Ой, тятенька, сколько блох!» Тут Фиалка поняла, что ночные укусы были забавой принца и, отправившись к феям, рассказала им про эту выходку.

— «Ах, если так, — сказали феи, — то мы с пиратами поступаем как с пиратами и со всеми негодяями обходимся по морскому закону. И если этот пес укусил тебя, мы с него спустим шкуру: он тебе сделал раз, а мы ему — полтора. Попроси у орка подарить тебе пару пантофлей [189] Пантофли — мягкие тапочки. с колокольчиками и потом предоставь дело нам, а мы этому парню отплатим доброй монетой!»

Фиалка, желая быть отмщенной, в тот же день выпросила у орка пантофли с колокольчиками. И — дождавшись, пока Небо, как генуэзская женщина, завесило лицо черной тафтой, — все вчетвером они отправились в дом, где спал принц, и тут феи вместе с Фиалкой сделались невидимками и вошли в комнату принца. Как только он смежил глаза, феи устроили жуткую суматоху, а Фиалка скакала по полу в пантофлях с колокольчиками, так что от топота, грохота и звона принц вскочил в холодном поту и в ужасе закричал: «Маменька, маменька, помоги мне!» Проделав так раза три или четыре, они убежали.

Принц, поутру приняв лимонного сока и отвар из семян от страха, вышел прогуляться по саду, не терпя ни минуты, чтобы скорее увидеть свою Фиалку, что теперь была у него в голове вместо всех мыслей. Увидев ее в дверях, принц сказал: «Здравствуй, здравствуй, Фиалка!» — а Фиалка в ответ: «Здравствуй, сын короля! Я умею побольше тебя». А принц свое: «Ой, тятенька, сколько блох!» — а она ему: «Маменька, маменька, помоги мне!»

Услыхав это, принц сказал: «Ох и побила ты меня, ох и потопила. Надо сдаваться, коль ты победила. И теперь, поистине познав, что ты умеешь больше меня, я без колебаний хочу взять тебя в жены». Призвали орка, и принц попросил у него Фиалку; но тот не хотел совать пятерню в чужую копну, узнав тем же утром, что Фиалка — дочь Коланьелло, а он обманулся задними глазами, подумав, что сие душистое виденье было зловонного зефира порожденье. Тут подали весть и отцу о доброй судьбе, уготованной его дочери; и с великим весельем совершили брачное торжество, подтвердив верность изречения:

красная девица в дому не засидится.

Кальюзо по содействию кошки, доставшейся ему от отца, становится богатым господином; но когда выказывает себя неблагодарным, кошка обличает его низость

Трудно описать, как обрадовались все, слыша о счастье Фиалки, которая своей рассудительностью сумела устроить себе такую добрую судьбу, вопреки завистливым лапам сестер, которые, враждуя против своей единокровной, делали ей подножки, чтобы она сломала себе шею. Но пришло время и Толле платить свой налог, вынимая изо рта золотые монеты слов, и вот как она расплатилась:

Неблагодарность, господа, — заржавленный гвоздь, который, если забить его в дерево щедрости, способен его засушить; это разбитая сточная труба, подмывающая фундаменты сочувствия; это сажа, что, падая в кастрюлю дружбы, портит запах и вкус, как видится и доказывается всем опытом и как увидите вы сейчас из моего краткого рассказа.

Жил некогда в моем родном городе Неаполе один нищий-пренищий старик по фамилии Кальюзо, забитый, убогий, сморщенный, ссохшийся, лысый, и совсем без ничего, что могла бы нашарить рука на дне у кошелька, бродивший по улицам голый как вошь. И когда пришла ему пора выпростать мешки жизни, призвал он к себе двух своих сыновей, Орациелло и Пиппо, и говорит: «Вот меня уже и вызывают по списку должников Природы; и поверьте, если вы христиане, что рад был бы я и сам поскорее выбраться из этого Мантраккьо бедствий [190] Район Мантраккьо, прилегавший к причалам неаполитанского порта, имел дурную славу из-за преступности и антисанитарии. Общую мрачную картину довершала скотобойня, отходы которой сбрасывались тут же в море. Игра слов: Mantracchio — mantrullo (свинарник; оба слова восходят к греч. μαντδρα — ограда, стойло, хлев). , из этого свинарника страданий, если бы не оставлял вас на дне разорения, нищими, как побирушки у Святой Клары или на развилке в Мелито [191] Церковь Святой Клары Ассизской (Санта Кьяра) — один из центральных храмов Неаполя. Площадка перед ним со средневековья и до сих пор является местом скопления нищих и бездомных; некоторые из них живут здесь, на мостовой, круглый год; Мелито — небольшой городок близ Неаполя, через который проходили несколько торговых дорог. , без единого стертого гроша, голыми, как тазик брадобрея, прозрачными, как родниковая струя, тощими, как терновая колючка, и меньше у вас именья, чем у мухи на лапках, и, хоть сто миль пройдете, никто вам и денежки не подаст; ибо там судьбу мою писали, где три кобеля насрали; и вся моя жизнь такая, что как меня видишь, так и запишешь, хоть и крестил я рот на каждый зевок [192] Обычай крестить рот, когда зеваешь, — греческий, перешедший и в Россию. Бытовало поверье, что зевать человека побуждает бес, который может при этом войти в него. Старый Кальюзо говорит, что крестил рот, чтобы избавиться от козней сатаны, но злая доля, несмотря на это, преследовала его повсюду. . И под конец желаю оставить вам хоть знак любви моей. И раз уж ты, Орациелло, первенец мой, то бери это сито, будешь с ним добра наживать; а раз ты, Пиппо, поскребыш, то вот эту кошку забирай да чаще батюшку вспоминай». После этих слов он заплакал и спустя малое время сказал: «Прощайте, детки, счастливо оставаться».