Мао Дунь - Избранное

Сунь Уян что-то писала. Увидев Фан Лоланя, она приветливо улыбнулась и убрала написанное. Но, заметив, что с его губ готовы сорваться слова и в глазах затаился вопрос, она тотчас отдала ему листок бумаги. Это были стихи:

— Тебе нравятся стихи? — спросила Сунь Уян. — Догадайся, кто их написал!

Она стояла за плечом Фан Лоланя, и дыхание ее касалось его шеи. Оно было едва ощутимым, но Фан Лоланю казалось сильным, словно ветер. Сердце его учащенно забилось.

— Сочинила их ты. Хорошие стихи! — ответил Фан Лолань, не осмеливаясь оглянуться назад.

— Ха-ха-ха… мне так не написать. Ты подумай, эти слова есть в сердце у каждого, но люди не умеют их высказать. Мне они нравятся, и ради удовольствия я переписываю их.

— Чудесные стихи! Но если их сочинила ты, они еще лучше! — проговорил Фан Лолань, по привычке усаживаясь на стул у окна.

В комнате было только одно небольшое окно, выходящее в огороженный со всех сторон садик, размер которого не превышал квадратного чжана [27] Чжан — мера длины, равная 3,33 метра. . За окном возвышался забор в пять-шесть чи, увитый цветами вьющейся розы. Поэтому лишь треть узкой длинной комнаты была освещена.

Сидя спиной к свету, Фан Лолань смотрел на стоявшую в полумраке Сунь Уян. Одетая в светлое платье, неподвижная, воздушная, словно фея, явившаяся во сне, она опьяняла своей красотой.

Ее обнаженная белоснежная шея и волнующаяся грудь были несколько соблазнительны, но все остальное в ней было так целомудренно, что заставляло отбросить всякие грязные мысли.

Фан Лолань вспомнил сплетни и окончательно убедился, что в них нет ни доли правды.

День ото дня он все больше восхищался Сунь Уян и решительно отвергал иные мнения. Чем лучше он узнавал эту женщину, тем обнаруживал в ней больше достоинств. Ему нравились ее живость и непосредственность. Нередко она на мгновение притихала, словно не в силах побороть печаль, и это совсем пленило Фан Лоланя. Разговаривая с Сунь Уян, он всегда испытывал в душе волнение, хотя и умел подавлять его.

Сознание своего долга перед семьей не позволяло ему сделать дальнейший шаг по пути сближения с этой женщиной. Поэтому он был убежден, что недовольство жены отнюдь не могло быть направлено против Сунь Уян.

Наталкиваясь на холодность жены и расстраиваясь, Фан Лолань невольно стремился найти утешение у Сунь Уян. Можно было подумать, что эта женщина стала самым близким ему человеком, но подобная мысль никогда у него не возникала. Он поступал так инстинктивно.

И если бы Фан Лолань сегодня остался в комнате Сунь Уян даже на целый час, то лишь для того, чтобы приятно поболтать.

Фан Лолань действительно задержался в гостях чересчур долго, и, когда он вышел от Сунь Уян, он почувствовал на себе подозрительные взгляды. Присутствующие в союзе были в большинстве мелкие служащие и обслуживающий персонал. Но зато следовало считаться с тем, что здесь находилась известная своей высоконравственностью Лю.

Фан Лолань мрачно возвратился домой и провел беспокойную ночь.

На следующий день он отправился в комитет партии, забыв о посещении Сунь Уян. Неожиданно с ним захотела поговорить Чжан и повела его в приемную. Он полагал, что потребовалось наедине обсудить дела женского отдела или какую-нибудь крутую общественную проблему, но первая же фраза Чжан, произнесенная, как только закрылась дверь, повергла его в изумление.

— Товарищ Фан, ты, вероятно, не слышал сплетню о себе?

Чжан увидела, как Фан Лолань изменился в лице, хотя и покачал головой.

— Этому слуху не стоит, конечно, придавать значения, — продолжала она. — В общем… о тебе и о Сунь Уян. Об этом говорят уже давно, но сегодня прибавилось нечто новое и очень неприятное. Утверждают, будто вчера днем ты с ней в ее комнате в женском союзе…

Чжан покраснела и замолчала, но твердо глядела на Фан Лоланя.

— Вчера после полудня в женском союзе я разговаривал с Сунь Уян о делах, и не произошло ничего недозволенного, — прямо и откровенно ответил Фан Лолань.

— Я тоже думаю, что вы просто беседовали, но слух есть слух, и ты, конечно, сам понимаешь, что сплетня может превратить ваш разговор в бог знает что. Я тоже не верю этому. Твои достоинства всем известны, товарищ Фан, и если бы клевета касалась только тебя, никто бы ей не поверил. Однако репутация Сунь Уян слишком запятнана, и поэтому слух приобретает видимость правды. Я знаю, что часто, когда на человека клевещут, он и не подозревает об этом. Поскольку клевещут на тебя, я передала тебе эту новость, чтобы ты был в курсе дела.

Фан Лолань в душе был благодарен Чжан за добрые побуждения, но в то же время не мог простить ей ее презрения к Сунь Уян. Из ее слов: «Однако репутация Сунь Уян слишком запятнана…» — следовало, что и она считает Сунь Уян бесстыдной женщиной. Фан Лолань рассердился и не выдержал, чтобы не заступиться за Сунь Уян.

— Сплетни о Сунь Уян доходили и до меня, но я им не верю. Я утверждаю, что люди, порочащие Сунь Уян, сами не отличаются добродетелями. У них не вышло то, чего они добивались, и они затаили злобу. Поэтому они клевещут на нее, чтобы испортить ей репутацию.

Это было сказано с таким возмущением, что Чжан даже испугалась, но затем понимающе рассмеялась, не сказав ничего.

Фан Лолань не заметил, что его слова произвели на собеседницу противоположное впечатление, и гневно продолжал:

— Я непременно должен найти источник клеветы! Ради Сунь Уян, а также ради самого себя.

— И ради Мэйли, — не удержавшись, добавила Чжан, — причина ее подавленности тоже в этом.

Так вот, оказывается, откуда дул ветер! Фан Лолань неожиданно повеселел: раскрылась причина мрачности жены. Но тут ему пришло в голову, что жена так была холодна с ним и не отвечала на неоднократные расспросы, а с Чжан и другими подругами, вероятно, уже не раз обо всем делилась. Такое пренебрежение и недоверие к нему, полное принижение его роли как мужа были абсолютно недопустимы. При этой мысли Фан Лолань разозлился. О, если бы можно было немедленно объясниться с женой!

Выйдя из приемной вместе с Чжан, Фан Лолань с трудом просмотрел несколько официальных бумаг и пошел домой. Он спешил поговорить с женой, разъяснить ей легковесность ее подозрений, или, вернее, заставить жену понять, как она ошибалась, пренебрегая мужем и не доверяя ему. Точнее говоря, Фан Лолань шел домой не просить прощения у жены, а обвинять ее.

Такие чувства владели Фан Лоланем, когда, придя домой, он встретился с женой. Госпожа Фан играла с сынишкой. Увидав мужа, возвратившегося неожиданно рано, и его хмурое лицо, она решила, что в партийном комитете опять возникли какие-то затруднения.