Асорин - Асорин. Избранные произведения

А вот стихи Хосе Эспронседы в его «Стихотворениях» (Мадрид, 1840) под названием «Ночью»:

Энрике де Меса в своей прелестной книжечке «Тишина в картезианском монастыре» (Мадрид, года нет, но это год 1916-й) в стихотворении с названием «Звук колоколов» пишет:

Писатели поколения 98 года любили Кастилию, ее старинные города и сельские местности. Страсть описания пейзажей перешла из Кастилии в Левант, в Андалусию и Край Басков. Впервые Испания увидела себя в истинном своем облике. Разрешите же одному из писателей этой группы, исчеркав лихорадочно быстрым карандашом свою тетрадочку, присесть на обочине извилистой тропы, одной из так называемых «старых» дорог, и сорвать желтый, голубой или алый цветочек, украшение здешних мест.

Сходим на рынок. Перо на бумаге начало дрожать. Требуется отдых. Мы работаем с рассвета. Мысли куда-то улетучились, зато в недрах сознания, видимо, пробилось желание того, в чем мы нуждаемся. Рынок доставляет взору приятную пищу. Здесь нас ждет гармония ярких красок. Мы сразу оказываемся в густой толпе, наш слух оглушают выкрики торговцев. Со всех сторон нас горячо подзывают, и мы улыбаемся. В Париже я каждый день ходил за покупками на маленький рынок Терн. Здесь я ничего не покупаю. В Париже иногда, удовольствия ради, я ходил на рынок на улице Сент-Антуан, самый типичный для этого огромного города. Бывают рынки крытые, в зданиях, построенных ex professo [84] Зд.: специально ( лат. ). , а есть и такие, которые расположились, раскинулись вдоль улиц всевозможными лотками, ларьками, навесами. Именно такие рынки, привольные, под открытым небом, нам по душе.

Будем идти не спеша. Осмотрим все спокойно и по порядку. Во-первых, пряности, то есть шафран, перец, гвоздику, чебрец, едкий тмин, чеснок. Без пряностей ничего не сготовишь. Пусть у нас будут и нежная телятина и свежая зелень. Без пряностей они никуда не годятся. Писатель пишет прозу, проза у него правильная, чистая, но она ничего не стоит без приправы остроумия, без счастливой интуиции, без иронии, презрения или сарказма. Наряду со специями для писательской кухни требуются еще кое-какие орудия. На рынках тоже есть ларьки с таким товаром. Мы здесь увидим треножники, шумовки, бутыли для оливкового масла, сита, мехи. В Мадриде действуют две фабрики ветров, я хочу сказать, мехов: одна на улице Кучильерос, другая на Кава-Баха. И это говорит о том, что, к счастью, еще есть немало кухонь, где готовят на углях или на дровах, а не на газе или электричестве. Лакомки знают: самая вкусная еда та, которая готовилась в глиняном сосуде на медленно горящих дровах. И с позволения этих господ, я разумею господ гурманов, некий валенсиец, пишущий эти строки, еще добавил бы, что нет ничего вкуснее риса, сваренного таким образом — дрова, медленный огонь, — который ешь деревянной ложкой.

Перцы и помидоры дают нам красный цвет. Редиска — кармин. Капуста — белый цвет. Красная капуста и баклажаны — фиолетовый. Тыква — желтый. Испанские овощи восхитительны. Идем дальше между лотков с овощами, пробираясь через толпу. Да, мы позабыли о полезнейшем шпинате, и очень сожалеем. Нет лучшей пищи для людей, ведущих сидячий образ жизни. Ведь мы, писатели, большую часть дня проводим сидя, с книгой или с пером в руке.

А выкрики и остроты продавцов? Французский рынок — это сборище молчаливых монахов-картезианцев. Никто не шумит. Шумные возгласы испанского рынка приводят нас в смятение. Покупателя зазывают с величайшей страстью. Оглушают преувеличенными похвалами своему товару: перцам, помидорам или капусте. Громогласно отстаивают свою цену, когда покупатель пробует поторговаться. Вся улица галдит, кричит. И в этом людском водовороте, среди несмолкающего шума, мы невольно перестаем думать о том, о чем думали. Мы сбежали из тюрьмы — из своего рабочего кабинета, — но зато теперь оказались как бы на цепи. Мы хотели отдохнуть, а продолжаем мысленно кружить вокруг своей темы. И в общем-то, сами того не желая, мы достигли своей цели. Когда мы не работаем, тогда-то мы и работаем. После посещения рынка, после этого часа, когда мы отвлеклись от своей персоны, наслаждаясь яркими красками, к нам возвращаются силы. И теперь наше перо на листке бумаги уже не дрожит и не колеблется.

Наш кружок не мог оставаться бездеятельным, видя прискорбную действительность испанской жизни. Надо было активно вмешиваться. В воздухе носилась идея возрождения Испании. Это течение, вдохновляемое мыслями об обновлении, возникло не вследствие катастрофы с колониями. Она лишь оживила его. Благородное это стремление родилось давно. Ховельянос, например, был одним из его предшественников. Доктринеров и теоретиков у нас было хоть отбавляй. Одни писали хладнокровно, другие, вроде Хоакина Косты, впадали в экзальтацию и упивались выспренними речами. Тут можно было бы назвать книги самого Косты, Масиаса Пикавеа, Дамиана Исерна, Лукаса Мальяды. Книга последнего, кстати выдающегося геолога, полна глубокого пессимизма. Однако пессимизм — это источник энергии и упорного труда. Мы видим уродливую, мрачную действительность, и в этот тяжкий час для того, что нами любимо, мы жаждем спасти все дорогое нашему сердцу и обеспечить ему спокойную, счастливую жизнь. Будь мы оптимистами, мы перестали бы ездить по свету. Раз все обстоит хорошо, зачем искать, зачем трудиться, чтобы что-то улучшить. «Лучшее — враг хорошего», — гласит поговорка. Обвиняя нашу группу в пессимизме — в бесплодном пессимизме, — совершают умышленный или неумышленный подлог. Пессимистическое отношение к настоящему переносят на будущее с такой же легкостью и ловкостью, с какими орудует фокусник. А дело обстоит вовсе не так: мы с грустью смотрим на настоящее, но преисполнены надежды, твердой надежды на будущее.

«Трое» — это были Рамиро де Маэсту, Пио Бароха и я. Нас так и звали: «Трое». Так мы фигурировали в статьях периодики, так представлялись, когда у нас брали интервью. Мы трое были ядром литературной группы, собиравшейся положить начало общественной акции. Первоначальная группировка распалась, тогда другую группу возглавили Рамон дель Валье-Инклан и Хасинто Бенавенте.

Что же мы собирались делать? Какова была наша программа? Мы опубликовали манифест. Я его уж не помню. Наверно, мы в нем восхваляли и пропагандировали улучшение водной сети и аграрные реформы. Книга Мальяды, хотя и написанная признанным авторитетом в делах землеустройства, казалась нам чрезвычайно пессимистической. Нет, земля Испании способна на большее. Она не обречена по своей геологии и климату быть в преобладающей своей части неплодородной in aeternum [85] Навеки ( лат. ). . Нам предложил помощь Мигель де Унамуно. В том опубликованном манифесте должна была фигурировать такая фраза: «Долг интеллектуальной молодежи невзирая ни на что посвятить свою энергию тому, чтобы дать начало плодотворной общественной акции с практическими результатами». В адресованном мне письме, помеченном 14 марта 1897 года, Унамуно привел выделенные курсивом слова; однако вместо «невзирая ни на что» он написал «невзирая ни на какие разногласия». Свое исправление он мотивировал так: «Напечатанное в листке „невзирая ни на что“ — не годится: это невозможно, ибо как бы призывает не взирать и на саму предпринимаемую акцию». Дальше он, правда с оговорками, обещал нам свое содействие. Привожу его слова: