Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

Старуха, уговорившись с ним за другие сто дукатов, услужила ему на славу — о, несчастен, кто впускает в дом таких вонючих мерзавок, что, будто продавая румяна, выдубят в сафьяновую кожу и честь, и самую жизнь! И вот, когда старуха сделала свое доброе дело, все во дворце свалились в такой невероятный сон, точно зарезанные. Одна Тростинка осталась с открытыми глазами и, слыша, как снаружи ломают двери, закричала так, будто ее жарили на костре, но не находилось никого, кто поспешил бы на зов. Наконец Фьораванте, повалив на пол последнюю дверь, вошел в комнату и стащил Тростинку с ложа вместе с постелью, чтобы вынести вон из дворца.

Но в этот миг, как угодно было ее жребию, выпал из постели колдовской листок, вложенный старухой. И взвилась пыль, и пробудился весь дом; и на крики Тростинки сбежались все, даже собаки с кошками; дружно бросившись на злодея, они разорвали его на мелкие кусочки. Так, схваченный в том самом капкане, который приготовил он для горемычной Тростинки, Фьораванте подтвердил на свою беду, что

хуже конца не бывает,

чем кто, своим мечом убит, погибает.

Пента с негодованием отказывается выйти замуж за брата и, отрезав себе руки, отдает их ему в приданое; он, заключив ее в гроб, бросает в море, а когда гроб пристает к берегу, его уносит к себе домой рыбак, ревнивая жена которого снова выбрасывает Пенту в море; найденная неким королем, Пента выходит за него замуж. однако из-за происков все той же лукавой женщины она изгоняется из королевства, и наконец после долгих невзгод ее находят и муж, и брат, и все остаются в радости и довольстве

Выслушав рассказ Цецы, все в один голос подтвердили, что Тростинке досталось поделом, а надо было бы и больше, за то, что искала от яйца шерсти. Но все были рады ее избавлению от бед, подмечая, что после того, как она воротила нос от всех мужчин, словно от вони, пришлось ей довериться золотарю, чтобы избавиться от столь безмерных мытарств. Но тут князь сделал знак Чекке выпустить на волю свою историю; и она не замедлила начать так:

В невзгодах испытуется доблесть; светильник добродетели ярче сияет там, где больше сгущается тьма. От трудностей рождаются заслуги, за заслугами следуют почести. Достойна триумфа не та, что стоит, уставив руки в бедра, но та, что без устали мешает поварешкой [288] Соединение в одной фразе «триумфа» с кухонной лексикой чрезвычайно характерно для стиля нашего автора. . Такова была и сестра короля Прета Секка, которая с кровавым потом, претерпевая смертельные опасности, воздвигла себе дом счастья, и о чьей судьбе мне пришло на ум вам рассказать.

Когда король Прета Секка [289] Сухой Камень. овдовел и остриг волосы в знак траура, вложил ему бес в черепушку взять вместо жены свою родную сестру. Призвал он ее к себе наедине и говорит: «Сестра моя, рассудительному человеку не годится упускать добро из дому; а кроме того, не знаешь, как может выйти, когда чужой человек в дому ногу поставит. Так что, хорошенько поразмыслив об этом деле, я надумал взять тебя в жены. Ты мне во всем близка по духу, и я знаю тебя всю, какова ты есть. Надеюсь, ты будешь только рада этому союзу бриллианта и золота, этому соглашению о монопольной торговле, этому объединению наших усилий, этому рецепту лекарственной смеси; и мы вместе, ты и я, заживем вполне счастливо».

Пента, услышав этот скачок на квинту, стала будто вне себя, и лицо ее потеряло один цвет и приобрело другой, ибо она никогда не могла подумать, что ее брат способен на такие выходки и что ему придет на ум одарить ее парой своих протухших яиц, притом что сам он явно нуждается в сотне свежих [290] Документы и народная память свидетельствуют, что в неаполитанской больнице для душевнобольных, основанной в 1519 г., больных из простонародья пользовали следующим образом: заставляли до полного изнеможения поднимать воду из глубокого колодца, потом давали съесть сотню яиц для укрепления нервных центров, а венчала процедуру лечения порка. Успешно применявший эту методику в первой половине XVII в. доктор Джорджо Каттанео остался в памяти потомков как Mastro dei matti (Мастер по дуракам). . Долго оставаясь безгласной и думая, как она должна ответить на столь наглое и безрассудное требование, наконец она, разгрузив осла терпения, сказала:

— Если вы лишились рассудка, я еще не потеряла стыд. Дивлюсь вам, как вы такие слова изо рта выпустили. Ибо если это шутка, то ослиная, а если всерьез, то козлом воняет! Горе вашему языку, что повернулся высказать такую срамоту, и горе моим ушам, что ее слушают. Мне — стать вашей женой? Да в каком месте у вас мозги? С каких пор в нашем доме творятся козлиные дела? С каких пор от вашего котелка воняет гнилью? Что за скверные смеси? Мы с вами в лесу живем или вместе на лугу пасемся? Я вам сестра или головка копченого сыра? Поставьте голову на место, ради вашего же блага, и пусть больше ни одно подобное слово не выскользнет из ваших уст, а иначе сделаю такое, чему не поверите! Если только вы решитесь не считать меня более за сестру, я тоже перестану почитать вас тем, кем вы мне доводитесь!

С этими словами она убежала к себе в комнату, закрывшись изнутри, а незадачливый король остался с лицом того, кто получил по шарам киянкой, пристыженный, как мальчик, что разбил стакан, смущенный, как служанка, прячущая мясо от кошки. Пента не показывалась ему на глаза больше месяца; но потом, вновь вызванная для уплаты налога неистовому братнему желанию, захотела узнать, что именно в ней внушило ему такой каприз. Выйдя из комнаты, она обратилась к королю: «Брат мой, я всю себя оглядела и переглядела перед зеркалом вдоль и поперек, но не смогла найти в своей персоне ничего заслуживающего вашей любви; ибо не столь я аппетитный кусочек, чтобы соблазнять честной народ».

И король отвечал: «Моя Пента, ты прекрасна и совершенна с головы до пяток, но больше всего остального меня сводят с ума твои руки. О руки — вилки, вытягивающие кишки из кастрюли моей утробы! О руки — крюки, поднимающие ведро души из колодца этой жизни! О руки — тиски, сжимающие мой дух, пока Любовь дерет его своим напильником! О руки, прекрасные руки — половники, разливающие наслаждения, клещи, рвущие из сердца вожделения, лопаты, загребающие угли в печи, где кипит мое сердце!»

Он хотел продолжать, но Пента ответила: «Хорошо, я вас поняла. Подождите немного здесь, не сходя с места; сейчас я вернусь!» Войдя к себе в комнату, она велела позвать раба, у которого было маловато мозгов в голове, вручила ему острый ножище и добрые деньжищи и говорит: «Али, дорогой, отрезай моя оба рука: моя хотеть хороший штука секретный сделать, хотеть кожа белый-белый быть!» [291] В оригинале фраза дана на языке «твоя моя не понимай». Подразумевается, что раб — пленный турок, араб или бербер. Раб, думая, что делает госпоже приятное, в два маха отхватил ей начисто обе руки. Она велела положить их в фаянсовое блюдо и послала братцу, накрыв шелковой салфеткой, с пожеланием наслаждаться тем, чего он так вожделел, пребывать в добром здравии и иметь наследника трону.