Дэвид Марксон - Любовница Витгенштейна

Хотя, конечно, мне следовало сказать не «говорил», а «писал».

Что бы мне хотелось предложить в качестве клички для вашей собаки, так это замечательное классическое имя Аргус из «Одиссеи» Гомера, — вот что было написано по-английски на открытке от Мартина Хайдеггера.

Какое-то время я была весьма раздосадована Мартином Хайдеггером.

Ну и ну.

Даже хотя я наконец осознала, что у философов, несомненно, есть более важные вещи на уме, чем клички для чужих домашних животных.

Ах, ну вот сидишь тут и размышляешь о таких важных вещах, как Dasein, — наверняка говорил себе Мартин Хайдеггер, — а этот человек из Америки просит придумать кличку для какого-то дурацкого питомца.

Так что в конечном счете Мартин Хайдеггер все же поступил весьма великодушно, найдя время для ответа, несмотря на допущенную им ошибку.

И даже несмотря на то, что прошло почти семь месяцев, прежде чем открытка вернулась.

Но именно этим, вполне возможно, и объяснялась ошибка Мартина Хайдеггера, если вдуматься.

Имеется в виду, что, быть может, Мартин Хайдеггер все это время трудился над одной из своих книг.

Весьма вероятно, что книга, которую он с таким усердием писал, была одной из тех самых книг в картонной коробке в подвале этого дома, и это лишь подтверждает, как поразительно тесен мир.

Но, так или иначе, лишь закончив писать свою книгу, Мартин Хайдеггер смог вновь найти мое письмо.

Или, скорее, что он нашел, так это лишь открытку, ведь он, несомненно, выбросил письмо, как только прочел его.

Разумеется, ничуть не сомневаясь, что вспомнит, что он собирался написать на открытке.

Ну, и, будучи знаменитым философом, он тем более не сомневался, что вспомнит разницу между котом и собакой, это уж точно.

Разве что, если как следует подумать, возможно, есть небольшая вероятность, что Мартин Хайдеггер все-таки не ошибся?

Оговорюсь, что это не сразу пришло мне в голову. Но все же, разве Мартин Хайдеггер не мог быть в курсе всей этой истории о Рембрандте и его коте?

И разве Сьюзан Зонтаг, диктуя мое письмо, не могла отметить, что я сама являюсь художницей?

Разумеется, если вы пишете совершенно незнакомым людям, то в любом случае следует проявить вежливость и представиться.

Поэтому, скорее всего, Мартин Хайдеггер думал примерно так: ах, ну ладно, скажу-ка я этой художнице из Сохо, чтобы назвала своего питомца так же, как Рембрандт назвал своего.

И из этого, разумеется, следует, что требуется совершенно другое объяснение, почему Мартин Хайдеггер все же написал слово «собака», а не «кошка».

Совершенно другое объяснение, очевидно, заключается в том, что английский язык Мартина Хайдеггера в действительности вряд ли был таким впечатляющим, как казалось.

Тем не менее в итоге мне почти жаль, что я так и не написала Мартину Хайдеггеру снова, чтобы поблагодарить его.

Ну и, кроме того, мне определенно было бы приятно сказать этому человеку, как я обожаю его предложение о несущественных недоразумениях, которые время от времени становятся основополагающим настроением существования.

Если только, как я уже говорила, это предложение не написал Фридрих Ницше.

Или Сёрен Кьеркегор.

И даже пусть я давно придумала коту совсем другое имя, разумеется.

Хм.

Вот только после всех этих разговоров я вдруг не могу вспомнить, какое имя я ему придумала.

Несомненно, это лишь потому, что я говорила о столь многих других котах.

Даже не считая кота Рембрандта, есть, например, кот, которого Медея отдала Елене, и есть кот, которого я видела в Колизее, а еще есть кот, который шуршит за моим окном.

Ну и потом есть все те кошки, которые остерегались бы ходить на свалку из-за множества кормящихся там чаек, и есть кот, которого когда-то нарисовал Таддео Гадди и затем называл его рыжим, пока Джотто не объяснил ему, что это цвет жженой сиены.

О чем Феофан Грек прежде рассказал Джотто.

Я полагаю, что кошки могли так или иначе упоминаться в связи с такими людьми, как сестра Хуана Инес де ла Крус, и Людвиг Витгенштейн, и Анна Каренина.

С другой стороны, я могу ошибаться насчет сестры Хуаны Инес де ла Крус, ведь я не знаю, разрешалось ли людям, жившим в обители, держать кошек.

Я предполагаю, что сестра Иоанна Инес Крестная жила в обители.

Но это значит, что у св. Терезы тоже не было кошки в Толедо.

Ну и теперь я также понимаю, что заблуждалась насчет Людвига Витгенштейна, так как любой кот Витгенштейна был бы столь же осторожен по отношению к его ручной чайке, как и все те другие кошки к чайкам на свалке.

Или, по крайней мере, так было бы в период пребывания Витгенштейна в заливе Голуэй.

Залив Голуэй.

Andrea senza errori.

С другой стороны, это не значит, что у Витгенштейна не могло быть кота задолго до того, например, когда он косил газоны при монастыре.

Разве что в монастырях действовали те же правила, что и в обителях.

В этом случае св. Иоанн Крестный все-таки тоже не мог бы иметь кота.

Однако Ян Стен владел пивоварней, на которой кот, возможно, был.

Бог знает, почему об этом мне напомнило то, что я написала о монастыре, хотя я все равно рада, что подумала об этом, поскольку долгое время считала, будто совсем ничего не знаю о Яне Стене.

Хотя сейчас я также вспоминаю, что однажды Фра Филиппо Липпи сбежал с монахиней, если это как-то с чем-либо связано.

Ну, возможно, это связано с тем, что если раньше монахине было запрещено иметь кошку, то теперь она могла ее завести.

Кошку Анны Карениной переехал поезд, если я правильно помню.

Я все еще немного расстроена тем, что неоднократно думала, будто слушала «Четыре последние песни» Штрауса, тогда как в действительности я слушала «Бразильскую бахиану № 5».

Даже если я опять же не помню, была ли кошка рядом с фортепьяно Роберта и Клары Шуман в «Любовной песне».

Однако я только прямо сейчас осознала, что в этом доме вообще-то есть книги, написанные Жаком Леви-Строссом и Жаком Бартом.

Вот только теперь меня беспокоит то, почему столь многие люди могли с энтузиазмом относиться к инструкциям о поведении за столом или к путеводителю по Эйфелевой башне.

Хотя, возможно, я путаю его с путеводителем по птицам южного Коннектикута и Лонг-Айленда.

В любом случае в последнее время, когда я говорила о своем кувшине, мне следовало более откровенно называть его банкой.

Просто кувшин по звучанию больше похож на такой предмет, с которым люди ходят к ручью, только и всего.

Даже если я, хоть убейте, не имею ни малейшего представления о том, что именно из ранее сказанного мной теперь снова навело меня на мысль о Марине Цветаевой.

Тем более что это одна из самых печальных историй, которые я знаю.

Дело в том, что русские позволили такому замечательному поэту практически умереть с голоду, в полном одиночестве и в изгнании.