Анджей Струг - Новеллы и повести

Трудные времена, трудная работа. Наши люди должны обладать дьявольской выдержкой. Сейчас не время для высоких полетов, для стремительного бега. Что делать среди нас человеку, не терпящему промедления, с пламенной душой? Как выглядел бы на фоне нашей кропотливой работы гениальный ум, стремящийся к великим подвигам? Долго бы не выдержал, задохся бы в такой атмосфере. В наше время требуются люди особой породы, борцы иного склада. Вероятно, они не могут служить идеалом для будущего и даже для современного человека, однако идеально соответствуют условиям и нуждам нашего движения. Никто не мечтает у нас о грандиозных планах, не обольщается, что дело решится быстро. В самом начале, когда был еще «Пролетариат», всем нам казалось, что через несколько лет начнется большое, массовое движение, скоро поднимется огромная революционная волна. Да, да, и после того страшного разгрома наши люди, уходившие на долгую каторгу, еще верили, что революция их освободит. Нет, дорогие товарищи, вы отсидите свое, отбудете наказание полностью! Мы были романтиками, слишком преувеличивали свои возможности. Берись за такое дело, которое тебе по плечу — девиз прекрасен, однако в наше тяжелое время нужна иная мудрость. Нынешние люди — практичные, уравновешенные и, в основном, похожи друг на друга. Иногда вдруг, выскочит какой-нибудь юнец, предложит что-то необычайное, настаивает на своем, думает, что совершит чудо. Старых он обвиняет в бессилии и отсутствии веры, начинает бунтовать наконец, если не сядет в тюрьму или не бросит все, успокаивается, впрягает шею в ярмо и пашет, как все: изо дня в день, от межи к меже, неустанно, словно вол.

Наши люди должны быть крепкими, как камень, и терпеливыми, как вода, долбящая его по капле. Это просто, так просто, даже страх берет. Поэтому и кажется, что мы как бы пожизненно обречены на тяжелый и однообразный труд. Все время топчемся на месте, все время работаем, а вроде ни с места. Скромны наши достижения, и мы не имеем права многого желать, нельзя нам ускорить шаг. Мы уже освоились с нашей работой и знаем наперед: завтра, через месяц и через год будем делать то же, что и сегодня. Десять лет назад в Варшаве было несколько рабочих кружков и сейчас их не больше. Зачем и для чего люди работали столько лет, жертвовали собой, попадали в тюрьмы, страдали? Я задаю этот вопрос для красного словца, потому что, как и Маркс, все мы верим: наша работа не пропадет. Отдельные действия каждого концентрируются и скапливаются в одну большую силу, которая когда-нибудь проявит себя. Это тоже понятно и просто. Однако те, кто живет сейчас, не могут сразу и легко приспособиться к однообразной, порою утомительно однообразной работе. Ведь к нам приходят люди энергичные, не какие-то растяпы. В наших жилах течет горячая кровь: у нас есть и стремление к высоким целям и готовность совершить подвиг. Вместо этого наши люди изматываются; пропадают большие таланты, мельчают великие души. Кто знает, может быть, поэтому все так стремятся за границу? Кто знает, может, поэтому все так яростно ссорятся по любому поводу, часто из-за пустяка — просто чтобы как-то расшевелиться, разрядить темперамент. Пропадает, рассеивается масса энергии. Не каждый может быть таким, как Конрад, который спокоен, уверен и сосредоточен. Он умеет держать себя в руках, умеет тянуть свое ярмо и делать только то, что нужно. Он смотрит вперед, его надолго хватит, и он дождется, наверняка дождется своего часа и широко, свободно расправит крылья. Другие пропадут или станут честными ремесленниками, он же сохранит все, чем наградила его судьба, и прославится; я глубоко верю в то, что он прославится и войдет в историю. Мне понятен его странный, проницательный и устремленный вдаль взгляд, когда он повторяет свои любимые слова: наша роль — это быть, выдержать, пережить.

Ему вторит Хелена. Он, вероятно, поддержит ее, а возможно, переделает, перестроит и поможет ей как-нибудь дотянуть до этих лучших времен. Я не раз думал: жаль тебя, чудесная девушка, жаль твоих порывов, твоего горячего сердца, нежнейшей души! Тебе нужно было родиться не сейчас, а позже, в момент великой борьбы, чтобы вдохновлять борющихся и быть для них отрадой в последнюю минуту! Для прекрасной жертвы предназначила тебя судьба. А среди нас тесно тебе, грустно и пусто. Ты еще слишком молода, ты еще этого не знаешь, не понимаешь себя — и к лучшему… Рано или поздно настанет минута прозрения. Ты изменишься, перестанешь быть сама собой, люди научат тебя быть уравновешенной и спокойной, жизнь отнимет все, что придает тебе очарование и силу. Ты станешь полезной и разумной, рассудительной и точной и все выдержишь для пользы дела. Но ты уже будешь иным человеком, и мне жаль, так жаль…

Несмотря на мои твердые принципы и вполне определенное мировоззрение, я все же не выдержал и вышел из игры.

Так получилось. Меня не остановили бы ни самая тяжелая работа, ни разочарование, не сломила бы тюрьма. Но то, что у нас сейчас творится, превосходит все и ни с чем не сравнимо. Кажется, пробил последний час всей нашей работе и всему нашему движению.

Ибо если вчерашние друзья и старые товарищи считают друг друга изменниками и не подают руки на собраниях…

Сейчас не может быть и речи об общих собраниях. Отношения установились официальные, но и они, впрочем, ограничиваются обменом оскорбительных, полных яда обращений и статей, которые невозможно читать.

Мне кажется, что все рухнуло и уже никогда не восстановится.

Недавно у меня ночевал маленький лысый товарищ. Около одиннадцати, до того, как закрыли ворота, пришел Грабаж. Маленький товарищ (он уже лежал) отвернулся к стене. Грабаж обратился прямо ко мне и громко спросил, можно ли ему сегодня переночевать. Я сказал ему: диван занят, разве не видно.

— Нет, товарищ, диван не занят. На сегодня занял его я, и никто из наших сюда не мог прийти. Повторяю вам, диван свободен.

— Вы с ума сошли! Грабаж, что за комедия?

— Это вы устраиваете комедию! Ваша квартира — для партии, а между тем вы тут самоуправствуете и приглашаете всяких…

— Ну, ну, Грабаж, только без глупостей!

— Это вы глупы, если не понимаете самых простых вещей. Может, вы уже перешли к ним? В таком случае поздравляю вас и ухожу. Но вы злоупотребили нашим доверием. Честный человек заявляет об этом открыто и не вводит в заблуждение серьезную партийную организацию.

Маленький товарищ при этих словах громко расхохотался и произнес, не поворачиваясь:

— Ха-ха-ха, серьезная партийная организация! Ха-ха-ха!

Грабаж бросился к нему и закричал, стиснув кулаки:

— Я не с вами разговариваю! Понимаете! Не с вами и вам подобными!

— Я тоже не к вам обращаюсь. Я говорю сам с собой. Прошу меня не трогать!